Константин Бояндин - Этап
Жители шли не то чтобы радостно, но слушались. Николаев не слышал, что именно говорил им Смирнов, но люди одевались, пусть и не слишком быстро, и шли в сторону клуба. Сам Николаев ходил вокруг, осматривая окрестности в бинокль. Оптический прицел бластера удобнее, но неизвестно, как на это отреагируют местные жители.
Чудища появились внезапно. Возникли двумя большими группами на обоих концах главной и единственной улицы — и помчались в сторону людей. И случилось то, чего Николаев опасался больше всего — паника. Визг, крики — люди, едва заметив, кто именно бежит по улице, начинали метаться, искать укрытия.
— В клуб! — крикнул Николаев, открывая огонь. — Все в клуб! Быстро!
Человек десять уже были в клубе; оставалось ещё двадцать на улице, и ещё три дома они не успели обойти. Только бы там сидели и не высовывались!
Со стороны Николаева бежало восемь чудищ. Две коротких очереди из бластера уложили их наповал. Использовать диск Николаев боялся: опыта никакого, а дом снёс тем же движением, которое подсмотрел у Марии. И некогда экспериментировать. Хорошо, что они не стреляют, мелькнула мысль. С другой стороны улицы доносилась стрельба — не только сухие щелчки "Макарова", но и, к удивлению Николаева, гулкие раскаты — кто-то стрелял из ружья. Николаев дал увеличение — мешали мечущиеся люди, но разглядел, что со стороны лейтенанта чудищ куда больше восьми. Удалось направить всех, кто бегал и кричал рядом с ним, в клуб. В клубе тоже нашлись не поддавшиеся страху — они провожали вновь прибывших внутрь. Николаев отбежал в сторону и посмотрел в прицел бластера.
Лейтенанту приходилось туго. Николаев проверил, что со своей стороны никого пока нет, и дал увеличение на прицел — лейтенант отстреливался практически в упор, при этом одной рукой тащил за собой истошно кричащую и дёргающуюся молодую женщину. Одно из чудищ бросилось, увернулось от пуль…
Николаев открыл огонь. Опасно было стрелять, мог попасть в людей, но видел — Смирнов сам может не устоять.
Кто-то вновь выстрелил из ружья, и последнее живое чудище, в момент лишившись головы, рухнуло совсем рядом с лейтенантом.
Николаев посмотрел сквозь прицел, что никого пока нет ни с одной стороны, и помог завести — по сути, втолкнуть — остававшихся на улице людей в клуб.
Минут через пять лейтенант подошёл к клубу. Вместе с ним шёл колоритный бородатый дед с ружьём — чем-то похожий на Петровича — и ещё семеро, включая ту самую женщину. Она ещё рыдала, но уже шла, куда укажут, и не дёргалась.
— Миша, что это… — дед загнул затейливое ругательство. — Что творится?
— Не знаю, дядя Миша, — ответил лейтенант. — На нас напали. Мы с лейтенантом Николаевым будем оборонять клуб, и ждать подкрепления.
Дед выругался ещё раз, затейливее прежнего.
— У вас есть ещё патроны, Михаил… — Николаев подошёл ближе.
— Семёнович. Можно просто Семёныч. Есть, а как же. Двадцать было, ещё шестнадцать осталось. Что это за страховидлы, мать их?
— Мы не знаем, — Николаев махнул рукой лейтенанту, и тот помог отвести последних спасённых, среди которых была и Лукина, в клуб. — Я вызвал подкрепление, а пока будем отбиваться сами. Хотите помочь нам?
— Само собой, — Семёныч приосанился. — Больше тут помогать некому, а подкрепления будете до весны ждать, с нашими дорогами.
— Дядя Миша, — Смирнов возвратился к ним. — Стерегите задний двор. Мы с лейтенантом будем держать улицу. Если кого заметите — сразу стреляйте, и отступайте к нам.
Дед кивнул, и отправился на пост.
— Спасибо за звание лейтенанта, — заметил Николаев. — Я вас не ранил?
— Нет. Одна из этих тварей мне тулуп порвала, но сам цел. Откуда они, не знаете?
— Никто не знает. Будет ещё две волны. Если удастся отбиться — считайте, что мы победили. Все жители в клубе? Никто не пострадал?
— Все, и все целы, — Смирнов вытащил запасную обойму. В ней пули светились ярко-красным светом. — Что за чёрт! Что это значит?
— Зарядите и узнаете, — посоветовал Николаев. — Вам бинокль дать?
— А у вас запасной есть?
— Нет, но есть оптический прицел.
— Давайте, — согласился Смирнов. — Когда будет, как вы сказали, следующая волна?
— Минут через двадцать. Если отобьём две следующие волны, они больше не полезут.
— Откуда знаете?
— Опыт, лейтенант, опыт.
* * *Отбиваться пришлось так основательно, что Николаев, впервые на своей памяти, заменил бластеру батарею — и порадовался лишний раз своей предусмотрительности, когда давеча засунул в кобуру пару новых батареек. Помимо этих, шипастых и зубастых, в следующей волне пришли и другие — похожие на огромных, метра три, обезьян, и тоже с такими же глазами. По счастью, и у них не было оружия, зато какими они были быстрыми!
После второй волны Семёныч остался без боекомплекта и был препровождён внутрь клуба, следить за спокойствием.
— Чёрт, еле отбились, — лейтенант устал, по всему было видно. — Будет ещё одна, говорите? У вас закурить нет?
— Есть, — Николаев отдал всю пачку, сам отказался. — Будет ещё одна. Потом можно будет с чистой совестью ждать сброса, — он посмотрел на часы, — а он будет через сорок семь минут. Лейтенант, вы действительно отправили жену и дочь к тёще?
Смирнов долго смотрел на него, затягиваясь и выпуская дым. Затем опустил взгляд.
— Теперь не уверен, — он снова посмотрел а глаза Николаеву. — Мне последние несколько дней снится один и тот же сон. Как у вас, как будто я попадаю под машину. Спасаю девочку, а меня самого сбивают.
— Вы звонили своим? Говорили с ними об этом сне?
— Нет, мы… — Смирнов почесал в затылке. Почесал бы, кабы не шапка. — Понимаю. То есть я на самом деле попал под машину, как и вы тогда. И что с нами будет теперь, Николаев?
— Как только отобьёмся и дождёмся сброса, — Николаев проверил заряд бластера, — я вам отвечу.
* * *Третья волна почти целиком состояла из "обезьян". Под самый конец у Николаева начала истощаться и запасная батарея, оставалось выстрелов двадцать, не более. Просто батарейки есть, они в рюкзаке, но чтобы от них был толк, их нужно было поместить в кобуру, пока бластер был игрушечным. Оставалась надежда, что диском, когда батарея бластера сядет, Николаев не разнесёт тут всё вдребезги пополам.
— Сколько там до этого, как его, сброса? — осведомился Смирнов. Из клуба не доносилось ни криков, ничего — видимо, Семёныч знал своё дело.
— Восемнадцать минут, — Николаев посмотрел на часы. — Если я не ошибаюсь, через две-три минуты случится ещё кое-что. Уже не опасное. Идёмте к ним, в клуб. Скажите им что-нибудь, чтобы успокоить. Что угодно, это уже неважно.
