Андрей Мартьянов - Беовульф
Лукавый Фрейр знал, что Доннар родился воителем, воителем же и погибнет, однако согласился. В ночь перед ратной потехой он подговорил Ньорда выпустить на Доннара Ёрмунганда.
Всплыл гигантский змей из бескрайнего океана, увидел колесницу Доннара и напал на рыжебородого аса. Фрейр для виду вступил в бой, но всегда стоял за спиной Доннара, не выходя вперед. Доннар же бил молотом, швырял молнии, но никак не мог победить змея – так нельзя в одиночку разрушить весь мир.
Устал Доннар, и тут выступил Фрейр. Нанес удар своим мечом и вонзился клинок в один из зубов гигантского чудовища. Зуб выпал и ушел на дно – вместе с застрявшим в нем лезвием.
Ёрмунганд канул в глубины, исчезнув на столетия до самого Рагнарёка. Ньорд же сказал Доннару: мол, змей признал поражение и ушел. Оружие осталось только у Доннара. Так пусть будет так, как решено изначально!
Громовержец издавна слыл доблестным и непобедимым, но простоватым. Доннар поверил Ньорду. С тех самых пор, после великого спора богов, мир стал таким, какой он есть. Никто в Асгарде или Ванахейме впредь не пререкался, между семьями богов наступил мир, который продлится до Последней битвы, до Рагнарёка.
Вселенная, однако, менялась. Поднялась из потаенных глубин Скандза, боги населили остров богатырями и героями. Но, изнемогая под неизбывным богатырством людей, Скандза ушла вновь под воду, а ее племена начали бесконечный путь по Великой реке, рассекающей Мидгард, Мир Срединный.
Появлялись новые острова, иные земли пожирал океан. То, что прежде было дном, становилось сушей, а былые горы исчезали в океанских глубинах.
Теперь не было никаких сомнений: подводная дюна, на которой утвердился клык Ёрмунганда с застрявшим в нем мечом Фрейра, ныне превратилась в холм с ровной вершиной.
Меч ждал героя и нашел его.
* * *
– Хрунтинг, – зачарованно произнес Беовульф, боясь наклониться и поднять дар ванов. – Эрзарих, почему боги решили, что я достоин?..
– Потому, что в тебе нет страха. Возьми его…
Лангобард взял себя в руки, встал, но подходить к Беовульфу не решался. Эрзарих чтил богов и их избранников. Пускай Беовульф сам решит.
Меч, потрясающий совершенством своей формы и сиянием металла, лежал у ступней гаута.
Беовульф вздохнул, наклонился, коснулся пальцами рукояти, оплетенной полосами странной, очень жесткой серой кожи. В ладони, однако, рукоять утвердилась как влитая – словно меч был создан нарочно для Беовульфа.
По руке, до самого плеча и груди, проскользнул поток неизвестной силы. Если коснешься натертой янтарем шерсти, почувствуешь нечто похожее, но сейчас чувство было гораздо сильнее.
Руку охватило судорогой. Гаут меч не выпустил.
– Случайность, судьба? – вопросил Беовульф. Подтвердил свои же слова: – Судьба. Судьбу не переспоришь. Мы оказались там, где должны быть, в нужное время. Нас вели не боги, нас привела сюда Судьба.
– Ремигий-годи сказал бы иначе, – подал голос Эрзарих. – Он называет Судьбу «Богом Единым», который выше всех других богов.
– Потом, – отмахнул левой рукой Беовульф. Вынул свой меч из ножен, аккуратно положил на камни – нельзя плохо отнестись к оружию, нельзя оскорбить священный металл. Выбрал новый меч, изволь уважить и прежний. Хрунтинг вошел в пустые ножны с легкостью. – Эрзарих, нам надо возвращаться в Хеорот. Я это чувствую…
Беовульф поднял лежащий на земле клинок, прислонил его к менгиру-клыку. Теперь камень не казался творением человеческих рук – и гаут, и лангобард твердо знали, что видят зуб Ёрмунганда. Меч Беовульфа полыхнул бело-золотым огнем и словно бы вплавился в похожий на гранит материал, исчезнув в его недрах.
Боги Ванахейма приняли отдарок, посчитав его не менее ценным – Нибелунг и прежде разил им чудовищ, рожденных волей общего врага, Отца Лжи, никем не любимого Локи.
Подул ветер с заката – вначале краткими порывами, потом уверенно и настойчиво. Туманное море всколыхнулось волнами, по белой глади под курганом прокатились волны ряби. Тонкие щупальца мглы протестующее взвились вверх, к небу, и были сметены, будто едва пробившиеся колоски, оказавшиеся под ударом урагана.
Стремительно, с быстротой, почти невероятной, белесая пелена откатывалась назад, к болотам. Замещалась сплошной, непроглядной теменью, на которой взблескивали инеистые языки островков снега и заиндевевших валунов. Серели вершины сосен, на иглах которых осела застывшая влага. Луна светила подобно огромному фонарю. Огни на вершинах сопок угасали.
А в отдалении, над огромным холмом Хеорот, распространялось ослепительно-оранжевое зарево пожара.
– Что у них там происходит? – утвердив в ножнах Хрунтинг, обернулся Беовульф.
…Лошади спустились к подошве сопки торопливым шагом. Пустишь рысью – упадут, конь не может быстро двигаться по откосу. Затем всадники ринулись вперед, приказав датским лошадкам перейти в бешеный галоп.
* * *
Сомнений не оставалось: нынешней ночью Грендель нанес малочисленной рати конунга Хродгара и Нибелунгам сокрушительный удар, от которого ни даны, ни заморские гости уже не оправятся.
Погибла почти вся «молодая дружина» Хеорота, уцелели немногие – только те, кто охранял общинные дома и Вальхтеов. Ариарих с Витимером растерзаны, Хререк-вутья полег в сражении с чудовищем, из жрецов остались в живых только Гуннлаф-годи и Ремигий-ромей. Грендель имел полное право торжествовать.
Но троллю этого показалось мало. Он застыл возле пожарища, воздев в победном жесте когтистые лапы, затем быстро наклонился, схватил пылающую головню, размахнулся и забросил ее на крышу Оленьего зала. Потом еще одну и еще…
– Господи Боже, – прошептал епископ. Он вместе с остальными скрывался в тени, между хозяйственными пристройками, за сложенной из камня кузней. – Пробил твой час, Хеорот… Проклятие исполнилось, старый Хродгар не сумеет выбраться оттуда!
– Род Скёльдунгов пресекается, – столь же тихо сказал Хенгест-ют. – И мы ничего не можем поделать – Судьба отвернулась от нас. Видать, крепко прогневал богов Хродгар, сын Хальвдана! Очень крепко!
Огонь разгорался неохотно – старинный Олений зал будто сопротивлялся пламени. Часть головней погасла, другие рассыпались тлеющими искрами. Лишь по левую руку, над дальней частью огромного строения, зарделись трескучие язычки, вспыхнул высушенный солнцем дерн.
Если не погасить немедленно, Хеорот сгорит дотла прежде, чем появятся первые отблески рассвета! Сделать это было невозможно: тролль безостановочно кружил возле дома; первый, кто попытается рискнуть и подойти к Оленьему залу, окажется в его лапах.
Всех выживших после недавней бойни охватило чувство беспросветной, полнейшей и абсолютной безнадежности. Так плохо может быть, только когда наступит Рагнарёк, вырвутся из глубин земли огненные йотуны, волк Фенрир пожрет солнце и грянет Последняя Битва!
