Дэвид Геммел - Легенда
– Лентрийское красное, – сказал Ульрик. – В нем нет яда.
– Меня не так просто убить, – усмехнулся Друсс. – Такой уж у меня дар.
– Ты хорошо сражался. Я рад за тебя.
– Меня опечалила весть о твоем сыне. У меня нет детей, но я знаю, как тяжко терять любимых.
– Да, жестокий удар. Славный был мальчик. Но жизнь всегда жестока, разве нет? Мужчина должен быть выше своего горя.
Друсс молча взял еще фиников.
– Ты великий человек, Друсс. Мне жаль, что тебе придется умереть здесь.
– Да, хорошо было бы жить вечно. Впрочем, я уже не тот. Несколько раз твои парни чуть было не свалили меня – куда это годится?
– Тому, кто убьет тебя, назначена награда. Сотня лошадей из моего табуна.
– А как он докажет тебе, что именно он убил?
– Представит мне твою голову и двух свидетелей в придачу.
– Только бы это известие не дошло до моих ребят. Они это обстряпают за пятьдесят лошадей.
– Вряд ли! Уж очень ты хорош в бою. А как там новый князь?
– Он предпочел бы менее шумную встречу, но и война, похоже, доставляет ему удовольствие. Он хороший воин.
– Как и все вы. Но это вас не спасет.
– Посмотрим. Вкусные у тебя финики.
– Вы верите, что сможете остановить меня? Скажи правду, Побратим Смерти.
– Мне хотелось бы послужить у тебя под началом. Я уже много лет восхищаюсь тобой. Я служил многим владыкам – и слабым, и злобным. Были среди них и хорошие люди, но ты… ты отмечен печатью величия. Думаю, ты добьешься того, чего хочешь, – но лишь когда я умру.
– Этого уже недолго ждать, Друсс, – мягко заметил Ульрик. – У меня есть шаман, знающий толк в таких вещах. Он говорит, что видел тебя у ворот четвертой стены – кажется, она зовется Сумитос? – и на плечах у тебя сидел оскаленный череп Смерти.
– Смерть сопровождает меня повсюду, Ульрик! – засмеялся Друсс. – Я ее побратим. Разве твой шаман не знает ваших преданий? Быть может, я умру на Сумитосе. Быть может, умру на Музифе. Но где бы я ни пожелал умереть, знай: уходя в Долину Теней, я захвачу с собой немало надиров, чтобы они сопутствовали мне.
– Сопутствовать тебе будет для них честью. Ступай с миром.
Глава 23
Один кровавый день следовал за другим в бесконечной череде рубки, резни и смерти. Надиры то и дело появлялись на убойной земле перед Музифом, угрожая сокрушить защитников, – но каждый раз их отбивали, и оборона держалась. Сильные, как предсказывал Сербитар, медленно отделялись от слабых. Разница была налицо – к шестой неделе осады в живых остались только сильные. Три тысячи дренайских воинов либо погибли, либо выбыли из рядов со страшными увечьями.
Друсс появлялся на стене каждый день, пренебрегая советами об отдыхе и нуждами своего усталого тела, – он черпал скрытую силу из своей воинской души. Рек тоже создал себе немалую славу, хотя и не стремился к ней. Дважды благодаря своей одержимости он отбрасывал надиров назад. Оррин по-прежнему сражался вместе с остатками «Карнака» – из них выжило всего восемнадцать человек. По правую руку от него бился Джилад, по левую – Бреган все с тем же добытым в бою топором. Хогун собрал вокруг себя полсотни легионеров и стоял сзади на случай, если в передовой линии образуется брешь.
Дни полнились муками и криками умирающих. И список в Зале Павших с каждым утром становился все длиннее. Пал дун Пинар – зазубренный кинжал перерезал ему горло. Бара Британа нашли под кучей надирских тел – сломанное копье торчало из его груди. Высокого Антахейма из числа Тридцати сразил дротик, пущенный в спину. Легионера Эликаса визжащая толпа надиров прижала к настенной башне, и он погиб под ударами двадцати клинков. Йораку, громадному разбойнику, вышибли мозги дубиной – умирая, он схватил двух надиров, бросился с ними со стены и разбился о камни вместе с вопящими врагами.
В хаосе свистящей стали многие геройские подвиги оставались незамеченными. Один молодой солдат, сражавшийся спина к спине с Друссом, увидев, как вражеский воин нацелился в старика копьем, метнулся, не раздумывая, на острие и лег в корчах среди прочих трупов на стене. Офицер по имени Портитак бросился в брешь у надвратной башни, схватился за лестницу и прыгнул с нею вниз, оттолкнув ее от стены. Двадцать надиров, лезших наверх, погибли с ним на камнях и еще пятеро переломали кости. Много таких историй случалось в бою.
И накал сражения не ослабевал. Рек украсился косым шрамом от брови до подбородка, пересекающим лицо красной чертой. Оррин лишился трех пальцев на левой руке, но после двухдневной передышки вновь присоединился к своим бойцам.
Из стольного града Дренана шли нескончаемые послания:
Держитесь.
Дайте Хитроплету время.
Еще хотя бы месяц.
Защитники знали, что не продержатся столько, – и продолжали сражаться.
Дважды надиры предпринимали ночные атаки, но Сербитар каждый раз предупреждал защитников, и захватчики дорого платили за свою дерзость. Ночью, когда трудно найти опору, долгий подъем на стену сопряжен с гибелью. Сотни кочевников нашли бессмысленную смерть под дренайскими клинками и стрелами.
Теперь ночи стали спокойными и в некотором смысле – еще хуже дней. Их тихая лунная свежесть слишком уж отличалась от багрового дневного ада. Солдат посещали непрошеные мысли о женах, детях, родных усадьбах, а еще пуще – о неотвратимом будущем.
У Хогуна и Лучника вошло в привычку гулять ночью по стене – мрачный командир Легиона рядом с остряком разбойником. В обществе Лучника Хогун забывал о потере Эликаса и вновь обретал способность смеяться, а Лучника роднила с ганом серьезная сторона, которую разбойник тщательно скрывал.
В эту ночь Лучник, однако, притих, и взгляд его был устремлен вдаль.
– Что это с тобой? – спросил Хогун.
– Воспоминания. – Лучник, опершись о парапет, смотрел на надирские костры внизу.
– Как видно, либо очень хорошие, либо очень плохие, раз тебя так проняло.
– Хуже не бывает, дружище. Веришь ли ты в богов?
– Временами – когда стою спиной к стенке и враг напирает со всех сторон.
– А я верю в двойную власть Удачи и Зла – верю, что изредка каждая из этих сил выбирает себе человека и на свой лад губит его.
– И эти силы коснулись тебя, Лучник? – осторожно спросил Хогун.
– Возможно. Подумай о недавних событиях – и ты в этом убедишься.
– Не нужно. Я и так знаю, к чему ты ведешь.
– Что тебе известно обо мне? – Лучник повернулся лицом к офицеру в темном плаще.
Хогун улыбнулся, хотя и видел, как пальцы Лучника сомкнулись вокруг рукояти кинжала.
– Я знаю, что твою жизнь омрачает какая-то тайна: погибла жена, отец был убит… что-то вроде этого. Быть может, ты даже совершил какое-то зло, о котором не можешь забыть. Но даже если дело в этом, боль, с которой ты вспоминаешь о своем поступке, доказывает, что он противен твоей природе. Оставь его позади, дружище! Кто из нас способен изменить прошлое?
