Джейн Уэлч - Плач Абалона
– Я сам себе хозяин.
– Да нет, тебя просто пороли мало. Подрастешь – поймешь. Никто не хозяин самому себе, а уж ты-то пока и подавно.
– Да я тут вовсе ни при чем! – стал препираться Пип. – Я хотел Трога найти. Если кто и виноват, так это он. А еще он ленивая непослушная псина, потому что не хочет идти домой!
На миг мальчик умолк и взглянул на распухшую лапу терьера. Все-таки Трог был мужественным псом, выведенным специально для охоты на смертоносных змей, наводнявших песчаное побережье Офидии, и не боялся боли. Охотники все время замечали, как он хорош. Такой пес со стальными челюстями и несокрушимым духом великолепно подходил для поединков. Только Пип знал, что на самом деле характер у Трога совсем другой. Что это за человек, на которого работают охотники, если он любит собачьи бои? Барон Бранвульф сурово наказывал устроителей подобных зрелищ, и кое-кто порой со смехом поговаривал, что он лучше обходится с собаками, лошадьми и соколами, чем со своими подданными, хотя Пип и знал, что это не так. Бароном он восхищался. Как и его молодой сводный брат, Бранвульф был прекрасным вождем.
А вот о мастере Спаре такого не скажешь. Баронского сына Пип любил, но уважать его так же, как отца, не мог – больно мягок тот был с людьми и больно неуверенно отдавал приказы. Если бы отряд вели Бранвульф или Халь, ничего подобного не случилось бы. Так что виноват во всем как раз мастер Спар. И где он, спрашивается? Что за наследник барона, коли, не может справиться с двумя выродками охотниками?
Пип задержался перевести дух. Ваалака – забытый богами край, подумал он. Леса давно остались позади, и теперь они шли на восток через высокогорное плато, то и дело пересекая русла высохших рек. По весне, когда начнет таять лед на северных вершинах, здесь будут реветь бурные потоки. Сейчас землю намертво сковал холод, и лошадиные копыта не оставляли следов.
Всадник и Палец долго спорили, идти ли в Кеолотию по большому тракту или держаться безлюдных мест. Неудивительно, что победил, в конце концов, Всадник. Он явно опасался встречи с другими путешественниками больше, чем трудностей пути по бездорожью.
Пегий пони шагал, не замечая, что мальчик остановился; цепь натянулась, и Пип невольно ойкнул. Ошейник натер ему кожу до крови, думать получалось мало о чем, кроме собственных несчастий. Путники медленно поднимались по широкой расщелине.
– Что-то ты стал не такой прыткий, – усмехнулся Палец. – К тому же мне показалось, что отважный воин Торра-Альты вскрикнул от боли? Кстати, Пискля, не хочешь ли, наконец, сказать, как твое имя? Или ты слишком испуган, чтобы говорить?
– Оставь парня в покое, – сказал Брок, подходя ближе.
Несмотря на всю свою гордость, Пип был ему благо дарен. Все же его раздражало и то, что охотники больше следят за стариком, чем за ним самим, и то, что Брок считает своим долгом его оберегать. Хотя, конечно, ни чего он не добился, только сам в плен попал.
Пожилой солдат продолжал ворчать:
– Такие негодяи только и могут подкрадываться в темноте и нападать на бессловесных животных и бедного ребенка.
На бедного ребенка!.. Пип скрипнул зубами (эту привычку он перенял у мастера Халя) и молча бросил на Брока ледяной взгляд, а потом посмотрел на свой драгоценный лук, притороченный к седлу Пальца.
– Ах, маленький воин из Торра-Альты уже не может сам за себя постоять, – продолжал издеваться тот. – Так что, волколюбы, как нам вас звать Ворчун и Пискля?
– Молчи, – прошипел Пип Броку. Он поклялся не обращать на охотников внимания и, уж конечно, не собирался называть им свое имя, особенно теперь, когда они решили прозвать его Писклей. Унизительно вдвойне – кличка походила на его настоящее имя! Пип обругал покойную матушку за то, что так его назвала, и тут же покраснел от стыда. Но, в самом деле, не могла, что ли, придумать имя поблагороднее, вроде Кеовульфа? Даже какое-нибудь простое солидное, скажем, Дунстан, вполне бы подошло. Но Пип… Капитан Пип! Подумать только!
Дело в том, что капитан стражи Торра-Альты занимал эту должность уже много лет, и Пип поклялся прийти ему на смену, когда высокий сухопарый солдат отправится наконец в отставку. Мальчик улыбнулся, вспомнив вдруг, что капитана всегда называли только по чину. Может, его родители тоже дали сыну какое-нибудь кошмарное имечко?
К вечеру открытое плато кончилось, и Всадник повел группу вниз по долине, где росли лишь колючий дрок да редкие скрюченные рябины. По обе стороны возвышались острые скалы, за много веков обглоданные ветром до костей. Тут и там лежали крупные темно-серые обломки камня.
Пип чуть не валился с ног от усталости, однако отчаянно старался не подать виду. Может, он еще и не взрослый, зато торра-альтанец, а любой торра-альтанец сильнее жителя Овиссии, думающего лишь об овцах, а уж иноземца тем более. Мальчик стиснул зубы и смотрел себе под ноги. По счастью, лошади шагали небыстро, сопя под тяжестью поклажи.
Приземистый, с растрепанной бородой Всадник не довольно оглядывался на багровое солнце, медленно сползавшее за горизонт.
– Гони их там сзади побыстрее, – крикнул он товарищу. – Надо до заката перевалить в долину под Знаменным Откосом.
Рыбоглазый овиссиец принялся хлестать кнутом отстающих пони. Пип вздрогнул.
– Надеюсь, на этот раз мы получим что-нибудь подороже кроличьей лапки, – с кислой миной сказал Палец. Твои выдумки нам добра не принесли. Занимались бы лучше продажей шкур.
– Этим богатства не наживешь, – откликнулся Всадник. – С тем, как он нам заплатит, не сравнить.
Кобольды, сбившись в кучку и попискивая, трусили следом, не отставая, но держась подальше от Трога, которого явно раздражали. Всякий раз, как они оказывались радом, пес рычал и показывал зубы. Пип заметил, что с тех пор, как кобольды увидели в Кабаньем Лове белого оленя, они стали куда менее послушны.
– Злобные твари, – с отвращением сплюнул Палец, покосившись на кобольдов, отчего те возбужденно залопотали что-то по-своему.
Всадник лукаво ухмыльнулся.
– Зато слушаются. В этом году в Хобомани выпало мало дождя; если поджечь, все вспыхнет, как факел. Кто-то из кобольдов в отчаянии вскрикнул. Всадник осклабился, сознавая свою власть над ними. В окружении рычащих собак он зашагал вперед, оставив Пальца подгонять пони. В шкуры лошадей въелась смерзшаяся грязь, на которой оставались четкие следы кнута.
Брок с отвращением посмотрел на охотника.
– Чего ради бельбидийцу заниматься таким дурным ремеслом? Ты что, совсем себя не уважаешь?
Палец дернул за веревку, охватившую запястья Брока, и потуже затянул узел. Пип закусил губу, видя, как больно старику, но тот лишь глубоко вздохнул.
