Пола Вольски - Сумеречные врата
Джатонди выронила книгу, метнулась к двери и что было сил потянула ее на себя. Тщетно. Дверь не поддавалась. Заперта.
— Паро! Открой! — Джатонди яростно забарабанила по толстым доскам. — Открой, Паро!
Ответа не было. Гочанна, тяжело дыша, отступила назад.
— Я не существую, — пробормотала она.
— Это ничего, — сказал Ренилл.
Джатонди подняла голову и, поняв его мысль, кивнула. Натянутым, как струна, голосом отчетливо и громко выговорила строки пароля. Ничего не изменилось. Дверь осталась запертой. Она повторила, еще громче.
Бесполезно. Либо Паро вместо слышащего замка использовал что-то более обыденное, либо, скорее, голос гочанны просто не проникал сквозь тяжелую дверь. Она попыталась еще раз, надрывая горло, и Ренилл кричал вместе с ней, но замок оставался глух к их стараниям.
Похоронены заживо. Ренилл прикинул, надолго ли хватит свеч. Навалится тьма, смертельный голод, а еще прежде жажда…
Нет. Век варварства миновал. Такие наказания остались в далеком прошлом.
Да?
— Что будет делать Паро? — Ренилл не был уверен, что ему хочется услышать ответ.
— Пойдет к матери. — Джатонди в последний раз безнадежно дернула дверь. — Приведет ее прямо сюда.
— И что тогда?
— Видел когда-нибудь вблизи извержение вулкана?
— Близко — нет. Может, сумеем ее убедить?
— Может, и сумеем, когда она успокоится настолько, что услышит нас. Со временем. А может, и нет.
— Прости, что я втянул тебя в это дело, гочанна.
— Я сама втянулась. И хватит об этом. Если мы собираемся просмотреть записи Ширардира, надо торопиться. Другой возможности у нас уже не будет.
— Хладнокровная же ты девушка.
— Продукт первоклассного вонарского воспитания.
— Тут не только воспитание.
— У нас мало времени. — Джатонди старалась не встречаться с ним взглядом.
— Ты что-нибудь понимаешь в его книге?
— Кое-что. — Она нахмурилась. — Там что-то о неустойчивости атмосферы, о некой слабине, в которой может возникать… отверстие… проход… По словам Ширардира, такая неустойчивость существует здесь, именно здесь. Под «атмосферой» он понимает не обычный воздух или какой-то газ, а скорее…
— Потом расскажешь.
Джатонди кивнула. Вернулась к упавшему на пол фолианту, подняла его и погрузилась в чтение. Ренилл поставил свечи, взял с полки другой том, перелистал… Значки, таблицы, числа… Невнятица. Он вернул книгу на место, хотел попытать счастье со следующей, но тут Джатонди заговорила срывающимся шепотом:
— Вот тут… целая страница… о том, как установить связь. Если это правда, можно беседовать с… с теми, кто там, за проходом.
Ренилл взглянул на открытую страницу. Его глазам знаки не говорили ничего.
— Ты сама могла бы это сделать? — спросил он. — Поговорить с…
— С богами?
— Если это боги, в чем я сомневаюсь.
— Думаю, я могла бы все это запомнить, но нужно время. Сразу понятно, что нужно обладать мысленной сосредоточенностью, которую…
Ее прервал звук открывающейся двери. В Святыню Ширардира вошла гочалла Ксандунисса. Она, как видно, одевалась второпях, черное одеяние было накинуто наискось, из прически выбивались колечки непокорных волос, веки припухли. Должно быть, ее только что разбудили. За ней шел Паро со светильником в руках.
— Лучезарная… — аккуратно отложив фолиант, Джатонди склонилась в церемониальном поклоне, выпрямилась и взглянула в лицо матери.
Ренилл тоже поклонился. Гочалла не замечала его. Ее черные глаза встретились с глазами дочери.
— Значит, это правда… — Голос гочаллы звучал сдавленно, видно, она с трудом сдерживала чувства. — До этой минуты я не могла поверить. Но это правда.
— Я проникла сюда, не заручившись согласием гочаллы, не могу отрицать.
— Вот как? И чего еще ты не можешь отрицать, гочанна? Но нет, я не должна называть тебя так, ты больше не достойна этой чести. Ты ведь не можешь отрицать, что прокралась в мою опочивальню и выкрала Ключ к Замку? Ибо как еще могла ты узнать его? Ты не можешь отрицать, что стала простой воровкой? Скажи, что это не так!
— Не могу, — невыразительно повторила Джатонди.
— Можешь ли ты отрицать, что рылась в моих шкафах, что нашла мой дневник и читала его — похитив тайны моего сердца, осквернив саму мою душу? Можешь ли ты отрицать, что предала доверие, попрала всякое достоинство?
— Не могу.
— Можешь ли ты отрицать,, что открыла высшую тайну Святыни Ширардира чужеземцу, вонарцу, нашему врагу?
— Нет.
— Можешь ли ты отрицать, что дала приют и помогала соглядатаю с запада? — Исполненный презрения взгляд гочаллы на миг метнулся к лицу Ренилла, впервые показав, что она заметила его присутствие.
— Нет.
— И какова же твоя награда за предательство, ты, Безымянная? Надеюсь, ты продала тайну Авескии за хорошую цену? Чем тебе заплатили?
— Знанием, — бесстрастно отвечала Джатонди. — Я стремилась понять.
— Что?
— Богов, их природу.
— Понимаю. Жажда просвещения, и ничего более.
— Лучезарная, я хотела…
— Но если в самом деле такова была твоя цель, — с той же противоестественной холодностью продолжала Ксандунисса, — то, может быть, ты объяснить, зачем здесь этот иноземец? Ты могла бы прийти сюда одна. К чему брать с собой прихвостня во Трунира? Или ты скажешь, что он способствовал твоему просвещению?
— Этот человек, — спокойно возразила Джатонди, — проник в тайны ДжиПайндру. Он своими глазами видел ритуал Обновления и то существо, которое мы называем Аоном.
— И ты этому веришь!
— Гочалла, это правда, — вмешался Ренилл, — и то, что я видел…
— Ты этому веришь, — повторила Ксандунисса, словно не слыша его голоса.
— Верю, — ответила ей Джатонди, — потому что он рассказал то, о чем не мог знать, не будь его слова правдивы. И еще я верю, потому что уважаю этого человека. Он был любезен, великодушен и добр в тот день, когда мы встретились в ЗуЛайсе. Ты сама признала это, гочалла. Ты отказываешься от своих слов?
— Я со стыдом вспоминаю, как обманулась тогда. Теперь глаза мои открылись, но слишком поздно.
— Выслушай его, гочалла. Ты не останешься равнодушной, как не осталась и я.
— Как и ты… А. — Ксандунисса помолчала, размышляя. — Кажется, я начинаю понимать. Теперь все становится куда яснее.
— Выслушай рассказ мастера во Чаумелля, и ты поймешь…
— Быть может, я пойму, как низко пала та, которая когда-то звалась гочанной. — Выдержка начала изменять Ксандуниссе. Она часто дышала, у уголков губ залегли морщинки. — Она предала свой народ и семью из любви, как она заявляет, к знаниям. А может быть, просто ради любви? Этот соглядатай, эта тварь… ты приютила его здесь во дворце или непосредственно в собственной спальне?
