В. Бирюк - Вляп
Глава 20
И вот меня выводят. На волю. Я посчитал: я здесь месяца четыре, а небо видел в первый день, когда передо мной голова отрубленная катилась, и три дня пока до Киева добирались. А здесь уже весна, запахи весенние. Как хорошо на воле! В избе постоянно ладан, свечи сальные - восковые-то дороги, только для церквей да боярских теремов. Ещё всякие притирания да снадобья, печка кислород выжигает. А тут..., а небо... Все-таки, что у раба, что у зека - небо по дозволению. А тут слышно, что птицы поют, телеги за заборами гремят, собаки лают... Сколько всего интересного, увлекательного... - жизнь живая. И всего-то делов - дал Хотенею за попку подержаться.
С подворья почти ничего кроме неба не видать, мы вообще по заднему двору по досточкам-мосточкам-тропиночкам гуляем. С Фатимой. У прислужниц моих чётко: одна меня выгуливает, другая дом сторожит. От следующего сглаза-наговора. Меня замотали, что правильно - свежо еще. И сверху все это чадрой и прикрыть. А вот это - неудобно. Не держится. Смотровая щель эта, которая сеткой из конского волоса закрыта, постоянно сползает, головой не покрутишь. Это не одежда, а какой-то инструмент по воспитанию послушания и добронравия. Ни оглянуться, ни быстрым шагом. Народ выглядывает, из всех дверей морды повысунулись - княжну персиянскую гулять вывели. Будто кобылку породистую. Шажок мелкий, семенящий, ручки благопристойно под грудью сложить. Ага, еще бы иметь под чем складывать. Спинка прямая, головку чуть наклонить, глаз от земли не отрывать. Даром что мне из этой щели, как из под конского хвоста - ничего не видно. Зато окружающие видят все. А остальное додумают. Найдут ошибку в образе и все - "победил колхозный строй" - все всё знать будут. А тогда Степанида своей властью... А от неё никакая попка не защита.
Фатима вроде довольна, сначала шипела, теперь вроде успокоилась. Она служанка, я - тут типа госпожа. Она сзади, но я дороги не знаю. Чуть кто навстречу - она сразу вперёд выдвигается. Секьюрити. Из-за её спины и не видать, и не слыхать. Мне под чадрой платочек беленький повязали - "крестьянкой". Уши закрывает. Ничего не слышно. Какой-то мужик нас остановил, что-то Фатиме рассказывает. Потом поклонился и пошёл. Фатима ему в ответ головой поклон на "три четверти", а я как-то на зелёную травку загляделся. Как она меня потом чихвостила...
-- Ты почему не поклонился? Ты здесь кто? Мышь бесхвостая! А это боярыни кравчий, на подворье в первом пятаке.
Здесь так счёт ведут. Не пятёрками, а пятаками. Потом задумалась и говорит:
-- А может - и правильно. Хотеней боярыни любимый внук. А ты Хотенею любимый наложник. А как боярыня помрёт - подворье Хотенею отойдёт. Тогда и этот тебе будет в ножки кланяться. И ко мне - с уважением.
Потом оглянулась воровато - никто не слыхал как она о хозяйкиной смерти судит и добавила:
-- Только если Хотеней от тебя отстанет, этот же кравчий тебя... и нас - прислужниц твоих. Все они... - в куски порвут, в грязь затопчут.
И добавила, пугаясь собственной смелости:
-- Ты уж расстарайся. Господин.
Вот так. Первый раз меня в этом мире назвали "господин". Учили-лечили, били-ругали. И вот... Дослужился. Что ж - деваться некуда. Расстараюсь.
Причина смелости Фатимы прояснилась быстро - она во дворе услышала новость: Хотеней Ратиборович всех своих наложников гречникам продал. Лёд на Днепре сошёл, кто в Киеве зимовал - на юг собираются. Вот Хотеней им товар и сбросил. Хорошую цену взял. Да и товар хорош - чистенькие, сытые, работой не заморённые, к теремной службе, к усладе господской приученные.
Я как представил себе колонну из трёх десятков Хотенеевых наложников... локотки за спиной связаны, через ошейники - верёвка и ... пошли детишки строем на экспорт.
"Я помню тот Ванинский порт
И крик пароходов угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт
В холодные скользкие трюмы".
Бр-р...
Я все понимаю. И лодия - не пароход, и север - не юг. И Крым - не Колыма. У детей этих впереди сплошь курорты: Крым, Анталия, Корфу, Стамбул... Мои соотечественники немалые деньги платят, толпами туда отдыхать ездят. Но... одно дело на пару недель со своей семьёй, другое - одному и без возврата. И вообще - разницу между туризмом и иммиграцией я еще в той жизни хорошо прочувствовал. А когда ты не иммигрант, пусть и беженец, а вообще раб из варварской страны... Хотя... Детишки еще маленькие, на галеры да в каменоломни не годные. А там - айва с изюмом растёт. Будут где в прислуге. И будет их какой-нибудь чёрный бородатый грек раком ставить. В промежутках между стрижкой овец и сбором винограда.
А с другой стороны - куда Хотенею их девать? Назад по весям раздать? Ага, их там сильно ждут, булок сдобных напекли. Которых сами отроду не едали. Там своих ртов голодных... А после такого специфического служения на боярском дворе. Наложники... Задразнят. Да и сами они... После боярского терема в полуземлянку сырую, тёмную, вонючую...
А на подворье оставить - так кормить надо, надо у тех же смердов хлеб брать. У их же братьев и сестёр отнимать. А у смердов закрома не бездонные. Этих кормишь - других, хозяину для дела нужных, в дом не возьмёшь. Да и избалуются они от безделья. Сами же друг на друга залезать начнут. Друг друга нагибать и верховенство своё доказывать. И вообще - безобразничать от скуки.
Так что Хотеней мой все правильно делает. Только мне это все как-то...
Было еще одно "как-то". Прежде я Хотенея обожал. Боготворил. Восторгался. Господин, свет мой, повелитель и владетель. А вот после того, как я ему навязался, поигрался и не дался... После того, как я увидел, что могу заставить его сидеть где хочу, дышать как хочу... На всякие дела важные ехать - не ехать... Конечно, я его люблю, он и красив, и вообще - муж добрый и ярый... Но... не "божество".
Интересно, я столько раз, в разных вариантах слышал, как мать или подруги поучали девушек: "Ты ему только дай - он тебя и уважать потом не будет. Они все так: увиваются, слова говорят. А получат своё - смотреть не хотят". Но всё - в эту сторону. А вот обратного - когда "я дала, а он и упал". Не у него "упал", а у неё. В её глазах... Как-то такого слышать не приходилось.
Третье "как-то" состояло в... нашем "однополом браке". Ещё пару десятилетий назад отношение к этому в моей России было абсолютно и однозначно отрицательным. Потом как-то начало меняться. Успехи демократии и просвещения, "все люди братья", а некоторые братья еще и сестры... Но меня это все не... не колыхало. Что я, свежий дембель-десантник на празднике ВДВ? Я люблю женщин. Мне это и интересно, и приятно. И пользуюсь взаимностью. Женщины - они такие... увлекательные. Так что обращать внимание на всяких гомо- зоо- некро- педо- и прочих филов... Да просто времени нет. В природе есть извращенцы. Причиняющих вред надо давить. Кого из остальных сажать, кого на парады выпускать - согласно закона, выражающего общественное представления. Мне это не интересно. Так, некоторая смесь жалости и брезгливости. Как к сифилитикам.
