Александр Сухов - Меж мирами скользящий
— Чушь, Мал, и полная ерунда! — громко воскликнул чародей. — Гильдия уже давно превратилась в элитный клуб для избранных. До безликой массы обыкновенных смертных нам, по большому счету, нет дела с тех пор, как деятельность магов была ограничена Священной Хартией. Впрочем, до этого счастливого момента они были лишь подопытными кроликами в наших безумных экспериментах и неисчерпаемым источником пополнения наших рядов. Если бы чародейский дар мог в полной мере передаваться от отца и матери к их детям, мы бы уже давно нашли способ вообще избавиться от обыкновенных смертных, а заодно и от всех прочих рас, как потенциальных конкурентов, с той же легкостью, с какой некогда уничтожили племя детей ночи — вампиров, а также генетических метаморфов — оборотней. Да, да, мой мальчик, согласишься ты со мной или нет, но я считаю магию одновременно и великим благом, и столь же великим злом, лишающим наше общество стимула к поступательному движению по пути прогресса, поскольку маги, передовой отряд нашей цивилизации, по большей части заняты не решением каких-то практических задач, а умозрительными построениями абстрактного свойства. Нет, я вовсе не против так называемой «чистой науки», но, по моему глубокому убеждению, помимо теоретиков должны существовать и практики, способные отыскать реальное применение даже для N-мерного полинома Маори или дифференциального уравнения Вьюла-Бинструфа. И если бы наши маги поменьше занимались политическими интригами и борьбой за власть, цены бы им не было. А так одни лишь пустые хлопоты да мышиная возня.
Мастер Рене горестно покачал головой, по всей вероятности кому-то в укор, после чего улыбнулся стоявшему перед ним мальчику отчего-то кривоватой улыбкой. Затем взмахнул рукой, и в непосредственной близости от его лица материализовалась массивная рама шириной метр и высотой чуть больше метра с заключенным в нее портретом молодой женщины. На первый взгляд ничего особенного: на темно-синем фоне богато одетая голубоглазая брюнетка с царственной осанкой.
— Ты только взгляни вот на это, Мал, — произнес он, отходя от продолжавшей пребывать в подвешенном состоянии картины. — Лет десять назад этот портрет мне подарил Учитель. Не знаю, откуда он его притащил, но художественного шедевра, подобного этому, мне раньше никогда не доводилось видеть. Имя художника — Тициан. Со слов Учителя, он умер лет четыреста назад, но если бы он был жив, я, признанный мэтр пластической магии, с радостью бросил бы все и пошел к нему в подмастерья, и почитал бы за счастье выполнять самую грязную работу, лишь бы дышать с ним одним воздухом и учиться, учиться и учиться настоящему мастерству.
Поначалу высокопарные речи мастера магопластики слегка обескуражили мальчика. Насколько было известно Малу, мэтр Рене действительно являлся признанным мастером своего дела, успевшим за свою в общем-то еще не очень долгую для чародея жизнь создать множество поистине гениальных творений. Достаточно вспомнить, что это именно он является автором знаменитейшей на всю Ойкумену инсталляции «Рождение Духа из Мирового Хаоса», и его возвеличивание какого-то никому не известного Тициана дурно попахивало откровенным кокетством и деланым самоуничижением. Но, хорошенько присмотревшись к живописному полотну, мальчик попросту обомлел. Он не мог и подумать, что с помощью в общем-то незатейливых художественных приемов, коими был написан представленный на его обозрение портрет, можно добиться такого впечатляющего эффекта воздействия на сознание и подсознание зрителя. Чем дольше он всматривался в изображенное на картине девичье лицо, тем все больше и больше ему казалось, что это и не картина вовсе, а дверь в некий реальный мир, стоит лишь протянуть руку, и пальцы его коснутся чудесной персиковой кожи ясноглазой прелестницы.
Чтобы из магической реальности картины вернуться в настоящую реальность, Малу пришлось зажмурить глаза и энергично помотать головой. После этого он вплотную приблизился к полотну с целью его обследования на предмет скрытой магии. Однако стоило мальчику подойти на достаточно близкое расстояние, как чудесное оконце мгновенно превратилось в обыкновенный кусок льняного холста, покрытого неразборчивым цветным узором, и ни малейшего намека на какое-либо скрытое чародейство. Отошел от картины, и перед ним вновь распахнулось яркое, манящее окно в потусторонний мир, и девушка снова ожила, и, казалось, была готова выйти из картины навстречу потрясенному до глубины души мальчику…
Из созерцательного состояния Мала вывел довольный смешок мастера магопластики.
— Ну что, коллега и непримиримый оппонент, теперь-то ты согласен, что на свете существует кое-что получше всех наших двух- и трехмерных поделок, до тошноты плоских и скучных в своей реалистичности. Вот оно — истинное искусство. Скажу тебе, Мал, что изредка подобные шедевры появляются в Межмирье. Откуда они берутся, ведомо одному Учителю, ну, может быть, кому-то еще из высших иерархов. Поговаривают, что на некоторых картинах можно обнаружить отдельные фрагменты загадочного Пламенного Пути, но увидеть и понять, что означают эти знаки, может лишь истинный скользящий. Я хоть и имел удовольствие любоваться издалека одной из таких картин, но ничего особенного там не увидел… Почему издалека? Да все потому, что из-за ее безумно высокой стоимости меня к ней особенно близко не подпустили.
— Что за Пламенный Путь, уважаемый мэтр? Впервые о нем слышу.
Перед тем как ответить, мастер Рене, к величайшему огорчению Мала, спрятал картину, сославшись на то, что свежий воздух и солнечные лучи оказывают на нее отрицательное влияние. После этого он вновь присел на травяную кочку, подобрал оброненную трубку и, перед тем как начать набивать ее содержимым своего кисета, пригласил Мала расположиться поудобнее на соседней кочке.
— Видишь ли, дорогой коллега, — начал мастер Рене, хорошенько раскочегарив свой курительный агрегат, — по большому счету, мне как среднестатистическому гражданину Ойкумены по барабану, является ли Межмирье единой Вселенной или это бесконечное количество параллельных реальностей. Более всего меня интересует, откуда оно появилось. Существует вполне обоснованная гипотеза Большого Взрыва, о которой я подробно не собираюсь распространяться. Однако ряд ученых, признавая по сути верной эту теорию, находят в ней множество моментов для серьезной критики. В частности, реликтовое лептонное излучение, которое мы называем апейроном и которое по сути является фундаментальной основой всей магии… По расчетам ученых, мой мальчик, короткоживущие лептоны должны были аннигилировать и превратиться в электромагнитное излучение через двести-триста миллионов лет после начала Большого Взрыва, и это вовсе не голая теория, а экспериментально подтвержденный факт. Ты хотя бы понимаешь, Мал, что сей факт означает?
