Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки
— А ты? Не можешь?
— Я не могу без нее жить.
Это прозвучало так, будто комната слушала эту фразу очень долго, может быть,
много часов, и заучила ее. И теперь откликнулась, привычно, безо всякого эха,
просто отражение эмоций, осевших на стенах и потолке, на безликих вещах гостиничного номера, у которых никогда не будет постоянного хозяина. «Я не могу без нее жить». В это легко верилось. Так легко, что я дернула Демона за рукав.
— Он сейчас…
— Да. Именно, Дагни. Он сейчас это и сделает.
На мгновение мне даже показалось, что он повернется и уйдет. Но вместо этого
Демон сделал несколько шагов и остановился у Калеба за спиной.
— Ты помнишь, как мы жили все вместе, Кейли?
Пальцы на портьере дрогнули, пустив по ткани волну. Я затаила дыхание, даже не пытаясь представить, что будет, если эта портьера сейчас распахнется.
— А помнишь, как ты жил без нее? Вспомни, Кейли. Как ненавидел ее. Как придумывал самые изощренные пытки, самую медленную из смертей писал, будто симфонию. И хотел, чтобы я это видел. Помнишь?
Калеб склонил голову, почти касаясь штор. Демон положил ладони ему на спину,
будто собирался толкнуть.
— Давай, убей нас обоих. Открой эти чертовы шторы. Знаешь, это только в кино так быстро, а на самом деле все долго и больно. Так, как ты хотел когда-то убить ее.
Тебе больно уже сейчас, хотя ткань такая плотная… А ты ведь еще даже не начал.
— Отойди, Генри, — сказал наконец Калеб, с трудом справившись с голосом. — Я считаю до трех. Если останешься, значит, такой твой выбор. Раз…
Его пальцы на портьере дрожали. Демон посмотрел на меня и вздохнул.
— Дети, дети. Учишь их, что выбор есть всегда, а потом они обращают твои знания против тебя же.
— Два…
Демон отошел от Калеба, но вместо двери подошел к кровати. Секунду он смотрел на спящего Уильяма, а потом скользнул на середину и улегся позади него, опираясь на локоть.
— Три, — произнес он хладнокровно.
Калеб оглянулся. Медленно повернулся, плотнее запахивая штору за спиной.
— Что же ты медлишь? — спросил Демон. Калеб смотрел на него в безмолвном ужасе,
тогда Демон слегка откинул Уильяма на себя и сомкнул руки на его груди. Тот не проснулся, только немного пошевелился, принимая более удобную позу. Похоже,
теперь ему стало гораздо комфортнее. Его рубашка, пропитанная засохшей кровью,
валялась рядом, разорванная, но сам он оказался более-менее чистым. Рана была закрыта новой повязкой, а на месте второго пореза красовался огромный сине-багровый кровоподтек.
— Я не хочу без нее жить, — повторил Калеб жалобно, и у него выступили слезы. Их красноватый отлив сделал глаза больными и страшными.
— Ну давай, жги нас священным огнем. Погибнем все — кроме Дагни, естественно.
Кто-то же должен рассказать, что здесь произошло. — Голос Демона вдруг стал жестким. — Ты слышал вообще, что сказал, Кейли? «Не хочу», там, где раньше было «не могу». Чего ж ты жалеешь Уильяма? Думаешь, лучше бросить его одного? Да нет,
забери уж его с собой, если так жалеешь, а бросать не смей. Сожги нас. Давай.
Калеб моргнул, по мраморной щеке пролегла рубиновая жилка. Потом медленно отошел в середину комнаты, и тогда Демон ловко, как змея, выбрался с кровати, оставив
Уильяма спать в его любимой позе спокойствия. Он подошел к Калебу почти вплотную,
отрезая его от окна.
— Мой Калеб. — Он приподнял его подбородок, едва касаясь кончиками пальцев. Я уже слышала равнодушный, раздраженный, ироничный — но теперь его голос вдруг стал мягким и ласковым. Потрясающим. Таким, что я даже слегка онемела. — Где мой
Калеб, который умел принимать нелегкие и правильные решения?.. Мой Калеб,
который всегда мог разглядеть настоящее? Даже ослепленный страстью? Где он,
скажи мне?
За первой рубиновой жилкой протянулась вторая, третья, и внезапно Калеб сделал попытку уткнуться ему в шею, так отчаянно, совсем по-детски. Попытка оказалась тщетной — хоть расстояние между ними и было минимальным, оно таким и осталось.
— Забери меня, Генри, — прошептал он. — Возьми меня назад, я хочу вернуться,
пожалуйста!
— Не могу, миленький. — Демон провел пальцами по его еще мокрым ресницам. — Нет.
Уильяма может и забрал бы, а тебя не заберу. Тебе есть ради чего жить.
Лицо Калеба стало меняться, опять соскальзывая в отчаяние, и голос Демона вновь приобрел жесткость.
— Приди в себя! Ты помнишь, что было вчера?
Тот нахмурился, потом его губы вздрогнули, будто от резкого удара, и он поднес ладонь ко лбу.
— Я… нет, не помню. Сначала Джиа… Нет. Не помню.
— Так я тебе напомню! — зашипел Демон и вдруг легонько ударил его по щеке, а когда он изумленно поднял глаза, дал пощечину по второй — сильнее. — Вчера был
Уильям. С тобой, все время. Ему было так плохо, вон Дагни свидетель, — может,
даже больнее чем тебе. Догадываешься, почему? Он втройне растерян, потому что ни черта не понимает! Калеб, он не понимает, что это за честь, и как мы гордимся нашей Джиа. Он никогда не поймет, насколько это важно, и чем можно ради этого пожертвовать. Он осознает одно — ее у вас забрали. Но он пытается понять,
пытается пережить. И он удержал себя в руках только ради тебя.
— Все… было так плохо? — спросил Калеб неуверенно.
— Все и есть так плохо. Чтобы хоть немного тебя успокоить, он чуть не истек кровью, потому что некогда было рассчитывать, как глубоко себя ранить. Он повторял, что вы должны радоваться за Джиа, повторял, едва сдерживаясь, — ради тебя. Потому что ты был невменяем и не мог ему помочь. И знаешь что? — Демон вдруг отошел в сторону, открывая доступ к окну. — Я на самом деле заберу Уильяма,
ему незачем видеть твой чертов суицид, а там делай что хочешь. Гори синим пламенем. Уильям! Проснись!
Калеб бросил на кровать быстрый взгляд.
— Нет, Генри… пожалуйста.
— Нет? Точно? Тогда используй этот шанс. Он любит ее так же сильно, как и ты, но тебя он тоже любит. Пойми это сначала, а потом убегай — убежать от ответственности всегда легче всего.
Калеб присел на край кровати и, едва касаясь, поправил прядь, упавшую на лицо
Уильяма. Тот наконец приоткрыл глаза, взглянув на него, потом на нас.
