Проклятие Усердия. Том 1 (СИ) - Нетт Евгений
И — нет, эта пыточная травмоопасная «дорожка» была рождена не из влажных мечтаний о пути ниндзя, а из куда как более приземлённой нужды в проведении экспериментов, необходимых хотя бы для того, чтобы прощупать границы допустимого и не накосячить уже во время настоящих тренировок.
Виктор благодаря своей прошлой жизни знал о магии даже меньше освободившего тело реципиента, но его взгляд был свежим, принадлежавшим иному миру. А это, в свою очередь, позволило ему выдвинуть ряд предположений касательно формирования своего собственного подхода к грубому управлению маной, столь излюбленного последователями пути тела вроде сильнейших рыцарей, паладинов, чёрных клинков и ещё сотни разных орденов.
Едва закончив последнее упражнение в разминочном комплексе, направленном на «устранение проблемы» с верхней половиной тела, Виктор запрыгнул на первый пень, моментально поймав равновесие. Чуть-чуть мешали то и дело налетающие порывы ветра, но парень быстро к ним привык и сконцентрировался на своей мане, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не выйти за рамки допустимого проклятием контроля. Любая ошибка сейчас привела бы к тому, что Виктору пришлось бы тотчас возвращаться к тренировкам, и провести на полигоне ближайшие десять часов, так что в своих действиях он был аккуратен настолько, насколько это вообще было возможно.
Вот сердце маны начало биться всё быстрее и быстрее, а ток энергии в теле усилился втрое. Одновременно с тем из стоп в поверхность пенька устремились не ручьи, а полноценные потоки маны, исторгаемые почти бесконтрольно. Чудовищные затраты шокировали, но иного варианта не было, так что проклятый, скрепя сердце, терпел, изменяя своим принципам и гордости мага. Спустя какое-то время Виктор не теряя концентрации посмотрел под ноги и убедился в том, что его мана вытолкнула из древесины природную, из-за чего пень уже несколько секунд светился мягким синим светом, пульсирующим в такт сердцу маны третьего сына. Первый этап завершился успешно — подобного рода манипуляции проклятие не тревожили.
Следующим шагом должно было стать взятие исторгнутой из тела маны под контроль, но что-то пошло не так: в один миг пень страшно затрещал, и Виктор, ожидавший какой-то подляны, оттолкнулся, ловко перемахнув на соседнюю деревяшку. Стоило проклятому только это сделать, как его предыдущая точка опоры сдетонировала, обдав всё вокруг ворохом мягкой, словно долгое время пробывшей на дне реки трухи.
Виктор сплюнул прилипнувшие ко рту мокрые древесные хлопья, после чего смахнул со лба только выступившие капельки пота. Холодного пота, появившегося не от нагрузок, а от захлестнувшего проклятого страха.
— …ть! Что это за эффект? И к чему, что самое главное? — Недоумение вызвал не сам взрыв, а то, во что превратилась прекрасная сухая древесина, которую можно было и в строительстве дома использовать, будь пеньки потолще. — Стихийное преобразование? Невозможно вне тела. Особенный материал? Нужно будет проверить…
Так, разговаривая с самим собой, Виктор блуждал по пенькам, подсознательно испытывая глубокое удовлетворение от того, что за эти полгода он действительно стал крепче и быстрее. В противном случае пень взорвался бы под его ногами, а как прямая связь с источником чужеродной маны повлияла бы на сам взрыв сказать было сложно. Можно было и окончательно скончаться, оставив после себя лишь неаппетитные ошмётки и аккуратный кратер.
Только по прошествии десяти минут третий сын спохватился, обратив, наконец, внимание на свои ноги, которые до сих пор не начало жечь проклятым внутренним огнём. И на прогулку по торчащим из земли деревяшкам это списать было невозможно, ведь обычно на ноги приходилось до трети времени всей тренировки. Сейчас же они ощущались так, словно Виктор бегал никак не меньше часа. Правда, усталость тоже чувствовалась, так что панацеи не получилось: плоть, мышцы и кости выразили своё фи в ответ на поток маны, прошедший через них в обход используемых магами и волшебниками меридиан-каналов. Неудивительно, ведь проклятый приложил все усилия для того, чтобы этого добиться и уменьшить вероятность перехода проклятья в, так сказать, угнетающий режим.
— Ну, сука… День твоего наказания приближается! И не говори потом, что я не предупреждал! — Виктор воодушевлённо рассмеялся и погрозил кулаком небу, чуть ли не воочию себе представляя все те мучения, которые он обрушит на недалёкую женщину, в своём гневе не сумевшую принять истину: её сын проломил себе череп и скончался, а вселенец занял пустое тело. Радоваться надо, что кровь пойдёт дальше, а не ставить такие палки в колёса…
С силой опустив ногу на деревяшку, Виктор сосредоточился и приступил к следующему опыту, на этот раз уменьшив поток маны плюс-минус вдвое. Требовалось немало времени для того, чтобы зафиксировать закономерность и отыскать тот самый баланс, за счёт которого он сможет стать… ну, пусть непоколебимым. А ведь в комнате лежали ещё и книги, подаренные сестрой, о которых действительно никому было лучше не знать.
В конце концов, даже за обрывочные записи из лабораторных журналов древнего чернокнижника по головке не погладят, а скорее — просто со всей силы вье… ударят, да…
Глава 4
В свои покои Виктор возвращался вымотанным, с подкашивающимися ногами и полопавшимися капиллярами в глазах, но — довольным настолько, насколько это вообще было возможно. Ведь солнце ещё не столкнулось с горизонтом, до ужина оставалось два с половиной часа, а он уже измотал тело до того уровня, когда проклятие отступило до следующего утра. И плевать, что число деревяшек сократилось на полсотни, в ногах прибавилось заноз, а в штанах — дыр от порой получавшейся шрапнели имени мокрых пней. Эти ссадины и неглубокие раны были совершенно неопасны, а в плане болезненных ощущений не шли ни в какое сравнение с моральными муками, испытываемыми практиком, проводящим с книгами максимум два часа в сутки.
— Деймос? — Виктор закончил заниматься намного раньше, чем обычно, и потому, встретив смиренно ожидающего у дверей его покоев слугу, что стоит над слугами, он сильно удивился. Вплоть до того, что моментально заподозрил мужчину в чём-то недобром… но эти подозрения схлынули, едва тот изложил причину своего здесь присутствия.
— Молодой господин. Ваша личная служанка, Анастасия, доложила мне о том, что вы освободились раньше обычного, и я взял на себя смелость самолично устроить нашу встречу. Я хотел лично поздравить вас с тем, что вы перешли от простых тренировок к практике с маной. — Мужчина сравнительно глубоко поклонился, и даже позволил улыбке появиться на своём лице. Всё-таки не просто так Деймос считался первым среди равных, тем самым человеком, которому Его Сиятельство граф мог доверить самое дорогое: свой дом и своих детей.
— Благодарю, Деймос. Но ты ведь искал встречи со мной не по одной лишь этой причине?.. — От цепкого взгляда третьего сына не укрылось наличие некоей шкатулки, которую Деймос держал перед собой обеими руками, совершенно не скрываясь.
— Я имел с Его Сиятельством графом, вашим отцом, весьма неприятный разговор касательно вашего приказа. Тем не менее, вы были правы, и Его Сиятельство дал своё дозволение на приобретение и изучение вами известных и признанных сертифицированными доктрин. Так же он поручил мне передать вам простейшую доктрину, содержащую в себе толику опыта известного на всём континенте путешественника, Анатолия Гринна. — С этими словами Деймос протянул третьему сыну шкатулку, которую тот не колеблясь принял. Смысл сего жеста был предельно ясен: граф хотел убедиться, что у его сына есть хоть какие-то шансы совладать с доктринами, к которым аристократы прибегали воистину редко. Они слишком ценили свои жизни для того, чтобы допускать пусть небольшой, но якобы неконтролируемый риск получения ментальных увечий. Эта же доктрина была предельно простой, «мирной» и проверенной поколениями, так что серьёзного вреда она в любом случае бы не нанесла.
— Иными словами, Его Сиятельству нужны гарантии того, что я не сойду с ума, изучив первую же доктрину настоящего воина. Я понимаю. — В отличии от самого Виктора, окружающие действительно считали, что доктрина может сильно ударить по неокрепшему разуму подростка, психику которого и так испытало на прочность полученное увечье. Но человек, ставший Виктором ван Бельвиосом, был не только старше в полтора раза, — двадцать семь против шестнадцати, — но и имел большой опыт в практиках, воздействующих на душу, которая была тесно связана с разумом.
