Джульет Маккенна - Долг воина
Ночью я долго лежал без сна, содрогаясь при мысли, что могло случиться с этим парнем и девушкой-магом.
Темар выглядел немного пристыженным.
— Я понимаю твое беспокойство.
Я кивнул.
— Больше так не поступай.
Но я быстро заснул, когда меня осенило, что Темар, вероятно, был в такой же безопасности в лескарском квартале, где никто не знает его Имени или лица, как был бы среди Домов, где один Дастеннин знает, какая злоба таится за портьерами. Но я не собирался говорить это юноше.
Мы подошли к библиотеке, и Темар раздраженно подергал ручку.
— Проклятие, заперто!
Я тихо постучал по легкой преграде из полированных филенок.
— Мессир? Долсан?
— Райшед? — Внутри послышалась твердая походка барышни Авилы. — И Темар?
— Разумеется, — зло бросил юноша.
Ключ быстро повернулся, щелкнул замок.
— Хорошо выспались, а? — Барышня открыла дверь, ее строгое лицо лучилось смехом.
— Я должен был догадаться, что ты вряд ли позволишь росе высохнуть, — проворчал Темар.
Я вошел вслед за юношей, и оба мы нервно посмотрели на открытый сундук, стоявший на столе библиотеки. Золото, серебро, эмаль и драгоценные камни матово блестели на широком куске полотна.
Авила фыркнула.
— Но раз уж вы пришли, то помогайте. — Она вручила нам по экземпляру списка артефактов, которых с таким нетерпением ждет народ Келларина.
Мы с Темаром неуверенно переглянулись.
— Ну давайте же! Вам даже не нужно ни к чему прикасаться. — Авила подняла необычное кольцо, сделанное в виде двух медных рук, держащих квадратик горного хрусталя. Этим утром на барышне было простое коричневое платье, заплетенные волосы заколоты в обычный узел. В результате она больше походила на одну из товарок моей матушки, нежели на знатную даму.
— Барышня, вы можете определить, какие из этих вещей несут заклинание? — Я убрал руки за спину, склоняясь над сокровищами.
— Увы, нет. — В голосе Авилы звучала скорее досада, чем сожаление. — Для этого нам понадобилась бы Гуиналь.
Темар издал какой-то звук, по умолк под свирепым взглядом барышни.
Мне попался на глаза изящный футлярчик для ароматического шарика. По форме он напоминал пухлый кошелек, стянутый шнурком. С обеих сторон в золото был вставлен ажурный кружок из крошечных цветов горошка. Голубые эмалевые лепестки ничуть не потускнели за все эти поколения, хотя сами духи давным-давно испортились. Я просмотрел список, который держал в руке: на каждый найденный артефакт, помеченный галочкой, приходилось пять ненайденных. В полной тишине библиотеки у Темара вдруг заурчало в животе.
— Там хлеб и фрукты. — Авила рассеянно кивнула на боковой стол.
— Вам что-нибудь принести, барышня? — вежливо спросил я.
— Нет, спасибо. Итак, Темар, каковы твои планы относительно этой женщины и ее ребенка? — осведомилась Авила тем обманчивым тоном, который зачастую свойствен женщинам. Он кажется таким мягким, но любой неверный ответ обрушит потолок на вашу голову.
— Мы ее вознаградим, — предложил Темар.
Авила потянулась за пером, лежащим поперек чернильницы.
— Вручишь ей тяжелый кошелек и велишь убираться на все четыре стороны?
Эсквайр колебался. Согласие явно будет неправильным ответом, но он старался найти правильный. Я тем временем упорно изучал список.
— Ты не берешь на себя никакой ответственности за их судьбу? — Авила что-то отметила решительным росчерком пера.
— Возможно, мать найдет работу в резиденции, — робко ответил Темар. — Какую-нибудь черную работу…
Подняв глаза, я увидел, что юноша смотрит на меня с надеждой.
— Управляющий Дома ее не возьмет, — с расстановкой сказал я.
— Даже из милосердия? А если сьер прикажет ему? — В голосе Темара проскользнула мольба.
— Мессир этого не сделает, — неохотно объяснил я. — Управляющий полностью отвечает за слуг, за что имеет жалованье и привилегии. Сьер в его дела не вмешивается.
Авила фыркнула.
— В правильно организованном Доме хозяин и хозяйка знают всех своих слуг по именам и обращаются с ними достойно.
Уловив эхо утраты в ее едких словах, я промолчал. Я нашел в моем списке футляр для ароматического шарика и поставил галочку с абсурдным чувством достижения. Еще один будет разбужен от холода заклинания: мастер Аглет, столяр, согласно записям.
Темар взял у меня перо и обмакнул в чернила, чтобы тоже сделать пометку. На миг наши взгляды встретились.
— Чистое везение или нет, но даже один этот улов делает вашу поездку успешной, — заметил я.
— Отдай должное Мэвелин, — строго ввернула Авила. — Богиня, несомненно, позаботилась об этих спящих умах точно так же, как она бережет спящие почки и семена в темные дни зимы.
— Что, вероятно, объясняет, как эти вещи попали в ее усыпальницу, — задумчиво кивнул Темар.
Он был убежден, это очевидно, но мало кто из знакомых мне людей вспоминает о Мэвелин по окончании постзимы. Голодные дни после Зимнего Солнцестояния побуждают некоторых с мольбой взывать к Зимней Ведьме, но даже тогда основными приверженцами этого культа остаются вдовы и женщины, потерявшие всякую надежду на брак. Что напомнило мне кое о чем.
— Усыпальница Мэвелин в Зьютесселе — прибежище для женщин, у которых нет ни семьи, ни друзей. Я знаю, что вдова Тор Безимар делает пожертвования всевозможным усыпальницам. Вы могли бы, барышня, спросить, нет ли в Тормейле какой-нибудь милосердной сестринской общины, которая приняла бы эту женщину и ее дочь.
Суровое лицо Авилы посветлело.
— Я так и сделаю.
— Есть! — воскликнул Темар с облегчением, которое относилось как к моему ответу па вопрос о Медьюре, так и к находке артефакта. Он указал на перстенек со скромной бирюзой внутри серебряных лепестков. Недорогая вещица в любую эпоху, но по какой-то неведомой причине я был уверен, что ее дарили с любовью и носили с преданностью.
— Женщина с тремя детьми. — Я вздрогнул, припомнив вдруг маленькую группу, все еще потерянную в необозримости келларинской пещеры. Печальные маги не захотели разбудить двоих детей, чтобы сообщить им, что их сестра и мать еще не могут к ним присоединиться.
— У мальчика был мой пояс с пряжкой, которую ты забрал у эльетимма.
Наши взгляды встретились, и я увидел этого паренька через воспоминание Темара: твердо решив не показывать страх, он стоял с широко открытыми глазами, цепляясь за пряжку Темарова ремня и обещание, что все будет хорошо.
— Это принадлежало самому младшему ребенку, — хрипло сказала Авила, подняв крошечный эмалевый цветок на потемневшем от старости шелковом шнурке.
