Дэвид Геммел - Рыцари темного леса
— Он правду говорит. Уйдем. — Номад схватил Эррина за руку.
— Нет, — шепотом ответил барон. — Я должен войти.
— Почему ты всегда такой глупый? — крикнул Убадай, но Эррин освободился от него и вошел. В пещере горели факелы, и тени плясали, как привидения. Эррин шел, пока не увидел перед собой трое доспехов.
— Это они зовут тебя, — сказал Лемфада.
— Это доспехи Габалы, я не могу носить их.
— Немногие знают, Эррин, что одна из основных добродетелей рыцарей Габалы состояла в том, что никто из них не надеялся удостоиться такой чести. Надеяться значило остаться ни с чем. То, что ты сказал сейчас, говорилось уже раз сто каждым, кто надевал эту серебряную броню.
— Я распорядитель пиров, а не воин. В жизни своей не был воином! У меня есть волшебный пояс, который придает мне проворства, сам же я никакими доблестями не обладаю.
— Я все это знаю, Эррин, однако ты избран.
— Кем избран? Тобой?
— Не только. Но теперь выбор за тобой. Ты волен уйти, и тебя никто не осудит.
— Что сталось с теми, кому эта сталь принадлежала раньше? С настоящими рыцарями? Если они вернутся, мне ведь придется отдать доспехи?
— Они уже вернулись, Эррин. Это наши враги, рыцари Красного Цвета.
— И я должен буду сражаться с ними? Я уже сразился однажды с Карбри. Он отдал мне собственный меч, но победить его все равно нельзя.
— Что ж, выбирай свою судьбу сам.
Эррин, неотрывно глядел на доспехи, облизнул губы и хотел уйти, но память вновь показала ему Диану на костре среди ревущей толпы и торжествующего Окесу… Он протянул руку и коснулся металла. Тепло хлынуло через его пальцы, и на глазах выступили слезы.
— Дурак проклятый! — Убадай прошел мимо Эррина и хлопнул ладонью по другим доспехам. — Это мое!
— Зачем это тебе? — прошептал Эррин. — Ты не обязан оставаться со мной.
— Много ты знаешь. Тебя в кладовой запереть, так ты с голоду помрешь.
Белый жеребец, насторожив уши, вышел на поляну и смело двинулся к сидящему там человеку. Человек встал и ласково, но уверенно погладил коню морду, потрепал его по шее.
— Ты не Каун, дружок, но тоже сгодишься. — Мананнан сел на коня верхом, и тот взвился на дыбы, но рыцарь усидел, стиснув его бока коленями. — Ну, тихо, тихо.
Без седла он спустился с холмов в разоренную деревню. Там лежали мертвые лошади, и Мананнан снял с одной седло и уздечку.
Через час он выехал из леса, направляясь к далекой Макте.
Его снедало беспокойство — не только за свою жизнь, хотя и ей тоже грозила опасность. Он думал о Лемфаде и новых рыцарях. Один только Элодан обладает необходимой выучкой и мастерством, да и тот калека. Решето озлоблен на весь мир, Нуада никогда не брал в руки оружия. Лло Гифс Мананнану нравился — в нем чувствовалась сталь, но достаточно ли этого, чтобы стать рыцарем Габалы? Можно есть воробьев и убеждать себя, что это индейки, но вкус у них все равно не тот. А Морриган… бедная Морриган.
Последние дни Мананнан сильно страдал без амбрии, а для Морриган это, должно быть, настоящий кошмар. Она ни разу не пожаловалась, но когда Мананнан услышал о пропаже одного из людей Решета, в нем пробудился страх.
Он оглянулся назад. Где-то там, в лесу, рыщет вражеская кавалерия. Хорошо бы дать ей бой вместе с Элоданом и остальными.
Но у него иная задача: он должен явиться в логово врага и сразиться с человеком, который был ему братом. Это будет Патеус, который теперь вернул себе прежнее имя — Карбри; Карбри-мыслитель, самый старший по возрасту из всех рыцарей; Карбри добрая душа, рассказывавший сказки деревенским ребятишкам, а ныне пожиратель душ. Поверить в это почти невозможно.
Мананнан ударил коня каблуками и поскакал к замку.
Герцога Мактийского вывели на поле, и толпа разразилась радостными воплями. На герцоге был простой камзол из черной шерсти с серебряной тесьмой, а также темно-серые бриджи и сапоги для верховой езды и короткий кожаный плащ, подбитый мехом. Голову он держал высоко и не смотрел ни вправо, ни влево, шагая к повозке для осужденных, поставленной перед королевским павильоном. Поднявшись на нее, он стал лицом к королю. Поле по краям обступали солдаты недавно пришедшей сюда королевской армии, собравшиеся поглазеть на казнь. Герцог, бросив взгляд на эшафот и большой котел с кипящей водой рядом, содрогнулся и отвел глаза. Когда судебная комедия окончится, его возведут на помост и повесят, но еще до наступления смерти снимут его с виселицы, бросят в котел, а затем отрубят ему руки и ноги. Повешение, кипящая вода и четвертование — казнь, предусмотренная для государственных изменников.
Справа от короля сидели восемь красных рыцарей, слева — провидец Океса.
Провидец встал, устремив взгляд своих бледных глаз на герцога.
— Перед лицом дворянства и своего государя ты обвиняешься в измене и пособничестве другим изменникам. Что ты скажешь в свое оправдание.
Герцог слегка улыбнулся:
— Скажу, что это обвинение вздорное. Может, перейдем сразу к казни? Мне становится скучно, Океса.
— Ничего, скоро развеселишься, — прошипел провидец. — Выслушаем свидетелей.
В течение часа герцог слушал показания собственных слуг и гвардейцев. Из них следовало, что он устроил побег Эррину, что он публично осуждал короля, что он предлагал капитану своей гвардии убить короля, пока тот находится в Макте. И тогда он, герцог, сможет сам взойти на престол.
Когда все свидетели высказались, герцога спросили, есть ли у него вопросы. Вопросов не было. Ритуал завершился, и Океса потребовал немедленно привести в исполнение приговор над изменником. Король, все это время сидевший молча, встал. Его волосы ярко белели на солнце, бледное лицо лоснилось от пота.
— Не имеет ли обвиняемый сказать что-либо в свою защиту? Не хочет ли он попросить о снисхождении?
Герцог громко рассмеялся.
— Я попусту потратил прекрасное утро, государь, выслушивая всю эту ложь. К чему затягивать дело, говоря правду? В столь погожий день и умирать приятно, так почему бы нам…
Его прервал стук копыт, и на поле появился рыцарь в серебряных доспехах. Толпа умолкла, пропуская его.
— Кто ты, воин? — спросил король.
— Мананнан, рыцарь Габалы.
— Лжешь. Рыцарей Габалы больше нет. Ты самозванец.
— Я вижу рядом с вами Самильданаха, государь — пусть он поручится за меня.
Красный рыцарь встал и снял шлем, обнажив коротко остриженные белые волосы. Его глаза светились яркой синевой.
— Зачем ты явился сюда, трус? Чтобы воздать почести смелым?
Мананнан ответил не ему, а королю:
— Я приехал, государь, чтобы выступить защитником герцога Мактийского и потребовать испытания поединком.
