Орландо Паис Фильо - Энгус: первый воин
И пусть я знал, что жив Хальфдан и что подлость этой змеи не знает границ, я все же радовался, глядя на сияющие лица освобожденных рабов. В то памятное лето 873 года большинство бретонцев из Стратклайда вернулись домой с твердой уверенностью в душе, что ужасы рабства для них больше не повторятся.
Я с радостью в сердце наблюдал воссоединение семей! Матери находили детей, отцы сбивали с них цепи, а лохмотья заменяли на приличные одежды. Все эти люди буквально танцевали на руинах своих бывших жилищ; они даже не проклинали Айвара и его чудовищного сына, изломавших им жизнь, они лишь плакали и кричали от счастья. Да, они вновь стали счастливыми, ибо впереди их ждали не невольничьи рынки Мавритании и Иудеи, где их продали бы, как скот, — женщин сделали бы проститутками, детей нещадно били, а мужчин до самой смерти использовали вместо рабочих животных, — нет, их ждала встреча с родиной и близкими.
И я тоже, то и дело, невольно припоминал те дни, когда сам был рабом. Но еще чаще вспоминал я тот давнишний костер, который угас под утро и который я сравнил с жизнью Айвара, пожравшей саму себя.
И вот теперь, после разгрома норманнов союзом королевств, я, наконец-то, по-настоящему задумался о себе. Что-то говорило мне, что из меня может получиться неплохой вождь, умный и осторожный. Я стал думать, что бы сделал на месте Айвара, вдруг окажись, как он, беспомощным мальчишкой перед лицом объединившихся бретонских королей: Кохобара из Коннахта, Доннхада из Мюнстера, Мьюредаха из Ольстера и Эдха, великого короля Уи Найолла. В таком случае я, пожалуй, быстро бы пришел к выводу, что захватить Эрин на веки вечные — это совсем не то, что периодически вторгаться и грабить его. Ошибка Айвара заключалась именно в его жадности и чрезвычайной самоуверенности. Его подвела собственная алчность. На остров Эрин можно было напасть, можно было даже разбить его армии, но покорить его навсегда — невозможно. Я убрал руку с подбородка и посмотрел далеко вперед, куда стремились теперь наши драккары, рассекая тяжелое серое море острыми носами.
Итак, мы направлялись дальше, на север Кимра, поскольку Бран намеревался предложить великому королю Родри Мауру взять под свое покровительство и защиту также и Морганвг. А поскольку Родри в последней битве с норманнами потерял половину своего войска, причем лучших воинов, такое предложение означало и военную поддержку. Ведь в случае нападения норманнов на владения самого Родри Маура весь Морганвг встал бы на его сторону.
И вот теперь мы направлялись, как я уже говорил, непосредственно в цитадель Деганнви, расположенную на земле Гвинедда, которая вместе с Поувайсом составляла главные владения королевства Родри Маура. Впрочем, я хорошо понимал, что этот обычный и, казалось бы, безопасный переход, который можно расценивать как отдых, неожиданно мог обернуться настоящей трагедией. Ведь, увидев нас, летящих на всех парусах к Деганнви, воины Родри Маура могли принять нас за неприятелей, желающих овладеть их крепостью, и встретить совсем не так, как нам хотелось бы. И потому мы решили послать вперед Брана с остальными бретонцами, чтобы они объяснили людям короля, кто мы и для чего к ним прибыли. А пока Бран будет вести переговоры, мы обождем на судах или, если представится такая возможность, встанем на берегу лагерем. Но тут я подумал о том, что вряд ли нам удастся найти в охваченной войной Британии хотя бы малейшую возможность мирного и безопасного отдыха на берегу. Мне стало ясно, что я совсем не создан для беспрерывной войны. Но не создан я и для мудрой дипломатии. Мне вдруг захотелось жить той самой простой жизнью, какой я жил когда-то давно в той далекой деревне, где появился на свет. Но, увы, еще мать не раз говорила мне, что я — плод войны и потому рожден и воспитан лишь для нее. Но мать говорила и другое. Если я плод хороший, то везде стану искать не добычи, а справедливости. Как она предвосхитила этими простыми словами мудрость Ненниуса!
Мы подошли к Деганнви рано утром и еще издалека увидели, что весь берег перед крепостью заполнен войсками. Вероятно, они давно заметили нас с цитадели и теперь вышли отразить нападение. Бран быстро дал сигнал всем остановиться, а сам поспешно направил свой драккар к берегу.
Я приостановил остальной флот, ибо, испытав в жизни столько неожиданных поворотов, уже привык к тому, что счастливые завершения выпадают нам очень редко. Тем не менее я понимал и другое. Стоящие сейчас на берегу люди хотят только защитить себя и ничего более. Я прекрасно знал и всю ярость норманнских атак, а нас явно приняли сейчас за норманнов, так как наши одежда и оружие были взяты у мертвых датчан. Особенно характерно выглядели костюмы личной гвардии Айвара — изысканные роскошные одеяния, вывезенные из восточных халифатов и по богатству ничем не уступавшие нарядам римских комитатусов.
Издалека мы следили за тем, как драккар Брана медленно приближается к берегу. Осторожный Бран взял с собой флаг с драконом — символом всего Кимра. И теперь этот флаг развевался на мачте его судна, дабы убедить приготовившихся к обороне воинов в наших мирных намерениях.
Едва только судно вошло в порт, его немедленно окружили, и я увидел, как с холма к нему скатывается, подобно волне, внушительный отряд всадников. Более ничего разобрать пока не удавалось. Однако, поскольку рядом с Браном находился Оуен, можно было предположить, что в следующий момент люди начнут падать вокруг них снопами.
— Приготовиться к бою! — крикнул я, и все быстро заработали веслами, гребя к бухте.
Но подойдя ближе, мы увидели, что столпотворение на берегу отнюдь не напоминает битву. По всей видимости, Брану все же удалось объяснить ситуацию, и, к счастью, его, кажется, правильно поняли. Подойдя еще ближе, я приказал грести не так активно, чтобы придать судам более мирный вид. Конница с длинными пиками уже окружила Брана и Оуена, и они весело махали нам из толпы. И все же на всякий случай наши драккары приближались к берегу осторожно и медленно.
Пришвартовавшись, я увидел, что теперь всадники с пиками расступились и пропускают вперед пехоту, тоже бегом спускающуюся с холма и направляющуюся прямо к месту, где находились Бран и Оуен. Мы начали высадку, и я вдруг понял, что наступил тот самый момент, когда необходимо сделать последнее отчаянное усилие. Как только мои воины оказались на земле, я потребовал у всех этих клявшихся мне в верности людей немедленно воткнуть мечи в песок и пойти к бретонцам совершенно безоружными, дабы раз и навсегда покончить с недоверием со стороны приготовившихся к обороне.
Все так и сделали, и мы пошли вперед. Оглядываясь по сторонам, я видел рядом с собой огромное войско, армаду, устрашающую силу, и благодаря этому еще яснее понял осторожное поведение людей из цитадели, у которых мы не могли вызывать никаких иных чувств, кроме страха и ненависти. В то же время мне по-прежнему странно было сознавать, что отныне под моим началом целая армия и что по какой-то прихоти судьбы я теперь вождь бывших рабов.
