Марина Ефиминюк - Ускользающий мир
— Вы, наверное, проголодались? — Спохватилась она, поднимаясь.
— Да, я бы лучше спать легла. — Честно призналась я, любое движение доставалось с огромным трудом, будто моя собственная внутренняя батарейка зарядив окружающих — выдохлась.
Когда мы поднимались на второй этаж в спальню, то до меня донесся разговор мужчин из гостиной. Борис громогласно вопрошал у Люка:
— А теперь рассказывай, что у тебя происходит с твоей женщиной?
— Она не моя женщина. — Произнес бархатный голос и от обиды я прикусила губу.
Дая сделала вид, что не услышала его слов.
ЛЮККА
Он попросил, чтобы Дая убрала подальше все газеты и свежие журналы. В них на каждой странице красочно, шаг за шагом описывали его «подвиги». Люк уже изучил статейки, удивляясь, сколько в них неправды. Конечно, взорванную на шоссе призму приписали ему, даже не удосужившись проверить энергетические следы. Хотя какая разница, если перекрыть энергию ему смогут все равно только один раз.
Похоже, в дом Оскара, где они прятались, приходили, скорее всего, судейские приставы. Отлично! Одна паршивая неделя сменила другую.
Он честно признался Борису в своем аховом положение, но тот отказался даже слушать — его дом, спрятанный в самой лесной гуще, под горной грядой, сложно отыскать.
На кухне страшно беременная и смешная Дая развлекала гостей: от всей души улыбалась Роману и старательно не обращала внимания на Петра, опустошавшего холодильник. Борис рассказывал об Индустриале давно надоевшие байки, собственно, одни и те же. Задавать вопросы он не собирался, но нежданные гости съеживались от одной мысли поведать правду гостеприимным хозяевам.
Женя не появлялась с самого утра, и Люк уже недовольно поглядывал на настенные круглые, как блин, часы. Он молча вышел из кухни, провожаемый четырьмя настороженными парами глаз. После его ухода беседа стала вялой, словно присутствующие держались только ради него.
Когда он проходил рядом с гостиной, то через плотно закрытую дверь различил звуки работавшего видения. Он лично спрятал пульт, чтобы Женя не смогла прослушать новости.
Женя не должны была знать о том, что действительно происходит. Люкка решил за них обоих, что, когда Роман найдет проклятую третью параллель, то Люк переправит девушку домой и станет разбираться с собственными проблемами. Без нее. Они действительно живут в слишком разных мирах, чтобы пытаться строить свой собственный, общий…
Он заглянул в гостиную. Девушка сжалась на диване, уставившись в мелькающие над видением картинки. Из косы выбились темные пряди, обрамляя ее лицо, белое, в цвет снега, под глазами проявились темные круги. Худенькие пальчики судорожно сжимали пульт, словно хватались за него, как за соломинку.
В комнате с высокими потолками и массивными диванами разносился бесстрастный голос диктора: "Незаконное проникновение в здание конторы хранителей, попытка двойного убийства, незаконный переход во вторую параллель на глазах у сотни мирных обывателей, бой посреди города…"
Женя не шевелилась, кажется, даже не дышала. Ее настырность, когда-нибудь загонит ее в гроб. Если девушка решала до чего-либо докопаться, то, как со спасением чужих жизней — будет нестись так, словно у нее сломались тормоза и не слышать запрещающих сигналов, пока не приложиться хорошенько.
Зло, ругнувшись сквозь зубы, Люк присел рядом с ней, вытащил из ледяных пальцев пульт и отключил видение. Она вздрогнула, словно выходя из ступора. Испуганные глаза бессмысленно посмотрели в его хмурое лицо. Девушка выглядела жалко.
Люк поднялся, отходя и понимая, что окончательного разговора все-таки не удастся избежать. Отчего-то именно с Женей ставить точку казалось болезненно тяжело. Ему нравилось в глубине души питать надежду, что они имеют права поступить по-другому.
— Почему ты не сказал мне? — От ее жалобного взгляда, наверное, растаял бы айсберг.
Люк пожал плечами:
— Я говорил тебе, что не смогу жить в это мире.
— О, да это могло означать что угодно! Люк, господи… Я так сожалею о том, что тебе тогда наговорила. Вместо «спасибо», ты услышал от меня… — Она запнулась, кусая губу.
Он промолчал. Слова каким-то странным образом застревали в горле, в душе возникло страшное подозрение, что он совершает ошибку.
— Люк, ты слышишь? Я пытаюсь извиниться. Ведь я не знала…
Она с трудом, на негнущихся ногах, поднялась с дивана и сделала к нему один осторожный шаг, заглядывая в глаза с преданностью бездомной собаки.
— Ты много не знаешь, Женя. — Как ни странно говорить вышло легко. Он остановил ее одним легким жестом руки и покачал головой, запрещая приближаться.
На ее лице отразилась безысходность, а глаза стали большими, почти черными, заполненными слезами. Она кусала губы, не зная, как поступить дальше.
— Сейчас ты мне делаешь очень больно. — Прошептала она, обнимая себя руками, словно боялась развалиться на куски.
Люку показалось, что он, подлец, обижает ребенка. Внутри закипала злость.
— Я не затевал ссоры, Женя. Ты сама сделала свой выбор.
— А что мне оставалось? — Она всхлипнула, едва сдерживая поток слез. — Ты обвинил меня в ужасных вещах!
— Но ты ведь даже не попыталась переубедить меня. — Хмыкнул Люк, подняв одну бровь. — Я все понял, Женя. Честно. Мне не нужно повторять несколько раз. С этим мальчиком вы друг другу подходите: два желторотых школьника, полных подросткового максимализма. Отлично. Ты выбрала, я это уважаю.
— Я не выбрала! — Быстро затараторила она, протягивая к нему руки, словно пыталась остановить. — Все, что ты слышал, говорилось сгоряча!..
— Я не передумаю, Женя. — Мягко остановил он поток бессмысленных слов и пожал плечами.
Постояв мгновение, она буквально вырывалась из гостиной, как из клетки. По деревянной лестнице прогрохотали поспешные быстрые шаги, на втором этаже шарахнула дверь ее комнаты. Женя так и не соизволила спуститься вниз. Весь день Люк старательно не обращал внимания на укоризненные взгляды жены Бориса и острую ненависть, которую волнами источал Роман.
… Люку было мерзко даже представить, что его худенькую девочку могли трогать чужие мужские руки. Руки этого полубезумного опасного парня… Правда отдавала горечью — девушка с мужским именем Евгения не была особенной…
РОМАН
Он резко вскочил с кровати, все еще пребывая в темном глубоком сне. Сладкий цветочный запах позвал его тело за собой. Роман открыл глаза только, когда понял, что стоит уже в коридоре босой и в одних трусах, а по полу сильно тянет холодом. Диковато озираясь, он принюхался — до него донесся аромат жареного мяса, корицы Жениной энергии и сладковатой ванили агрессивного ловца Люкки. Смущенно помявшись на месте, Рома вернулся в темную комнату, озаренную светом уличного фонаря. Кровать тихо скрипнула под его весом.
