Андрей Астахов - Ромейский талисман
Вороня прикончил одного из псов, убивших Реттиля. Второй увернулся от атак молодого дружинника, набросился на Чагу. Киевлянин оборвал прыжок пса ударом шестопера, начал молотить упавшую тварь, ломая ей кости. Третий пес прыгнул на Чагу в тот момент, когда дружинник поднял шестопер для удара, скользнул под занесенной рукой, вцепился клыками в горло. Чага захрипел, опрокинулся на спину, судорожно размахивая руками. Вороня вышел из оцепенения, кинулся на помощь Чаге. Схватил пса за голову обеими руками, резко повернул. Громко хрустнули позвонки, и чудовище мешком осело на Чагу, извергая из пасти вонючую белесую жижу. Вороня сбросил труп собаки с киевлянина и сокрушенно покачал головой. Чага еще двигал глазами, полными ужаса и немой мольбы, но сказать уже ничего не мог – кровь пузырилась у него на губах, толчками выплескивалась из перекушенных артерий на горле. Вороня закричал в ярости – и новая тварь, вскочив на пригорок, с которого еще недавно стрелял Реттиль, прыгнула на него, сбив дружинника с ног. Клыки пса содрали всю левую половину лица Ворони. В последние мгновения жизни, полные неописуемой боли, молодой псковитянин все же сумел вытащить из сапога нож, всадить его в брюхо зверя и потянуть вверх, распарывая брюшину и выпуская зловонные, кишащие червями внутренности твари.
Пес, некогда бывший командиром арсиев Мерваном, напал на Ворша. Ведун нанес сокрушительный удар посохом, но без магии Алатырь-камня посох стал бесполезен в схватке с созданным черным хазарским колдовством чудовищем, отскочил от твари, будто от скалы. Оборотень зарычал, кинулся на Ворша, повалил его на землю. Ведун увидел перед своим лицом полыхающие зеленым пламенем глаза, разверстую пасть, истекающую ядовитой гнойной пеной. Дыхание пса удушало трупным смрадом, от шерсти разило серой и тухлой кровью. Ворш успел схватить пса за горло, молясь Перуну, чтобы достало сил удержать чудовище. Они покатились по склону к воротам, тяжело ударились о камень. Пес замотал головой, стремясь освободиться, забил лапами, разрывая на Ворше одежду, раздирая кожу и мышцы. Его зубы клацали у самого лица ведуна. Ворш крикнул, ударил кулаком прямо в морду монстра, потом еще раз, еще и еще. Рычание сменилось визгом, свирепый огонь в глазах пса померк. Ворш продолжал бить кулаком, как молотом, ломая псу морду, вколачивая обломки костей в мозг твари, пока не почувствовал, что зверь бессильно обмяк. Ведун, задыхаясь от смрада, отшвырнул от себя убитого оборотня, поднялся на колени. Он сделал это вовремя – еще один демонский пес выскочил из тумана прямо на него. Оружия у Ворша не было, правая рука была разбита в кровь, одежда пропитывалась кровью из ран на животе и груди, сил больше не осталось. Все, что мог теперь сделать ведун, так это встретить смерть с достоинством.
Пес подскочил к Воршу, со злобным рычанием кинулся на человека, повалил на землю, вцепился в левую руку. Хрустнула кость, и Ворш закричал. А потом тварь вдруг завизжала, и лицо ведуна окатило горячей зловонной кровью. Визг оборвался. Ворш открыл глаза и увидел бледное лицо Некраса.
– Живой, дяденька? – Некрас пытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и страшной. – Живой!
– Почему… ты здесь? – прохрипел Ворш. Холодный пот выступил у него на лбу, тело отказывалось слушаться. Ведун попытался пошевелиться – и закричал от страшной боли в прокушенной руке. – Уходи!
– Победили мы, дяденька! – Некрас чуть не плакал. – Убили вы всех тварей поганых. Этот последний был.
– Молодец, паря. А… Ольга где?
– Туточки она. И Ивка с ней.
– Не ушли, значит, неслухи! – Ворш еще успел увидеть, как из белесой пелены, сгустившейся перед взором, появилось над ним бледное искаженное страданием лицо Ивки. Больше он ничего не видел. Тьма плотным покровом накрыла его, и Воршу показалось, что в этой непроглядной тьме он слышит ласковый шепот женщины, призывающей его к себе, умоляющей остаться с ней. Только вот кто шептал ему в ухо – Ивка или богиня смерти Мара, – Ворш так и не понял.
Ольга не сразу нашла Давида. Армянский воин сидел в луже крови среди трупов зарубленных им псов, привалившись спиной к камню. Ольга подошла ближе, тихо опустилась на корточки, осторожно коснулась руки Давида – рука была ледяной.
– Давида! – тихо позвала она, пытаясь пересилить рвущиеся рыдания. – Давидушка!
Армянин с трудом открыл глаза. Взгляд его потеплел, когда он узнал Ольгу.
– Упрямая девчонка! – шепнул он и попробовал улыбнуться. – Зачем не ушла?
– Давидушка! – Ольга заплакала совсем по-детски, захлебываясь, вцепилась в холодную руку воина. – Давида, почему ты не встаешь?
– Инчу эс лалис гехецик ахчик? – шепнул воин. – Пектчи лацес. Амен инчы лавэ.[31]
– Что ты говоришь, Давида? – Ольга встрепенулась, вытерла слезы.
– Говорю, не плачь. Лучше вспомни меня… потом.
– Давида! Давидушка! – Ольга, увидев, что богатырь снова закрыл глаза, начала тормошить его, пытаясь прогнать накатывающий на Давида смертный сон. – Не спи, Давидушка! Куда я без тебя? Не уходи, пожалуйста. Не надо!
Давид заморгал, поднял неподъемно-тяжелые веки. Но Ольги рядом с ним уже не было. Он увидел горную долину, освещенную нежным утренним светом. Розовые цветущие миндальные деревья, призрачно-нереальные в легком тумане. Услышал шум воды в роднике. С удивлением узнал абрикосовый сад, в котором любил играть ребенком. А потом кто-то его позвал. Повернувшись, Давид увидел каменный дом с оградой – обычный для Армении крестьянский дом. Дверь была открыта, на пороге стоял его отец, молодой, статный – и улыбался.
– Какой у меня сын! – с гордостью сказал отец. – Настоящий воин. Воин, угодный Богу.
– Отец, ты? – Давид не поверил своим глазам, сделал шаг, раскрыл объятия.
– Видишь, ты меня узнал. А ведь уже много лет прошло. Теперь ты снова со мной. Мы все вместе. Ты, я, мама, твой старший брат Вартан, твоя сестра Наринэ. Мы ждем тебя, сынок. Входи же!
Сверху, с заснеженных вершин гор, в долину падал удивительный невиданный па своей яркости свет. Он окутал Давида, пронизал его тело, очищая каждую его клеточку от боли, страдания и усталости. Вместе со светом пришла радость – невероятная, неземная, чистая и бесконечная.
– Аствац-джан, инч ужех луйс э! – прошептал Давид в восторге. – Инчкан луйс э![32]
– Давида! – Ольга заглянула армянину в лицо, похолодела. – Ты что?
– Умер он, – сказала стоявшая за спиной Ольги Ивка. – Мара его увела.
– Не Мара. – Ольга прижала ладонь армянина к своей щеке. – У него свой Бог. Он его не оставит.
– И защитит. – Ивка толком не знала, что говорить.
– Такие, как Давид, не нуждаются в защите богов, – сказала Ольга. – Они сами богов защищают.
