Словами огня и леса (СИ) - Дильдина Светлана

— Кретин, — Къятта удержал скакуна, который шарахнулся от человека, едва не хватавшего его за шерсть.

Всмотрелся в пустую дорогу, и ударом направил грис вперед; та помчалась, будто ошпаренная. Спутники последовали за ним.

Маленький домик был полностью скрыт ветвями. Всего пара дворов: тут собирали мед, разводили пчел в дуплах. Смерч обошел стороной остальные постройки, но с корнем вырвал десяток деревьев на обочине, словно протанцевал по ней. И одно из деревьев придавило домик. Тяжелая крона обрушилась на крышу, проломив и ее, и глиняные стены. Из-под нагромождения массивных ветвей доносились тихие стоны. Къятта перевел непривычно светлые глаза на младшего:

— Сколько там человек?

Юноша описал полукруг возле того, что недавно было домом.

— Не меньше троих.

— Живые?

— Еще один точно, молчит, но шевелится.

На лице отобразилось возбуждение, ноздри вздрагивали. Хлау поморщился — вот уж кто сейчас лишний. Ему кровь чуять нельзя, в последние несколько лун и так сам не свой. Взглянул на Къятту — тот задумчиво качнул пару ветвей, но основная масса не шелохнулась. Даже втроем людям было не поднять ствол — от соседа, который приплелся назад, да его сына — тощего подростка — толку не было. А обрубать ветви, потом растаскивать обломки… да кого-то в хижине явно придавило, судя по вновь раздавшемуся тихому стону прямо под стволом. Звать подмогу из ближайших селений того безнадежней, пока доберутся, спасать будет некого.

— Ладно, — тихо и уверенно сказал Къятта, обращаясь непонятно к кому, махнул рукой собирателю меда — мол, отойди. — Хлау, помоги мне. А ты… — смерил младшего долгим, тяжелым взглядом. Если бы можно было просто дерево сжечь… но тогда и торопиться не стоило, чтобы устроить еще живым огненную могилу.

— Иди сюда.

Кайе не спешил повиноваться. Он приник к стволу; уцепившись за толстую ветку, попробовал приподнять дерево. Хлау издал шипящий звук и, пригнувшись, почти подскочил к юноше, видя — ствол начинает двигаться… самую малость, и все же! Готов был подхватить, поднимать тоже — хоть и не знал, может ли тут помочь человек.

— Хватит, — сказал Къятта, — Только убьете тех, что внутри.

И верно, опомнился Хлау. Ветви перемешались с кусками стен… кто знает, что держит жизни жителей этого домика?

— Иди сюда, — повторил Къятта более резко, и это походило уже на команду. Младший шагнул к нему, злой и взъерошенный.

— Мы ничего не сможем. Если ты…

— Помолчи пока.

Зрачки старшего из братьев чуть расширились, лицо больше не казалось равнодушным — появилось нечто, похожее на недобрый азарт. Потянулся внутренним движением к младшему. Не в первый раз уже, но впервые — так, ради каких-то глупых собирателей меда… едва не задохнулся, соприкоснувшись с пламенем — не от испуга или боли, скорее — от счастья. Это — мое… наше…

Едва ощутимое сопротивление — но не сильнее, чем сопротивляется вода, когда в нее входишь.

Младший, как всегда, забыл поставить "щит"… и даже не вздрогнул, когда Сила старшего соприкоснулась с его собственной, кажется, попросту не заметил. Желание дать по шее Къятта едва не осуществил; но из-под завала послышался короткий слабый плач.

— Попробуем поднять эту колоду, — сказал молодой человек, в очередной раз смерив дерево взглядом. И, брату: — Просто позволь мне делать то, что надо, а сам не пытайся убрать все одним махом.

Молчание счел знаком согласия, несмотря на искривившиеся губы и угрюмо склоненную голову.

Хоть и отнюдь не слабые руки были у троих, огромный ствол они бы не сдвинули с места, даже Кайе проиграл старому дереву; а под воздействием Силы оно вздрогнуло, начало выпрямляться, словно устало лежать на земле и решило вновь спокойно расти.

Собиратель меда и парнишка его глядели со стороны, приоткрыв рот. Счастливая улыбка на лице Кайе; если хоть немного ослабить контроль, он таки бросит всю свою силу на борьбу с этим стволом, недоумок малолетний. Но зато про кровь позабыл; ему нравится видеть — дерево поднимается.

Вот оно уже полностью над землей, ни одна веточка не касается развалин — и можно толкнуть в сторону, и услышать тяжелый стук, и вздрогнет земля. Бездна… какое же безумие, отдавать все каким-то нищим… но это хороший случай, показать людям, кто о них заботится. Всего-то поднять дерево, а слухи пойдут, как о спасителях, готовых ради самых безвестных своих работников тратить силы и время.

Завал разобрали быстро — тут и собиратель меда помог, хоть и забавно было работать всем вместе. Под завалом обнаружились тела — мужчина был мертв, но старик, девочка и старуха дышали. Девочка так и вовсе отделалась испугом и ссадинами. Одно дерево едва не стало могилой четверых. Хлау прикрыл тело мужчины найденной на развале холстиной, сказал:

— Али, я возьму девочку, моя грис слабее.

Къятта кивнул. Бросил взгляд на младшего. Видя, как снова затрепетали ноздри, чуя кровь совсем уже близко, как расширились зрачки — поморщился. Возбужден, и слишком… Хоть и выпустил Силу наружу, но дури еще много осталось.

— Оставайся на берегу. Нет, иди к развилке, там встретимся — я отвезу их и вернусь.

— Я поеду с тобой.

— Нет, — отрезал. И, уже мягче: — Нам нужна еще одна грис для раненого — двоих взрослых она не увезет.

И не стоит позволять тебе вдыхать запах крови всю дорогу.

Тоскливый и жадный взгляд:

— Къятта…

— Я же сказал. Перед тем, как пойдешь, нырни в реку — вода успокоит. Не вздумай перекинуться.

Тревожно было на сердце, но ладно, сейчас увезут людей — сам в себя придет.

Насколько же он другой… Къятта и сам сейчас устал, и Хлау тоже, заметно — а этот напротив, будто чем больше обращается к Силе, тем больше ему дается. Будто через кожу пламя просвечивает. Так хорош, когда смотрит прямо, когда злится, вот как сейчас — чуть приоткрытые губы, а зубы наоборот, стиснуты, темный румянец на высоких скулах, несколько влажных прядей прилипли ко лбу…

Развернулся, взлетел на грис — она заверещала испуганно. Принял в седло хрупкую старую женщину.

До ближайшего поселения верхом — около получаса. Слишком быстро нельзя, и грис выдохнутся.

Юноша никуда не ушел. Сидел на берегу Читери, ловя губами ветерок. Влажные запахи леса — чьей-то жизни и смерти, различал хорошо; прислушивался к шороху и разноголосью. Левая рука по локоть в воде — холодной, быстрой. Воздух казался очень густым — наверное, ночью будет гроза. В грозу запахи и звуки города начинали давить на сердце и на уши — словно слипались в огромный ком, ком, где вперемешку были и злые черные пчелы, и мед, и древесная труха. А в чаще… даже застывшей в испуге под ударами грома, даже душной, непроглядной, влажной, они была правильны, словно игра мастеров-музыкантов: каждый звук на своем месте.

Юноша зачерпнул воды, выпил ее из ладони. Снова всмотрелся в темные пятна между стволами — там бродили и дышали тысячи жизней. Позабыл уже, что Къятта не велел перекидываться — уж больно манил лес.

Къятта, не дождавшись у развилки, вернулся на берег и никого уже не застал.

Попробовал отыскать энихи по следам, но скоро махнул рукой на это занятие. Почва была сухой, и сплошь и рядом из нее выступали переплетенные корни. Дольше возиться. Вернется…

Он не вернулся и когда сумерки накрыли Асталу. Не в первый раз ночевал в лесу, и одной Бездне известно, что он там делал. Но впервые уходил в таком состоянии. Кайе и без того был много дней возбужден не в меру, а тут — в открытую пользовался Силой своей, и кровь… Къятта проклинал себя за эту никому не нужную помощь, и ждал. Не сидел дома, находил себе дела в округе, и, возвращаясь, каждый раз ехал медленно — не хотелось разочаровываться. Если этот… хвостатый не вернулся… мало ли.

Губы вздрогнули, искривились. Вот он, наконец на месте. Черное мохнатое тело возле живой изгороди. Никого больше, только покачивается над изгородью огромная бабочка.