Песнь Шаннары - Брукс Терри
На глаза навернулись слезы, но девушка быстро смахнула их. Нельзя позволить себе плакать. Теперь, когда Алланона больше нет, она осталась одна. Она должна быть сильной.
Рон Ли беспокойно заметался под одеялом, дыхание его стало неровным и хриплым. Девушка медленно поднялась и подошла к нему. Его лицо было сухим и горячим, черты заострились от лихорадки, терзающей ослабевшее тело. Рон дрожал, словно ему было холодно, а потом вдруг напрягся. Бессвязные слова слетели с побелевших губ.
“Что же мне делать, как помочь ему? — беспомощно спрашивала у себя Брин. — Ведь я совсем ничего не умею. Папа у меня — Целитель, а я вообще ничего не знаю. Я дала ему это лекарство, торговец сказал, оно может помочь… Я укрыла его потеплее… Но кажется, все это бесполезно. Что же еще могу я сделать?"
Она знала, что в тело горца проник яд Джахира. Алланон говорил, что этот яд разрушает не только тело, но и душу. Друид сам умер от этого яда. И хотя его раны были несравнимо страшнее ран Рона, Алланон все же друид. И силы в нем было больше, чем в горце. Даже простая царапина могла оказаться для Рона смертельной.
Брин опустилась на пол рядом с кроватью и нежно взяла руки горца в свои. Ее защитник. Девушка улыбнулась печально — а кто теперь защитит его?
Словно быстрые шарики ртути, торопливо потекли воспоминания, беспорядочные и запутанные. Сколько они испытали, Брин с Роном… Для чего? Чтобы добраться до этой ночи отчаяния. И какой страшной ценой. Паранора больше нет. Алланон погиб. Даже меч Ли — последнее реальное воплощение магии, которое еще оставалось у них, — безвозвратно утерян. Осталась лишь песнь желаний.
Но Алланон говорил, что песни желаний будет достаточно. Снаружи донесся какой-то звук: приглушенное шарканье ног по земляному полу конюшни. Только благодаря своим обостренным чувствам, доставшимся ей от эльфийских предков, могла Брин расслышать его. Она отпустила руки горца и вскочила, мгновенно забыв об усталости.
Кто-то подкрадывался к двери — тот, кто не хотел, чтобы его услышали.
Брин потянулась было к кинжалу за поясом, но опустила руку. Все равно она не сможет это сделать. И не станет.
Защелка звякнула и чуть сдвинулась.
— Кто там? — воскликнула Брин.
Снаружи раздалось приглушенное ругательство, и вдруг несколько тяжелых тел разом навалились на дверь. Брин невольно отпрянула, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках какого-нибудь другого выхода. Его не было. Снова сильный удар в дверь. Защелка слетела с оглушительным скрежетом, и пять темных фигур ввалились в комнату; бледный свет масляной лампы тусклыми бликами заиграл на лезвиях длинных ножей. Пятеро ворвавшихся сгрудились на самой границе света и глядели на девушку, бормоча что-то и пьяно похохатывая.
— Пошли вон отсюда! — вскричала Брин, гнев и страх смешались в ее дрожащем голосе.
Слова эти были встречены взрывом смеха, и один из незваных гостей, тот, что стоял впереди, шагнул на свет. Брин тут же узнала его: один из этих ребят с запада Длинной Гряды, которых торговец Стзбб назвал разбойниками и ворами.
— Красотка, — пробурчал он, — ну давай… иди к нам.
Все пятеро медленно двинулись вперед, растянувшись в цепочку поперек маленькой полутемной каморки. Можно, конечно, попробовать прорваться к двери, но это значит оставить Рона одного, а Брин вовсе не собиралась этого делать. Снова рука легла на рукоять кинжала.
— Ух ты, а вот этого нам не нужно… — прошипел первый разбойник, подбираясь поближе. И внезапно рванулся вперед — Брин даже не думала, что после стольких кружек крепкого эля он сможет двигаться так быстро, — и схватил девушку за запястье, давя и выкручивая ей руку. Брин пришлось отпустить кинжал. В то же мгновение и остальные. обступили ее. Грубые руки схватили Брин за одежду и потянули вниз, на пол. Она отчаянно отбивалась, но их было пятеро, и они были намного сильнее ее и к тому же не особенно церемонились: Брин досталась пара увесистых тумаков. И вдруг что-то сорвалось в ней, соскочило, как та защелка вышибленной двери. Все вокруг будто рассыпалось и пропало в ослепительной вспышке гнева. И то, что случилось потом, было проявлением инстинкта, быстрого, грубого и безжалостного. Брин запела, и песнь желаний звучала по-новому, совсем не так, как раньше. Трепещущей яростью песнь разлилась в сумраке комнаты, и ярость эта шептала о смерти и о бессмысленном разрушении. Разбойники отпрянули от девушки, широко раскрыв рты, вытаращив глаза и зажимая руками уши. Тела их корчились в судорогах, пока песнь желаний терзала их чувства и сокрушала разум. И в зове заклятия звенело безумие — бешеное, несущее боль.
Звук, словно клещи, сжимал пятерых молодцов с Длинной Гряды. Отпихивая друг друга, пятились они обратно, к двери, в которую две минуты назад так браво вломились. Вопли их вторили гневной песни Брин. И все же девушка не остановилась — она продолжала петь. Так силен был ее гнев, что ничто не могло уже сдержать его. За дверью испуганно заржали кони и неистово забились в своих стойлах, крича от боли, пронзающей их голосом Брин.
Наконец пятеро наглецов отыскали открытую дверь и вывалились из комнаты, дрожа и стоная. Кровь текла у них изо ртов, из ушей, из ноздрей. Они закрывали руками лица; их пальцы, словно когти, вонзались в кожу. Ослепление гнева внезапно покинуло Брин, и она снова увидела тех пятерых. И еще она увидела торговца Стэбба. Он шагнул было к ней из темноты, но вдруг замер и попятился, отчаянно замахав руками. На его лице отразился ужас. Вместе с чувством вины к Брин возвратился разум, и песнь желаний оборвалась.
— О, проклятие!.. — воскликнула девушка и без чувств упала на пол.
Настала полночь. Торговец оставил Брин и ушел к себе, пряча испуганный взгляд. На темной поляне дремучего леса, который окружал торговый двор на Грачином Пределе, было тихо.
Брин съежилась на полу рядом с железной печкой. Стэбб принес еще дров, и пламя вновь заплясало в печурке, рассыпая искры и потрескивая в тишине. Брин сидела словно испуганный ребенок, подтянув к подбородку колени и крепко обхватив их руками. И мысли ее были темны и исполнены тихой злобы. Будто черные демоны, проносились в сознании слова Алланона. Те слова, которым она не хотела верить и которые не желала даже слышать. “Песнь желаний — могучая сила, сила, которой нет равных. Она защитит тебя. И доведет до конца твои поиски. И уничтожит Идальч”.
“Или же уничтожит меня, — ответила Брин своим мыслям. — Или тех, кто окажется рядом. Она может убить. И может заставить меня убивать”.
Тело девушки онемело, и она переменила позу, чтобы облегчить боль в сведенных мышцах. В черных глазах застыл страх. Не отрываясь, глядела Брин сквозь решетчатую заслонку на пламя, пляшущее в печи. Она могла бы убить тех пятерых с Длинной Гряды, с каким-то безысходным отчаянием думала Брин. Она бы убила их, если б они не убрались из комнаты, если бы вовремя не отыскали дверь.
В горле у Брин пересохло. Как сделать так, чтобы подобного больше не случилось? А если в следующий раз ее опять вынудят обратиться для защиты к заклятию?
За спиной у нее глухо застонал Рон и вновь заметался под одеялом. Девушка медленно повернулась к нему и, склонившись, провела ладонью по горячему лбу. Горец побледнел еще больше, теперь его кожа приобрела мертвенно-серый оттенок. Лицо осунулось и пылало. Дыхание стало неглубоким и хриплым, как скрежет рашпиля, словно каждый вдох требовал напряженных усилий. И с каждым вдохом сил оставалось все меньше.
Брин в отчаянии замотала головой, опускаясь на колени. Укрепляющее лекарство не помогло. Рону стало лишь хуже — он слабел с каждой секундой, яд все глубже и глубже проникал в его организм, иссушая жизненные силы. Если это не остановить сейчас, Рон умрет…
Как Алланон.
— Нет, — горячо прошептала Брин и стиснула руки горца, словно этим нехитрым жестом могла остановить жизнь, заходящую из его тела.
И в это мгновение она поняла, что надо делать. “Та, кто спасает и разрушает” — так назвал ее дух Бремана. Что ж, хорошо. Для разбойников с Длинной Гряды она была той, кто разрушает. Быть может, теперь она станет той, кто спасает?
