Татьяна Зингер - Соль и пламя. Леди теней
— Твоя железяка не поможет, — простецки сказал Гордеиус.
Клинок нагрелся до желтизны. Трауш выронил его и застыл пусть и безоружный, но готовый к нападению. Да, я была обездвижена, но мои туманы свободно ползли по спальне. Овились коконом вокруг Трауша. Каплю за каплей я выжимала остатки своих сил, помогая ему выстоять. Опустошала себя, разоряла. Оказывается, резерв можно не только забирать, но и дарить. Обожженная спина пылала отголосками былой боли. Ничто не имело значения, кроме мужчины, ставшего для меня всем.
Туманы Трауша затвердели, скрестились с невидимой взгляду магией Гордеиуса.
— Сдавайся, мальчишка. — Тот надвигался.
Лорд не разменивался на речи — просто смотрел на ректора. Кровь текла из обеих ноздрей, падала на паркет и разбивалась на множество мелких капелек. Лицо его побелело. Вздулись вены.
— Прекращай растрачивать то, что принадлежит мне, — насмехался архимаг, приближаясь.
До Трауша его отделял метр. Ректор протянул руку к высокому лорду, сжал пальцы в кулак. Туманы отбросило к стене, и Трауш начал задыхаться.
Тик — так, тик — так — надрывались то ли часы, то ли моё сердце, отсчитывая удары до конца.
Трауш рухнул на бок. Глаза его были распахнуты. Нет! Я закричала. Он ещё слишком слаб, чтобы противостоять самому ректору; он только очнулся. Нет! НЕТ!
Гордеиус склонился к высокому лорду словно для последнего поцелуя. Трауш сомкнул веки.
И когда до торжества архимага оставались считанные секунды, на Гордеиуса налетела черная тварь. Хинэ выжгло морду, тело кровоточило сплошным ожогом, но она жила. Вцепилась ректору в горло. Морда тряслась, во все стороны летели алые капли. Ректор не ожидал такого — физического — удара. Понадеявшись на магию, он забыл о клыках, и те вгрызались в мясо, вырывали куски. Воняло железом, приторно, до одури.
Вскоре истерзанное нечто, оставшееся от Гордеиуса, распласталось по полу. Оно ещё хрипело, но никто не смиловался и не подарил ректору быструю смерть. Оковы с меня пали. Я подлетела к Траушу. Лорд дышал и даже смог одними губами шепнуть:
— Всё в порядке.
Я помогла ему подняться. Только тогда он выдохнул с облегчением:
— Родная… жива.
— Спи, девочка. — Предводитель погладил смирно лежащую, как в ожидании приговора, хинэ по сожженному носу. Шепнул что-то. Тварь дернулась и бездыханная упала на брюхо. — Правитель, вы поступили верно.
Дыра перехода вновь взрезала воздух. Предводитель окинул прощальным взглядом мертвую хинэ и сказал что-то на ломаном языке, отчасти напоминающем змеиный. Как мне показалось: попрощался.
Что ж, смерть, как и жизнь, не бывает напрасной.
По небесному озеру степенно плыла луна. В приоткрытое окно врывался северный ветер, трепал по затылку. Недавно пронеслась метель, и двор поместья засыпало снежной пудрой. Трауш стоял у прикроватного столика, скрестив на груди руки, а я сидела с ногами на постели и рассматривала профиль будущего мужа. Его красота была тяжелой, лишенной всякой мягкости, но тем она невероятно притягивала. Острые скулы и тонкие губы, осанистость и величие — я задыхалась от близости с ним. Он не просто мой будущий муж; он — мой мужчина.
Когда мы ввалились в поместье, Трауш потянул меня в хозяйскую спальню. Ни с кем не говоря и не отвечая на вопросы, а тех, к слову, скопилось достаточно. Одна только Мари завалила нас расспросами о случившемся, завидев окровавленное лицо лорда и мою обожженную спину.
— Лекаря, срочно, — пророкотал Трауш перед тем, как подняться по лестнице. Меня он подхватил на руки и понес легко, точно пушинку. От слабости, совсем недавно сжиравшей лорда изнутри, не осталось и следа.
Гомон домочадцев остался далеко внизу, а мы заперлись на ключ в комнате, где лорд с превеликой опаской стянул с меня платье.
— Больно? — спросил, водя взглядом по покрывшейся волдырями коже. Я ожогов не видела, но чувствовала, как надулись волдыри, как пульсирует под ними лимфа.
— Терпимо, — улыбнулась, стараясь не застонать в голос.
Он шагнул назад, к столу, будто боясь нашей близости, бесцельно повертел в пальцах золотую запонку. Было слышно, чем дышит гнетущая тишина, как натянуты струны нашего молчания.
— Что имел в виду предводитель?
— Ты о чем? — Трауш покосился на меня, мол, он ни к чему не причастен.
— Вы поступили верно, — припомнила я, перебирая складки на покрывале. — О чем речь?
— Сольд, давай как-нибудь в другой раз?
— Я всё равно узнаю.
На лице отразилось сомнение.
— Так и быть. — Трауш зажал запонку в кулаке. — Понимаешь, загонщики почитают и берегут каждую хинэ, и никто, даже повелитель, не может отнять у теневой твари жизнь, если на то нет оснований. Мне же пришлось взять хинэ под контроль и, воспользовавшись тем, что чернокнижник отвлекся на меня, атаковать исподтишка. Хинэ погибала, но я высосал из неё последнее. Возможно, при ином раскладе её бы удалось выходить. — Он всмотрелся в пейзаж, висящий на стене, так, словно видел впервые. — По законам загонщиков предводитель должен был вынести мне приговор, но своими словами он объявил помилование.
Улыбка получилась кривоватая, скорее смахивающая на усмешку. Кажется, несмотря на прощение, высокий лорд себя корил.
Сколько же скрытого резерва таится в этом мужчине? Час назад он выглядел как оживший мертвец (кем, по сути, и являлся), но сумел управиться с подчинением теневой твари. Я искренне восхищалась тем, в ком нашла своё продолжение. Тем временем Трауш, отведя взгляд, спросил:
Почему ты не дождалась? — с грустью и обидой. — Зачем ушла?
Всего секунду я колебалась перед ответом. Да будь что будет! Мы пережили расставание и смерть друг друга, открыли душу, невзирая на различия и разногласия, научились мириться и принимать себя такими, какие мы есть. Неужели моя правда навредит отношениям, что пронесены сквозь страдания?
— Я приревновала тебя.
Трауш на пятках развернулся, глаза его сузились.
— К Мари, — окончила пристыженно, заливаясь краской. — Не гневайся! — Вскочила с постели, упала босыми ступнями на холодный пол. — Она всегда рядом с тобой, она — твоя помощница и правая рука. И в критической ситуации ты обратился к ней, а не ко мне. И тогда я понадеялась доказать тебе, что тоже чего- то стою.
Всхлип. Второй. Мой панцирь раскололся на куски, и те осыпались к ногам разноцветными стеклышками. Трауш притянул меня за талию, не касаясь ожогов, склонил голову мне на макушку и твердо ответил:
— Глупый найденыш, ты стоишь сотни Мари. Но пойми: дела государства превыше всего. Я не имел права отлеживаться, не разузнав ситуации. Но после бы я поспешил к тебе, и оставшийся день мы бы посвятили друг другу. А ты вместо того, чтобы потерпеть час, предпочла рискнуть жизнью.
