Никос Зервас - Кадеты Точка Ру
Сделалось горячо под сердцем. Ивана распирало, хотелось прыгать и разбивать ногами шкафы. Белла была такой милой, такой испуганной кошечкой – грациозная, бровки удивлённо вскинуты, пухлый рот приоткрыт. Ваньке уже не казались некрасивыми её усики, он не видел усиков, потому что чёрные глаза пылали, как маяки.
– Знаешь, смешно сказать, – задумчиво проговорила Белла, разглядывая Ванино лицо, точно он был не живой мальчик, а бронзовая статуя античного героя. – Ведь я всегда мечтала о таком отважном. Ты же настоящий офицер! И я, как Цветаева, чувствую себя рядом с тобой такой холодной, старой.
Она едва коснулась своими прохладными пальцами его подбородка.
– Значит, вот ты какой, Иван Царевич! А скажи, у тебя есть мечта? Самая сокровенная, о которой не знает никто-никто?
Глава 14. Личинка дракона
Он не был тот прежний, непреклонный, неколебимый, крепкий, как дуб; он был малодушен; он был теперь слаб. Он вздрагивал при каждом шорохе, при каждой новой жидовской фигуре, показавшейся в конце улицы.
Н.В.Гоголь. Тарас БульбаИван на миг увидел себя со стороны. Красиво: отважный хмельной офицер, вставший на защиту красавицы, доверяет ей тайну одинокого сердца…
Он плеснул себе жёлтого виски, пахнущего гарью далёких торфяных болот Шотландии. Хлёстко выпил, сжал стакан в побелевших (и правда ведь побелели!) мужских пальцах:
– Поймите, это не хвастовство. Я очень сильный, Белла. Мне дано так много, что становится страшно. Я привык побеждать. Я чувствую: у меня есть миссия.
Будто пьяный, он шатнулся со стаканом в руке.
– Моя миссия, это Империя.
Белла изумлённо взмахнула ресницами.
– Ваня, Ваня! Но ведь Россия вечно была самой тёмной, отсталой страной в Европе! Зачем же надо возрождать империю зла?
– Что?! – взъярился Царицын. – Это ваша Европа была и остаётся тёмным углом! Наизобретали разной техники и думают, что смысл жизни в комфорте. Идиоты! А смысл – в истинной вере, в духовных сокровищах, которые только Империя может хранить!
– И что же? – Белла расширила глаза. – В чём тогда мечта? В чём миссия?
– Жить не для себя, а для России! – прошептал Ваня, казалось, он говорил сам с собою, глаза его блестели. – Пока жив – вперёд! За честь старых знамён! Я верю: вернутся орлы на кремлёвские башни. Вернутся и строго так глянут вниз, на загаженную страну. И наведут порядок!
Он жадно допил.
– Кто наведёт, Ваня?! Какие ещё орлы? Уж не ты ли?
– Да хоть бы я! – костром вспыхнул Царицын. – Вот увидите, меня ещё узнают! Да кроме меня – некому. Никто не может, все устали, расслабились, сдохли! Дерьмо вокруг, тепловатое. Не осталось ни в ком имперского духа: воли и натиска! А у меня есть! И Россия меня позовёт, без меня не справится, вот увидите. Знаете, Белла, часто мне кажется, что я как бы из другого времени пришёл. Из великого прошлого, Белла. А может быть, из будущего!
– Ты очень необычный мальчик, Ваня, – задумчиво произнесла Беллочка Буборц.
Она коснулась его плеча так бережно, точно это было не плечо, а крыло.
– Все парни мечтают быть крутыми, иметь спортивные тачки, нравиться девчонкам, делать звёздную карьеру, быть лидером в тусовке и всё такое… Почему ты, Ваня Царицын, ничего такого не хочешь?
– Может быть, я не такой, как все, – довольно усмехнулся пьяный кадет.
– Потрясающе! – Белла глядела на него как на инопланетянина. – Мне кажется, ты обречён на то, чтобы стать великим!
– А знаете почему? – Царицын вдруг угрюмо воззрел исподлобья. – Потому что в наше время поганое людьё просто так живёт, вхолостую. Чтобы вкусно жрать. А у меня миссия! И выполню любой ценой! Моя мать, будучи в роддоме, стала заложницей! Моего отца взорвали «духи»! И я с детства мечтал отомстить! Все свои силы нацелил на борьбу. Не правда ли, это немного отличает меня от остальных? Особенных людей нельзя мерить общей меркой.
Иван Царицын смолк и стоял перед Беллой гневный, лицо в красных пятнах, глаза блещут немыслимой силой.
– Милый Ванечка, мне почему-то кажется… вот не знаю, прямо уверенность такая, что ты обязательно станешь очень-очень известным человеком, знаменитым. С такой железной волей, с такими талантами можно в один прекрасный день войти в историю.
Она подошла ближе, вертя в пальцах пустой бокал.
– Тебя надо беречь, Ваня. Ты сейчас только в начале своего пути. Ради меня ты можешь пострадать, и я этого не переживу. Ну почему, почему всегда страдают те, кого я полюбила!
Белла вздрогнула. Испуганно закрыла ладошкой рот.
– Ах! Проговорилась!
– Что? – не понял Царицын.
– Я проговорилась, я сказала, что полюбила тебя! – в ужасе повторила она, глаза её бегали. – Ну, теперь ты всё знаешь. Может быть, это и к лучшему. Уходи. Мы должны расстаться.
Иван растерянно хлопал ресницами.
– Прошу тебя: уходи! – ещё раз повторила Белла. – Иначе будет поздно.
Стоит. Не знает, что делать.
– Ладно. Чтобы ты ушёл, я обещаю тебе, что поцелую тебя в губы, – быстро сказала Белла. – Только один раз! Это будет наш прощальный поцелуй. И только потому, что ты сегодня именинник.
Ваня шатнулся навстречу, точно контуженный, – она вспыхнула.
– Нет! Так нельзя, нельзя. Скорее уходи, это безумие какое-то!
Его качнуло к двери – она вскрикнула, кинулась с испугом следом.
– Милый, постой! Я боюсь одна.
Совсем запуталась, бедняжка, закрыла лицо рукой. Повисла на плече и, точно в бреду, мотая головой, залепетала на ухо, всё быстрее:
– Не понимаю, что делаю… Первый раз полюбила – и такого юного, чистого. Я ведь никого по-настоящему не любила, ты первый у меня, Ваня.
Чёрные глаза оказались совсем рядом, и страшно близко красный рот с усиками.
И вдруг ударила носом в щёку, впилась в губы, запрокидывая Ванину голову. Словно горячие улитки прилипли ко рту Царицына, полезли внутрь! Он даже испугался, невольно отпрянул – она с неожиданной силой сжала его рёбра, замычала в щёку:
– Ах, что я делаю, сумасшедшая… совсем влюбилась! И снова тычется, ловит Ванины губы.
– Подожди, я не могу больше, нет… Я сейчас. Отскочила, хлестнув по лицу чёрными волосищами, метнулась в ванную.
Ваню обожгло почти животным страхом. В голове пульсировала кровь.
«Что сейчас… что делать? Она зачем… и вот выйдет из ванной… и неужели прямо теперь?»
Вдруг совсем рядом… Ваня вздрогнул: в электронных колокольцах, весело покатилось по квартире радостное сопрано подмосковной вакханки:
А два кусо-че-ка колбаски А у тебя лежали на столе! А ты расска-зы-вал мне сказки, А только я ни верила тебе!