Анна Дашевская - Лицо под маской (СИ)
— Договорились. Но это не объясняет, почему ты выглядишь, как ундина какая-нибудь!
— Такая зеленая? — рассмеялась я. — Все нормально, это последствия магической клятвы. Все узнаешь от Марка. А теперь, если меня не накормят, я начну грызть причальный столбик!
Пожалуй, это был даже не ресторан, а небольшая таверна — четыре столика внутри и еще три — на улице, прямо на набережной. Я уже привыкла к такого рода венецианским заведениям, где готовит бабушка, на кассе сидит хозяйка, принимает заказы хозяин, а дочери с ним вместе подают и моют посуду. Впрочем, иногда готовил хозяин, а его громогласная неохватная супруга болтала с посетителями, перекидывалась местными шутками и сплетнями, наливала вино и могучей рукой усмиряла излишне горячих спорщиков.
Тут была именно такая хозяйка. Поглядев на меня, она покачала головой и, не слушая, что я говорю, притащила огромную тарелку с горой пасты с вонголе — красной от соуса, огненно-острой и невыносимо вкусной. Я уверена была, что в меня не влезет и половина этой чудовищной порции, но с удивлением поняла, что, кажется, доем и вон ту последнюю ракушку. Джан-Марко заказал Valpolichella, и красное вино отлично гасило пожар во рту после острого перца.
— Ну, вот, — одобрительно сказала хозяйка, унося тарелки, — теперь хоть румянец на щечках появился!
Джан-Марко усмехнулся и подлил мне еще вина.
Похоже, это стало уже привычкой: я выключилась еще в катере, на плече Джан-Баттисты, и проснулась уже среди ночи в своей спальне. Комната была освещена только лунным светом, и в нем я увидела мужской силуэт у окна, в кресле. Сердце вознамерилось было упасть в пятки, но тут мой ночной гость щелкнул пальцами, зажигая магический фонарик, и я узнала Джан-Баттисту.
— Прости, милая, не решился оставить тебя одну, — сказал он. — Тебе что-то снилось, ты металась и вскрикивала во сне.
— Ну, хорошо, хоть не храпела… — ответила я с улыбкой. — Ничего не помню, что мне снилось, ну, и неважно. Ты знаешь, мне кажется, что тебе будет гораздо удобнее охранять меня от плохих снов, если ты разместишься поближе. Тут вот и подушка вторая имеется…
Он попытался уйти еще до рассвета, чтобы не компрометировать меня в глазах слуг, но я только посмеялась над этой неуместной скромностью:
— Слушай, мне довольно много лет, и я была замужем. Никакой репутации, которую можно было бы испортить, у меня нет. И, кроме того, я уверена, что Джузеппина уже поставила тесто для удвоенного количества булочек. В этом городе нет ничего, что можно было бы скрыть от живущих в доме!
Мы допивали в столовой по второй чашке капучино, когда в дверь вошла моя экономка. В руках у нее был конверт с черной окантовкой. Я вскрыла конверт, пробежала глазами несколько строчек, и уронила письмо.
— Синьора Пальдини, как же так? Он ведь не был старым! Джан-Баттиста подобрал листок и прочел: “С прискорбием извещаем… на шестьдесят пятом году жизни… синьор Доменико Лаварди… в среду, 2 апреля, в десять часов утра на кладбище Сан Микеле”.
— К сожалению, больное сердце передалось ему от матери. Ангелика тоже умерла рано… — синьора Пальдини вздохнула и спросила деловым тоном, — Вы пойдете, синьора?
— Конечно.
— Barca dei Morti отплывет от дома покойного в половине десятого… Нам нужно будет отправиться чуть пораньше, в девять. На Сан-Микеле всего один причал, а проститься с Доменико прибудут многие.
Она вышла. Джан-Баттиста погладил мою руку.
— Я тоже знал его. Его все знали, вся Венеция. В известном смысле он был Венецией…
Мы помолчали, потом он со вздохом встал:
— Надо идти. У тебя через полчаса встреча, у меня совещание по размещению активов. Вечером мы увидимся?
— Знаешь, нет настроения куда-то идти… Приезжай сюда, поужинаем у меня.
Джан-Баттиста наклонился и поцеловал меня, и дыхание опять перехватило.
Франческа приехала ко мне в одиночестве, сказав, что у Маргарет прихватило сердце, когда она узнала о смерти синьора Лаварди. Оказывается, они ровесники! Впрочем, синьора Контарини маг, ей положено выглядеть молодой. Обсуждение веселой вечеринки тоже как-то не задалось, так что мы просто поболтали ни о чем за чашкой кофе, и моя подруга отбыла. Я взглянула на часы: двенадцать, а Джан-Марко ждет меня к двум. Пойти прогуляться по городу? Но я обещала не выходить без охраны, пока Джокер не найден. Подняться на чердак? Хм, а это мысль. Надо забрать оттуда портрет Лауры, негоже ей пылиться на чердаке.
Не прошло и часа, как при активной помощи всех домочадцев картина была снесена вниз, очищена от пыли и осталось только выбрать место, где ее разместить. Хотя, что тут думать — в будуаре, пусть висит над тем самым туалетным столиком, что на ней изображен!
Лоредано оправился от слабости, вызванной принесением магической клятвы, и готов был рассказывать дальше. Джан-Марко поставил щит от подслушивания и задал первый вопрос:
— Итак, мы остановились на судьбе ваших атрибутов. С перстнем понятно, а что же все-таки произошло с corno?
— Как я уже говорил, иногда у Джокера появлялись другие пленники. По-видимому, он не может заранее определить, чья кровь ему подойдет… для того, о чем мы говорили.
— Или не всегда может… — возразила я.
— Поясни, пожалуйста? — переспросил Джан-Марко.
— Ну, ведь вас, синьор Лоредано, он похитил прямо на улице, поздним утром, рискуя, что это увидят. Он знал, что это именно вы, ведь так?
— Да, я был без маски, а в городе меня знают в лицо… То есть, знали, сейчас-то, наверное, уже забыли.
Мне понравилось то, как он об этом сказал — без горечи, без сожаления, без обиды, просто констатировал.
— То есть, можно предположить: Джокер знал, что в вашей крови есть нужный ему элемент. Заранее знал, понимаете? Иначе он бы увез с улицы какого-нибудь пьяницу, нищего, забулдыгу, который пойдет куда угодно за обещанной бутылкой вина.
— Согласен. И что это нам дает?
— Сколько человек могли видеть ваш анализ крови? — спросила я, наклонившись к Лоредано.
Тот откинулся на подушках и задумался, потом начал перечислять:
— Ну, разумеется, мой личный врач и его ассистент. Далее, мои секретари, все бумаги в первую очередь попадали к ним. Совет двенадцати, поскольку именно его члены утверждают избрание на должность дожа. Плюс секретарь Совета. Все, пожалуй.
— Больше, чем хотелось бы, но меньше, чем я предполагал, — философски заметил Джан-Марко. — Будем проверять. Итак, мы говорили о других пленниках…
Как выяснилось из рассказа синьора Лоредано, второй атрибут дожа, особую шапочку, Джокер сумел подчинить и носил ее, не снимая — то ли дразнил плененного правителя, то ли воображал себя им. Один из невольных соседей Лоредано по подземной тюрьме сумел не только сохранить разум, но и попытался бороться. Он ухитрился утащить один из стилетов мучителя, и ударил того в бок. Увы, сил у него оставалось немного, и удар оказался слишком слабым, чтобы нанести серьезный вред. Разъяренный Джокер убил пленника этим же стилетом, но в схватке тот сорвал со своего противника corno ducale, и так сильно зажал в кулаке, что и у мертвого ее невозможно было забрать.
