Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц (СИ)
…как-то очень все своевременно вышло.
Зато родня ее, шляхтичи лишь во втором колене, в играх с Хельмом замечены не были, напротив, матушка славилась набожностью. Но… как знать?
Третьей в списке — панночка Габрисия… замерла в кресле, сложив руки на коленях. Нейтральная поза, и лицо выражения лишенное, будто бы маска, но совершенная. А прежде, говорят, панночка Габрисия не отличалась особой красотой, напротив, ходили упорные слухи, что непривлекательное дитя выросло в откровенно некрасивую девицу, и первый же выход в свет, пусть и в Севежском воеводстве, где батюшка ее владел обширными угодьями и серебряными рудниками, ознаменовался провалом. Невеста была богата, но до того некрасива, что и богатство не помогло найти ей жениха.
А ведь хороша.
Строга. Отстраненна. Равнодушна.
И все же проглядывает под этой маской нечто… огонь скрытый?
После неудачного дебюта панночка Габрисия исчезла на два года, и объявилась лишь на конкурсе, который выиграла… и судя по ней нынешней, серебряные папенькины рудники к тому имели весьма малое отношение.
Где пропадала?
И кто помог столь разительно изменить внешность? Уж не тот ли, кому что тело человеческое, что душу перекроить просто?
Четвертой шла панночка Ядзита, светловолосая, пышногрудая и весьма неудачливая… три раза заключались помолвки, и первая, когда панночке Ядзите едва пятнадцать исполнилось… жениху было семьдесят два, и поговаривали, что за брачный договор он заплатил полновесными двойными злотнями, что позволила батюшке Ядзиты поправить пошатнувшиеся семейные дела… но до свадьбы жених не дожил. На радостях сердце стало… спустя год история повторилась, наделав немало шуму. А с полгода тому и третьего из женихов, вновь выбранный ушлым папенькой, почечная колика спровадила в мир иной.
Рок сие? Удивительное везение?
Или же нечто большее, до чего королевские дознаватели не сумели докопаться?
Панночка Ядзита устроилась на козетке с вышивкой и выглядела столь мирно, по-домашнему, что Себастьяну самому стало неловко за этакую свою подозрительность.
Последним номером в списке Аврелия Яковлевича, которому Себастьян всецело доверял, была панночка Мазена Радомил, наследница рода столь древнего, что, по словам Аврелия Яковлевлевича, сие было просто неприлично.
Радомилы посадили на трон Богуслава Первого.
И поддержали во время Столетней войны никому не известного Хортеха Куроноса, не став связываться с исконными претендентами…
…трижды панночки из рода Радомилов примеряли корону, и в жилах нынешнего короля текла еще толика той, истинно древней крови, о свойствах которой известно не так уж и много. Вот только родство было давним, подзабытым…
…неудобным.
И не было опалы, как не было и причин для нее, но только вдруг оказалось, что нет Радомилам и места в Познаньске. Да и не только в нем, незаметно, исподволь, молчаливой королевской волей подтачивалось благополучие слишком уж славного, богатого рода, каковой при иных обстоятельствах и на корону претендовать мог бы.
Странно, что панночку на конкурс пропустили…
…ли не смогли не пропустить?
Опять же, Радомилы с Россью, не скрываясь, дела вели, незаконные, но давние, полузабытым ныне правом исконной крови. Та прорезалась в чертах панны Мазены, простоватых, однако стоит приглядеться, и уже невозможно глаз отвести от лица ее… пьянит, дурманит улыбка.
И в темных, с прозеленью глазах видится обещание…
Себастьян моргнул, дав себе зарок более в глаза эти не смотреть, а то ведь и вправду приманит, очарует… не приворотом, но той же кровью, к которой существа магические склонность имеют.
Панна Мазена мило улыбалась, слушая низенькую, плотно сбитую гномку, которая говорила быстро, то и дело взмахивая руками, словно бы стараясь при том казаться выше.
Нахохлившимися голубками, держась за руки, сидели целительницы. Рядом держалась карезмийская княжна, смуглолицая, беловолосая, вырядившаяся в честь важного сего события в дедовскую кольчугу с золоченой росписью. Меж ног ее, весьма внушительных ног, примостилась боевая секира с полукруглым клинком. Время от времени карезмийка проводила по клинку белым острым когтем.
— А вот у нас в городе, — Себастьян поерзал, устраиваясь поудобней. Следовало признать, что козетка, невзирая на красоту, отличалась невероятной жесткостью, — женщины оружия не носят.
Карезмийка только глянула и плечами пожала.
— Это ритуальный топор, свадебный, — сказала светловолосая девушка в простом поплиновом платье.
Номер двенадцатый, внеконкурсный…
…а рядом с нею, вцепившись обеими руками в потертый портфельчик, к каковым испытывают неизъяснимую любовь приказчики всех мастей, сидела тринадцатая…
Неучтенная?
Нет, пожалуй, не красавица и близко, хотя личико миленькое, с чертами правильными, несколько резковатыми. Упрямый подбородок, курносый нос, на котором виднеется пара веснушек, широкие скулы и глаза серые, ясные, внимательные. Толстая коса через плечо переброшена, и время от времени девица отпускает портфель и косу поглаживает.
— Свадебный — это как? — панночка Ядзита оторвалась от вышивки.
…темная канва, и нитки лиловые, синие, черные. Явно, не лютики с маками она вышивает…
— Обыкновенно. Когда мужчина желает заявить о своих намерениях, он просит у девушки топор поднести… и если она согласна ухаживания принять, то протягивает вперед топорищем, а если нет — то клинком.
— Хорошо, что не обухом по лбу, — язвительно заметила Лизанька, которая держалась в стороне и вокруг поглядывала настороженно, с опаской.
Нет-нет, а взгляд ее задерживался на Тиане, и тогда Лизанька кривилась.
Знает?
Нет, Евстафий Елисеевич дочь любит, но не настолько же, чтобы осторожность потерять…
…а если она? Ведьмак Лизанькину кандидатуру стороной обошел, а Себастьян не стал задавать лишних вопросов. Но сейчас сомнения ожили. Евстафий Елисеевич дочь любил, баловал и оттого не замечал, сколь капризна она…
Не повод.
И когда бы Лизаньке успеть с Хельмом связаться? Себастьян-то в доме познаньского воеводы бывал частенько, не хватало духу отказать начальнику в этакой малости, тем паче, что Евстафию Елисеевичу самому не по душе были Лизанькины устремления… в доме сдобно пахло пирогами и ушицей из щучьих голов, до которой познаньский воевода был большим охотником, но никак не запретной волшбой.
…но все одно, подозрительно.
