Игорь Анейрин - Бремя власти
Слово «виконтесса» заставило Бланку открыть глаза пошире, напомнив ей о чём-то важном.
— Кстати, девушки, — спросила она, — этот виконт Ламли — он, судя по всему, очень важная здесь птица?
— Ламли?! — Обе девицы переглянулись; переглянувшись, улыбнулись, а улыбнувшись, с удвоенным рвением принялись тереть и расчёсывать Бланку.
— Да. Горацио Арчер, виконт Ламли.
— О, миледи, — наконец сказала Агнесс, — нам нельзя говорить о нём…
— Вот так новости, — изумилась Бланка, — почему?
— Просто нельзя. — Глэнис, собрав губы в венчик, с серьёзным видом покивала. — Нам запретили. Поэтому мы не будем о нём говорить…
— А то, если прознают, — подхватила Агнесс, — нас выгонят из горничных, а это очень хорошая работа.
Понятно, подумала Бланка. Понятно, что не понятно. У неё складывалось такое впечатление, что виконт был очень влиятельным человеком. То, как терпеливо, если не сказать покорно, его ожидала группа его товарищей в первый день их встречи, когда они приехали с охоты и всё время торчали у ворот, в то время как он битый час разговаривал с Бланкой. То, с какой лёгкостью он нашёл ей место для проживания в самом королевском замке, да и не просто место, а такие роскошные покои. Насколько Бланка помнила, в Хартворде только граф Рутвен занимал апартаменты из двух комнат. Хотя — кто знает, может здесь таких покоев множество и именно эти, например, почитаются за самые бедные. И то, наконец, что ей прислали в услужение этих двух смешных девочек. Конечно то, что слово «Харлех» совершенно неожиданно для неё самой оказалось здесь всем знакомо, и носители этого имени пользовались доброй славой — это было весьма удивительно и приятно. Но, с другой стороны, Бланка не особо обольщалась насчёт степени своего влияния. Наверняка, если бы не этот свалившийся с неба Горацио Арчер, на неё бы до сих пор не обратили внимания. И очень даже похоже, что виконт проявляет интерес больше к ней самой, нежели к её просьбам. Странно. Можно подумать она здесь самая интересная персона. Ну что же — пусть. Он мил, галантен, красив и не слишком надоедает ей своим присутствием. Главное, чтобы у неё получилось выполнить то, за чем она приехала в Лонхенбург.
За этими раздумьями девушки помогли ей выйти из ванны — забавно, мысленно развеселилась Бланка, обращаются со мной, как будто я стеклянная, — и, принялись бережно обтирать её мягкими хлопковыми полотенцами. Вдруг в дверь тихонько постучали. Одна из огромных резных створок отворилась и в опочивальню, неспешно шаркая ногами, вошёл маленький сухонький старичок с большим мешком в руках.
Агнес и Глэнис немедленно присели в поклонах. В ответ на недоуменный взгляд Бланки последняя немедленно пояснила:
— Это мастер Гленкиддин, личный лекарь их величеств.
— Виконт… эм-м, Ламли просил меня проведать вас и узнать, не могу ли быть чем-нибудь полезен знатной леди, — сказал старичок, еле заметно кивнув в качестве приветствия.
Бланка, подумав про себя, что делать реверанс в голом виде будет довольно глупо, осталась стоять.
— Я не нуждаюсь в услугах докторов, мастер Гленкиддин, — заметила она.
Обе горничные одновременно замахали руками.
— Что вы, что вы, миледи! Он настоящий кудесник… если бы вы видели, что он делает с женщинами… Многие знатные дамы специально приезжают в Лонхенбург только для того, чтобы попасть к нему на приём.
— И многие приезжают зря, — фыркнул старичок, положив свой мешок на пол. Он подошёл к Бланке и принялся медленно, всё так же шаркая ногами, обходить её со всех сторон. Она с изумлением глядела на его лицо: на его носу было диковинное сооружение в виде двух маленьких стёкол, искусно скреплённых золотой проволокой. — О своём здоровье и своей красоте надобно заботиться смолоду, а не тогда, когда голова уже покрыта струпьями, а кожа вся в морщинах. Ах, сделайте что-нибудь, мастер Гленкиддин… глупые…
Он остановился прямо перед Бланкой, поправив стёклышки у себя на носу.
— Похоже, сударыня, вы правы и тяжёлая дорога, о которой мне говорил эм-м… виконт Ламли, на вас совсем не отразилась. Если у вас нет каких-либо жалоб… — Девушка отрицательно покачала головой. — Хм, я так и думал. Редко когда удается лицезреть столь совершенную красоту. Прекрасно, прекрасно. Похоже, сама богиня Боанн слепила вас по своему образу и подобию. Я, пожалуй, не рискну здесь что-нибудь улучшать. Так что, наверное, только вот это…
Гленкиддин залез в свой большой мешок и извлек на свет пергаментный свёрток; развернув его, он осторожно достал оттуда свёрнутую в несколько раз простыню, пахнувшую какими-то травами, и протянул её Агнес.
— Вот, заверните эту богиню сразу, как кончите вытирать. Я приготовил это не далее как полчаса назад. Здесь, госпожа, ничего особенного — белый мёд, масло из винного камня, имбирь, корень алтея и разные другие полезные вещи. Лечить ни от чего не лечит, но спать будете, как младенец, а наутро кожа будет сиять. Это, пожалуй, единственное, что я бы подправил: что и говорить, пыльные дороги и грязные гостиницы не приносят пользы женской красоте. Как вас зовут, юная красавица?
— Бланка Оргин, сударь.
Гленкиддин остановился на полдороге к двери.
— Как? Оргин? Дочь… нет, скорее внучка лорда Лана из Харлеха?..
Бланка кивнула.
— Удивительно. — Лекарь снова повернулся к Бланке. — Вы не помните меня, красавица? Хотя… что я говорю. Совсем старый стал, извините меня, миледи. Вы не можете меня помнить, вас ещё тогда в помине не было. Я служил Лану Оргину… до той поры, пока… пока всё так неудачно вышло.
— Нет, сударь, я не слышала про вас, — промолвила Бланка, заворачиваясь в простыню, — но… если у вас будет возможность и время, быть может, вы расскажете мне о моём деде?
— Обязательно, красавица. Я сообщу вам, когда. Не сейчас — сейчас слишком много дел.
Гленкиддин поклонился и, что-то бормоча себе под нос, вышел.
* * *Бланка открыла глаза. Первый раз, наверное, за все последние дни она проснулась в хорошем настроении, или нет, правильнее будет сказать — в ожидании каких-то важных событий. Словно в каменной стене, окружавшей её со всех сторон, внезапно образовалась маленькая брешь, через которую можно попробовать выбраться наружу.
Она лежала на огромной белого дерева кровати, на которой при желании могли бы уместиться с дюжину человек; пышных атласных подушек, красных с золотом и с кистями по углам, в избытке хватило бы на всю эту дюжину; сверху нависал богато драпированный такого же тёмно-красного цвета балдахин, расшитый золотыми цветами и листьями. Кровать была так высока, что для того, чтобы спуститься с неё, необходимо было сначала ступить на резную в три ступеньки лесенку.
