Дмитрий Казаков - Солнце цвета ночи
– Нам туда, – Куаутемок указал в сторону цилиндра. – Оттуда мы сможем наблюдать за церемонией.
– А что это такое? – полюбопытствовал Гримгельмир.
– Храм Кецалькоатля, вашего отца. А дальше на север – пирамида Тескатлипоки, могущественного и коварного.
При этих словах по спине Ивара побежал морозец. Арнвид рассказал о встрече с ночным чудовищем, и эта новость конунга вовсе не обрадовала – предпочел бы не привлекать внимания местных богов.
Кто знает, пили ли они мед с асами?
Двигаясь вдоль змеиной ограды, обошли пирамиду с юга, стал виден вход в святилище Тескатлипоки, сделанный в виде оскаленной пасти, ведущая к нему лестница, покрытая потеками застывшей крови.
– Брр… – сказал Нерейд. – Хоть бы пол мыли иногда, что ли…
У подножия главной пирамиды виднелось сооружение, напоминающее врытую в землю лестницу из двух столбов. На заменяющих ступени длинных шестах чудовищными плодами висели нанизанные человеческие головы.
Тут были старые, почти оголившиеся черепа с торчащими клоками обесцветившихся волос, и свежие, из шей которых едва перестала сочиться кровь, а по лицам ползали мухи, влезали в ноздри, в дыры на месте глаз.
– Это зачем? – Кари почесал затылок, раздался звук, какой бывает, если скребут по дубленой коже. – И где тела?
– Это приношение богам, – отозвался один из воинов-ацтеков. – А тела съели во время ритуального пира…
Ивар ощутил, как его передернуло, увидел кислую улыбку на лице Арнвида.
Полезли вверх по лестнице, через десяток шагов стала ясна причина доносящегося из-за ограды глухого равномерного шума. Площадь перед храмовым кварталом оказалась заполнена народом.
Цветастые, украшенные вышивкой накидки стоящей в первых рядах знати выглядели ярко, как листья в осеннем лесу. От ворот в змеиной ограде к одной из улиц вел широкий проход.
– Пожалуй, хватит, – Куаутемок остановился, когда они добрались до середины высоты.
Отсюда была видна площадь, зелень садов, окружающих императорский дворец, серая глыба главной пирамиды, два святилища на ее вершине – алое, украшенное белыми черепами и золотыми бабочками, и бело-синее, окаймленное гирляндами раковин.
Между ними, у начала ведущей вниз лестницы стоял император, ветер трепал его зелено-бронзовый плащ.
За спиной правителя ацтеков толпились жрецы, в черных накидках похожие на стаю ворон, впереди всех располагался Гравицкоатль, рядом с ним – женщина, чьи волосы были рыжими, точно пламя.
– А баба-то что там делает? – удивился Нерейд.
– Это Надикецаль, верховная жрица Чальчиуитликуэ, той, что в платье из драгоценностей, – ответил Куаутемок. – Она славна на весь Теночтитлан благочестием и страстью в служении богам…
– Ага, – хмыкнул рыжий викинг. – А волосы зачем-то охрой намазаны!
Сказать что-либо еще Куаутемок не успел. На вершине главной пирамиды загудели раковины, толпа на площади замолчала. Стали слышны доносящиеся издалека крики и пение.
С улицы, от которой к воротам вел проход, появились голые люди со связанными руками. Они шли неровно, спотыкаясь, а жрецы с распущенными, торчащими волосами, прыгали вокруг, пели, орали и хохотали, тыкали пленников мечами, кровь капала на мостовую.
Толпа молча провожала глазами несчастных, которых гнали, как баранов на бойню.
– Они одурманены чем-то, – тихо сказал Ингьяльд. – Нормальные люди так двигаться не могут, да и глаза выпучены…
– Похоже на то, – согласился Ивар. – Мухоморами накормили или еще какой дрянью.
– Это пленники, захваченные нами во время походов! – гордо заявил Куаутемок. – Сегодня их кровь накормит наших богов, но никто не собирается причинять лишней боли. Будущим жертвам дают вдоволь курить перед церемонией, и священный табак притупляет боль…
Пленников загнали за ограду, одного повалили и потащили по лестнице к вершине главной пирамиды. Там запылал костер, взметнулись ало-рыжие языки, полетели искры, черный дым пополз к бирюзовому, точно вымытому небу.
– Да будет доволен бог, обитающий в каждом жилище! – вперед выступил дряхлый жрец, согнутый, будто неудачно вколоченный гвоздь, взмахнул кремневым ножом. – Да дарует он нам тепло и свет!
Пленника с размаху швырнули в огонь, истошный вопль быстро оборвался, Ивар ощутил тошноту.
В изумлении глядел как слегка обгоревшее тело баграми выволакивают из пламени, кладут на жертвенный камень, а старый жрец уверенным движением вскрывает грудь и извлекает еще трепещущее сердце.
– Шиутекутли! – толпа на площади заревела, в воздух полетели цветы, а сброшенное с пирамиды тело ударилось оземь. Его подхватили набежавшие жрецы, голову отрезали и насадили на шест, а труп уволокли.
А в огонь бросали уже второго пленника, вырвать сердце из которого готовился Гравицкоатль. Лицо его искажала злобная радость, глаза сверкали, а руки тряслись.
Ивар ощутил сильное желание свернуть жрецу Уицилопочтли шею.
От главной пирамиды струился запах горящей плоти. Ацтеки орали и прыгали, потрясая руками. Викинги следили за жертвоприношением молча, Нерейд мрачно почесывал покрытую медной щетиной щеку.
– О боги, – шептал Арнвид, – как вы допускаете такое? Зачем? Зачем все это?
Ивар вздрогнул от отвращения.
Не раз в жизни он убивал, видел сражения, где гибли тысячи людей. Мог понять совершаемые ради обогащения разорение городов и пытки пленников, но не мог представить, что кому-то придет в голову уничтожать себе подобных настолько гнусным способом.
Ацтеки, как и их соседи, жертвовали богам людей по любому поводу, и не просто их убивали, а жестоко издевались, потом глумились над трупом и в некоторых случаях съедали его.
Хотелось спросить – что за безжалостные боги требуют подобного поклонения?
Последнего пленника, почерневшего, точно головешка, вытащили из огня, и пламя заревело, поднялось выше, словно в него швырнули несколько охапок хвороста, среди его языков появился ужасный лик.
– Шиутекутли! – люди на площади начали падать на колени, жрецы на вершине пирамиды – отступать к краю площадки.
Видно было, как они закрывают лица руками, спасаясь от неистового жара.
– Жррррааа! – щелкая и грохоча, прорычал огонь, в голосе его прозвучала бешеная мощь лесного пожара, ядовитое шипение торфяного, ярость извергающегося вулкана. – Жррррааа!
– Еще жрать просит? – удивился Нерейд, глаза его сузились. – Вот ненасытная утроба.
Пылающие глаза, похожие на два алых солнца, повернулись к викингам, Ивар ощутил на лице горячее дуновение.
Взгляд бога давил, заставлял опуститься на колени, но конунг стоял, не двигаясь с места. Ладонь его сжалась на рукояти меча, на скулах катались желваки.
