Михаил Белозеров - Месть самураев
– Молодец! – похвалил его капитан Го-Данго, освобождаясь от удавки.
Крепыш Цикири валялся у его ног, как куча тряпья. Лицо Цикири было невозможно узнать: в пылу борьбы капитан Го-Данго оторвал ему нос, уши и обе губы.
– Ох! – только и сумел произнести кантё Гампэй.
Это его восклицание и услышал Баттусай, который так несся на шум сражения, что впервые в жизни запыхался. Однако он не кинулся помогать капитану Го-Данго освободиться от пут. Увидев, что грабители мертвы, он предпочел спрятаться в темноте. Но то, что он разглядел дальше, удивило его сверх всякой меры. Его удивил не изуродованный труп крепыша Цикири и не вакидзаси, точащий из спины начальника городской стражи, а то, что на его глазах сделал капитан Го-Данго. Еще не придя в себя и слегка пошатываясь, он приблизился к своему собутыльнику и произнес странную фразу:
– Прости меня, ты не должен был ничего слышать! – а затем одним движением огромных волосатых рук свернул ему шею.
После этого он, не оборачиваясь, пошел домой.
И хотя Баттусай привык ко всему и навидался всякого, поступок капитана Го-Данго показался ему диким и необузданным. Затем он, подумав, нашел этому поступку одно единственное объяснение: должно быть, кантё Гампэй узнал нечто такое, что знать не полагается. А я что-нибудь слышал? – сам себя спросил Баттусай. – Нет, ничего не слышал, ну и хорошо.
***
Вечером Натабура с Афра возвращались домой. Заходящее солнце освещало дорогу, которая шла вдоль полуразрушенной каменной стены. Слева тянулся глубокий овраг, заросший плющом. Цветущие ветви сакуры и яблонь склонялись над самой головой. Весенние запахи напомнили прежние счастливые дни в горах Тибета. Первое, что вылезло из-под снега – огромные желтые цветы, которые пахли, как розы. Я рвал их по утру, в тумане, когда еще все спали, вспомнил он, и приносил Юке. А потом мы пришли в Лхасу, и я накупил ей красных лент к празднику Демонов. Он считал дни до того срока, когда увидит ее. Выходило, что никак не раньше, чем через сэкки. Как долго, вздохнул он. Прошлое казалось ему странным – оно жило своей, непонятой, непостижимой жизнью. Осталась лишь память – узкая тропинка воспоминаний, незаметно источающаяся изо дня в день. Как грустно, что ты рано или поздно забывает какие-то детали, рассуждал он. Я забыл ее лицо и голос. Юка, где же ты?
Вдруг странный шорох послышался из-за стены. На мгновение раньше глухо заворчал Афра. Он поднял морду и уставился на розовую ветку саккуры, которая раскачивалась все сильнее и сильнее.
– Стой! – приказал Натабура, и они замерли. Афра подался назад и наступил ему на ногу.
Шорох прекратился. Зато ветка качнулась еще сильнее. Но Натабура знал этот фокус с веревкой и парой колышков и не двинулся с места.
– Выходи! – крикнул он, однако за оружие не взялся. Что-то ему подсказало, что ничего серьезного не произойдет, да и годзука всегда готов был вовремя оказаться в руке. Он даже шевельнулся на груди, реагируя на мысли Натабуры, и стал теплым – верный признак волнения, которое передавалось и ножу.
На тропинку легко, как обезьяна, соскочил человек в хламиде и, не поднимаясь с колен, протянул двумя руками тэкко – кастет с месяцеобразным лезвием.
– Хочу умереть! – громко произнес он, не поднимая головы.
Натабуре хорошо было видно, как на шее у человека напряглись мышцы – он ждал удара.
– Зачем? – спросил Натабура, с трудом удерживая Афра, который, конечно же, не мог стерпеть того, что кто-то загородил им дорогу. В горле у пса от ярости клокотало, а из пасти текла слюна.
– Очень прошу! Я не достоин жизни!
– Это решают Боги, – ответил Натабура, узнав Баттусая.
– Я следил за тобой, – признался тот, не поднимая головы.
– Я знаю.
– Я хотел убить тебя!
– Это я тоже знаю.
– Убей меня!
– А ты попробуй сам, – предложил Натабура. – Кими мо, ками дзо!
– Хорошо!
Баттусай одним движением разорвал кимоно, обнажив мускулистую грудь, и размахнулся, чтобы ударил себя в шею.
– Стоп! – Натабура ловким движением перехватил руку с тэкко и внимательно посмотрел Баттусаю в глаза. Были они бездонные и отчаянные. – Что ты хочешь?
– Умереть от твоей руки!
– Мне твоя смерть не нужна, – Натабура отпустил, испытывая его. – Уходи!
– Убей меня. Я не перенесу такого презрения!
– Я тебя не презираю, – возразил Натабура.
– Тогда возьми меня к себе в ученики!
– В ученики? – Натабура удивился. – Я еще слишком молод, чтобы быть учителем, – спокойно ответил он.
– Что же мне делать? Я хочу стать таким, как ты.
Натабура помолчал:
– Я знаю, что ты охраняешь капитана Го-Данго.
– Да.
– Кто тебя нанял?
– Я не могу сказать. Я дал клятву.
– Как я могу доверять человеку, который мне ничего не рассказывает? – испытующе спросил Натабура.
– Я тебе все о себе расскажу, кроме того, что охраняется клятвой.
– Похвально, – согласился Натабура. – Но если ты возжелаешь убить себя, мы ведь с тобой расстанемся.
– Клянусь, это я от отчаяния.
– Ладно, я подумаю, – сказал Натабура. – Завтра я встречаюсь с капитаном Го-Данго. Как я понимаю, ты будешь где-то рядом. Я подам тебе знак: если беру тебя в ученики – разрежу яблоко и отдам половину капитану, если же я этого не сделаю, больше ко мне не подходи.
– Я согласен, господин, – Баттусая коснулся лбом земли в знак высшего почтения.
– А теперь дай нам пройти.
Баттусай ловко, как кошка, прыгнул и исчез за стеной, словно его и не было.
– Ну что скажешь? – спросил Натабура, и Афра поднял на него умные большие глаза. – А?
Афра вильнул хвостом.
– Он мне тоже нравится, – сказал Натабура. – Есть в нем что-то, похожее на преданность. Только надо повременить. Сразу такие дела не делаются – ошибиться можно.
Афра снова вильнул хвостом и даже повел крыльями – что означало одобрение. И они пошли домой, и снова Натабура хотел предаться мечтам о прекрасной рыжеволосой Юке, но в голову почему-то лезли мысли о Баттусае. Правильно ли он сделал, подарив ему надежду? И могу ли я иметь ученика, если сам еще ученик? Надо поговорить с учителем Акинобу, решил он.
Язаки дома не было. Зато учитель Акинобу хозяйничал вовсю: приготовил ужин и убрал в доме. Он протянул Натабуре записку:
– Тебе.
'Не жди меня. Я в храме Каварабуки. Когда вернуть, не знаю. Твой друг Язаки'.
– Ова! – воскликнул Натабура. – А я на него рассчитывал!
– Зря старался, – ответил учитель Акинобу.
– А давно пропал? – спросил Натабура, освежая лицо и руки в тазу с водой.
Конечно, боец из Язаки был аховый, но кое на что он годился, и силой его Бог не обидел. Жаль, подумал Натабура. Жаль Язаки.
