Роберт Асприн - Истории таверны «Распутный единорог»
— Несколько таких врагов я могу себе представить, — пробормотал Джабал, — однако я никогда не разделял твоих идеалов. Хотя мы оба верим в справедливость, мы ищем ее разными путями.
— Справедливость? — ухмыльнулся цербер. — Сегодня ты вторично повторяешь это слово. Должен признать, что оно странно звучит в твоих устах.
— Разве? — спросил работорговец. — Я всегда честно поступал со своими людьми или с теми, кто вел со мной дела. Мы оба признаем существование коррупции в нашел мире, цербер. Но расхождение состоит в том, что в отличие от тебя, я не пытаюсь защитить мир, я вынужден защищать самого себя и моих людей.
Зэлбар поставил на стол недопитый бокал.
— Я оставлю твою маску и плащ снаружи, — сказал он ровным голосом. — Боюсь, что расхождение слишком велико, чтобы мы могли с удовольствием вместе выпить вина.
В глазах работорговца сверкнули искры гнева.
— Но ты ведь займешься расследованием убийств?
— Да, — пообещал цербер, — и тебе, как гражданину, высказавшему жалобу, сообщат о результатах моих расследований.
Темпус занимался своим мечом, когда к нему приблизились Зэлбар и Рэзкьюли. Они нарочно подождали, чтобы встретиться с ним здесь, в казарме, а не в его любимом пристанище, в Саду Лилий. Вопреки всему, что произошло или могло произойти, все они были частью армии, и что предполагалось сказать, не должно было дойти до ушей гражданских людей, не принадлежавших их элитарному клубу.
Темпус глянул на них сумрачным взглядом, потом с наглым выражением лица вернулся к своей работе. Это был бесспорный вызов, ведь он всего лишь занимался тем, что затачивал зубчатое острие своего меча — не предлог, чтобы уклониться от разговора с капитаном церберов.
— Хочу переговорить с тобой, Темпус, — объявил Зэлбар, пряча свой гнев.
— Это твое право, — ответил тот, не поднимая головы.
Рэзкьюли двинул ногой, но взгляд друга осадил его.
— На тебя поступила жалоба, — продолжал Зэлбар, — жалоба, подтвержденная многочисленными свидетелями. Я считаю справедливым выслушать твою версию истории, прежде чем, я пойду к Кадакитису и сообщу ему обо всем.
При упоминании имени Принца Темпус поднял голову и перестал затачивать меч.
— А в чем состоит жалоба? — мрачно спросил он.
— Говорят, ты совершаешь бессмысленные убийства во внеслужебное время.
— Ах, вот что. Они не бессмысленные. Я просто преследую голубых дьяволов.
Зэлбар был готов услышать различные возможные ответы на свое обвинение — сердитое отрицание, сумасбродное свободолюбие, требование представить доказательства или свидетельства. Но такое простое признание совершенно вывело его из равновесия.
— Ты… ты признаешь свою вину? — наконец произнес он, изумленный до такой степени, что потерял спокойное расположение духа.
— Конечно. Меня только удивляет, что кто-то побеспокоился и подал жалобу. Никто не должен был бы пожалеть об убийцах, которых я убрал… а ты в наименьшей степени.
— Ну, ладно, правда, что я недолюбливаю Джабала и его продажных подручных, — признался Зэлбар, но все-таки еще существуют соответствующие юридические процедуры, которым нужно следовать. Если ты хочешь, чтобы их вызвали в суд, ты должен был…
— Суд? — Темпус рассмеялся. — Суд не имеет к этому никакого отношения.
— Тогда зачем же за ними охотиться?
— Ради практики, — сказал Темпус, еще раз пристально взглянув на зазубренный меч. — Если меч часто не употреблять, рука становится медлительной. Мне нравится, покуда можно, не терять сноровки, и, вероятно, продажные подручные, которых нанимает Джабал — лучшие в городе, хотя, по правде говоря, если те, с которым я сталкивался, могут служить примером, то его просто надувают.
— И это все? — выпалил Рэзкьюли, не в состоянии больше сдерживаться.
— Это все твои причины, по которым ты бесчестишь свою униформу?
Зэлбар предупреждающе поднял руку, но Темпус просто расхохотался в лицо им обоим.
— Верно, Зэлбар, лучше держи своего пса на поводке. Если не можешь заставить его перестать тявкать, я сделаю это за тебя.
На мгновение Зэлбар подумал, что мог бы остановить друга, но Рэзкьюли взорвался в гневе. Загорелый цербер уставился на Темпуса с такой глубокой, кипящей ненавистью, которую, Зэлбар это знал, нельзя было теперь погасить урезониванием или угрозами. Преодолевая собственный гнев, Зэлбар повернулся к Темпусу.
— И ты будешь вести себя так же высокомерно, когда Принц попросит тебя объяснить свои действия? — спросил он.
— Мне не придется этого делать, — снова ухмыльнулся Темпус. — Китти-Кэт никогда меня не вызовет для отчета за что бы то ни было. Вы вели себя как хотели на Улице Красных Фонарей, но это было до того, как Принц осознал мое положение здесь. Он даже изменит свое решение, если уже публично занял какую-то позицию по этому делу.
Поняв правоту слов Темпуса, Зэлбар прямо-таки застыл от гнева и разочарования.
— А как выглядит твое положение здесь?
— Если тебе нужно задавать такой вопрос, — засмеялся Темпус, — то я не могу объяснить тебе. Но ты должен понять, что не можешь рассчитывать на Принца в поддержке своих обвинений. Не печалься и воспринимай меня как человека вне юрисдикции закона. — Он встал, вложил меч в ножны и приготовился уйти, но Зэлбар загородил ему дорогу.
— Может быть, ты и прав. Может быть, ты действительно выше закона, но если существует бог — любой бог, который сверху наблюдает сейчас за нами, то недалеко то время, когда твой меч промахнется мимо цели и мы избавимся от тебя. Справедливость — естественный процесс. Ею нельзя длительное время пренебрегать, ссылаясь на причуды Принца.
— Нечего призывать богов, если ты не готов принять их вмешательство,
— с гримасой отвращения произнес Темпус. — Тебе следовало бы учесть это предостережение, произнесенное тем, кто знает, в чем дело.
Прежде чем Зэлбар смог прореагировать, Рэзкьюли ринулся вперед, и его узкий маленький кинжал полетел в направлении горла Темпуса. Капитан церберов уже не успел вмешаться ни физически, ни словесно, но и Темпус, по-видимому, не нуждался во внешней защите.
Неторопливым и даже ленивым движением Темпус шлепнул себя левой рукой по тому месту, на которое был нацелен кинжал, и на его ладонь пришлась вся тяжесть мщения Рэзкьюли. Лезвие кинжала пронзило ладонь и вышло с противоположной стороны, на мгновение кровь забила струей, но Темпус не замечал этого. Быстрый рывок раненой уже рукой, и из рук Рэзкьюли лезвие было вырвано. Правая рука Темпуса, как тисками, сомкнулась на горле ошеломленного атакующего, он поднял Рэзкьюли в воздух, повернул, отбросил к стене и пригвоздил ногой так, что тот едва касался ногами пола.
