Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом
В столовую друг за другом вошли двое. Чинно и важно как при крестном ходе. Мужчина в пурпурном дивитисии, сутулый, лысоватый и кисломордый, вежливо предложил своему спутнику присесть. Второй, франтовато-глянцевый, что новая купюра и розовощекий, что деревенская девка на выданье, не раздумывая, уселся в кресло к плетеному столику. Хозяин остался стоять на ногах.
— Вы живете не слишком близко к цивилизации дорогой родственник, — отдышавшись и оглядевшись, проговорил оккупант кресла, расправляя кружева манжет своего щегольского костюма.
— У нас, как и военных, нет выбора, где служить Святой Троицы, — ответил хозяин апартаментов.
Сам мин херц, аббат, — распознал я в кисломордом будущего противника, на переговорах по репатриации метра Букке.
— Бросьте, прибедняться преподобный, — свое недоверие розовощекий подкрепил улыбкой. Его рот расползся от уха до уха.
— Ну, так…, - аббат развел руками, всем видом показывая, куда тебе серости понять наши труды и заботы.
Мимика аббата не обидела розовощекого, скорее повеселила.
— Вы ознакомились с теми бумагами, что я привез? Они стоили моих мук? — спросил он и тут же поплакался. — Никогда еще так дурно не переносил дорогу. На пути ни одной приличной гостиницы! Ни поесть, ни отдохнуть! И жрицы как специально лезли в каждую дыру.
— Зачем же вы, дорогой Малиньи, взяли их с собой? — аббат обошел столик, примеряясь к бутылкам.
Давно пора! — мысленно поддержал я порыв святого отца. Понту всухомятку трепаться!
— Взял!?? Как же!!! — вознегодовал Малиньи. — Меня вызвали в казначейство воинских поставок. Не успел переступить порога приемной графа Ниега, как был препровожден белоризыми из ордена Авгея в канцелярию викариата столицы. Там меня и попросили доставить вам корреспонденцию. А уже перед самым отъездом заявились жрицы и предупредили, что отправляются со мной. Я даже не знаю по чьему приказу и с какой целью? — Малиньи сделал женственно-поэтический взмах рукой. — Представляете, каково мне пришлось?
Аббат выбрал из многорядья наипузатейшую бутыль, и, приподняв к верху, показал Малиньи. Тот согласно кивнул, одобряя выбор. Аббат налил вина в не самую маленькую посудину и подал своему гостю. Собеседник принял кубок двумя руками, что знаменосец полковой прапор.
— Если не секрет, что такого важного отписал епископ, отправляя меня как простого нарочного? — обратился Малиньи к аббату, медля с питием. Тот обошел вокруг столика, заложил руки за спину и уставился в окно.
— Заверяю, вас побеспокоили не по пустякам!
— И на том спасибо, — удовлетворился ответом Малиньи, вдохнув аромат налитого вина. По раскрасневшимся щекам пошли белые пятна. — Сами не собираетесь в столицу?
— Дела, дела, — посетовал аббат, — нет свободного часа, не то чтобы дня. В Хейм ехать — декаду, две убьешь. Да и нам ли проводить дни в суетной праздности.
— Ох! Ох! Ох! Вы стали таким аскетом, — Малиньи вновь понюхал содержимое бокала. Пей же ты, резинщик проклятый! — Помнится, года три назад, вас было не выгнать из столицы.
— Что поделать! Сказано блаженным Геласием, со временем все меняется, не меняется лишь само время.
— Не утешительное речение, не утешительное, — клюнул носом в бокал Малиньи, ни как, не настроившись на глоток. — Вы еще увлекаетесь нумизматикой?
— После того глупейшего случая? — аббат покачал головой.
Лукавит старикашка, — подловил я преподобного на лжи.
— Знаем, знаем, — сощурил хитрый глаз Малиньи. — Случай, в самом деле, глупейший. Но кто мог подумать, что вы нумизмат до мозга костей позаритесь на Лисию де Брогк, а не на коллекцию редких динар и оболов48 собранную её мужем — мятежником.
— Тяжелый выбор, — аббат налил себе вина из той же бутыли, что и гостю и, не дожидаясь Малиньи, выпил. Хапнул из кубка как истый выпивоха, только донышко мелькнуло. Вверх вниз.
Повторит или нет, — задался я вопросом, заинтригованный неожиданной бравостью аббата в питие.
Аббат поддержал"…души прекрасные порывы".
Заряжай и по третьей! — болел я за пастыря грешных душ.
Аббат не погнушался и третьей.
Славный получился хет-трик! — порадовался я за попа.
— Не по этой ли причине с вами прибыли жрицы? — подавив беспокойство, спросил аббат.
— Имеете в виду инспектировать вас? Не погрязли ли вы в грехах еще более тяжких, чем раньше?
Аббат развел руками. Зачем же еще им тащится сюда.
— Нет, — успокоил его Малиньи, — у них свой интерес. Разыскивают какого-то нищего.
— Просто разыскивают?
— У жриц спросишь?!! Так, услышал в разговоре.
— Не иначе дело катится к войне, дорогой Малиньи, раз плакальщицы отлавливают бродяг.
— Катится и давно, — гость, поудобней развалился в кресле, готовый вещать. Он даже отпил цыплячий глоточек из бокала, для лучшего словоизлияния. — Вы, наверное, знаете, пал Триер. Хорошо укрепленную крепость сдал капитан стражи. Доподлинно известно — по указке из столицы. Двадцать тысяч народу, включая воинский гарнизон стали жертвами ужасающей резни. Теперь вот сказывают некто (пауза для нового глоточка)… некто объявился в Близзене, где и так хватает смуты и неподчинения. Зреет мятеж!
— Опять!… - с недоверием отнесся к сообщению аббат, отвлекаясь от собственных мыслей. — Против кого?
— Разумеется против императора. В столице склоняются к мнению, что некоторые дворяне умышленно чинят междоусобицу, дабы дестабилизировать обстановку в провинции и в государстве.
— В пользу кого?
— Поверьте не в пользу Малагара или Дю Риона.
— Хотите сказать в пользу Диких кланов Земель Порока?! Но это же вопрос веры!!!
— Потому к делу подключились жрицы…
— Но на чем основывается подобные подозрения?
— Поверьте, они не беспочвенны. И не явка на сборы к началу похода в Малагар, и нежелание платить налоги, разорение вверенных в держание владений и многое другое. Многое…
— Близзен таков от веку вечного!
— Тем не менее…. Предполагают, действия смутьянов направляются из столицы.
— Кабрал? Двоюродный дядя императора?
— Вы, опасно категоричны, преподобный. Нельзя ли обойтись без имен?
