Виктория Авеярд - Алая королева
— У меня хорошие учителя, ваше величество.
Я поклонилась, притворяясь, что польщена, хотя, если начистоту, мне было наплевать на его мнение. Мнение короля не стоит и следов ржавчины на колесах кресла-каталки моего отца.
— Вы уже готовы?
Восклицание Кола вывело меня из задумчивости. Мое тело, словно подчиняясь собственной воле, повернулось. Я желала его видеть. Все внутри меня сжалось, но не от волнения или предвкушения, ни от чего такого, о чем любят пошептаться сбившиеся в стайку глупые деревенские девчонки. Я испытывала сильнейшее отвращение к самой себе из-за того, что натворила прошлой ночью, из-за того, чему позволила случиться… вернее, сама захотела и сделала. Хотя Кол выдержал мой взгляд, я готова была выплакать себе глаза из-за висящей у него на руке Евангелины. На ней опять было много металла. Евангелина умудрилась презрительно мне улыбнуться, даже не пошевелив губами.
— Ваше величество, — склоняясь в доводящем меня до безумия своей идеальностью реверансе, произнесла она.
Тиберий улыбнулся своей будущей невестке, а затем потрепал Кола по плечу.
— Тебя только и ждем, — весело сказал он.
Когда они вот так стояли рядом, фамильное сходство бросалось в глаза: одного цвета волосы, одинаковые красновато-золотистые глаза, одинаковая осанка. Мейвен за ними наблюдал. Выражение голубых глаз — задумчивое и умиротворенное. Его мать не отпускала руку сына. На виду у Евангелины и отца Кол лишь скользнул по мне взглядом. Принц кивнул. Большего я и не заслуживала.
Несмотря на все пышное убранство, бальный зал мало в чем изменился с тех пор, как около месяца назад королева впервые ввела меня в этот странный мир, лишив моего настоящего имени и прошлого. Они нанесли мне сильнейший удар, и теперь моя очередь нанести им удар в ответ.
Сегодня ночью прольется кровь.
Но я не должна сейчас об этом думать. Мне следует стоять и вести светскую беседу с сотнями придворных, которые выстроятся в очередь ради того, чтобы перекинуться парой слов с королевской семьей и одной красной лгуньей. Я забегала глазами по толпе, выискивая отмеченных печатью Мейвена жертв, которых он сдал «Алой страже». Эти искры должны разжечь пламя борьбы. Рейнальд, полковница, Беликос и… Птолемей… Среброволосый, темноглазый брат Евангелины.
Он одним из первых приветствовал нас. Птолемей шел позади своего сурового отца, спешащего к дочери. Когда Птолемей подошел ко мне, я с трудом подавила нарастающую дурноту. Никогда прежде мне не доводилось смотреть в глаза живого мертвеца.
— Мои поздравления.
Его голос — тверже камня. Протянутая рука столь же тверда. Военной формы на нем не было, а вместо нее — посверкивающая черными чешуйками кольчуга. Он воин, а не солдат. Сменив на этом месте своего отца, Птолемей возглавлял охрану Археона, оберегая столицу маленькой частной армией своих собственных стражников. Как выразился Мейвен: «Он голова змеи. Отрежь ее, и гадине придет конец». Взгляд ястребиных глаз Птолемея не отрывался от сестры даже тогда, когда он пожимал мне руку. Торопливо обменявшись рукопожатиями со мной, Мейвеном и Колом, он обнял Евангелину в редком для него порыве душевной привязанности. Я весьма удивилась тому обстоятельству, что их дурацкие металлические одеяния не сцепились друг с другом.
Если все пойдет по плану, с сестрой ты больше не увидишься. Евангелина потеряет брата, как я потеряла Шейда. Несмотря на то что я сама испытала боль от потери любимого брата, сочувствовать Евангелине я не могла, особенно теперь, когда эта особа висела на руке у Кола. Они выглядели людьми крайних противоположностей… Принц в своей небогато украшенной форме и Евангелина, сверкающая, словно звезда, в платье из шипов и лезвий.
Я хочу ее убить. Я хочу ею стать.
Но ничего с этим поделать я не могла. Евангелина и Кол — не первоочередная задача на сегодня.
После Птолемея подошли следующие гости. Холодные улыбки. Колючие слова. Вскоре я совершенно вымоталась. Затем ко мне направились члены дома Ираль. Впереди плавно скользила Пума Ара. К моему немалому удивлению, пожилая женщина медленно мне поклонилась. На ее губах играла улыбка. Всем своим видом она давала мне понять, что кое-что знает обо мне, знает, но не говорит. Ара Ираль не произнесла ни слова, избавив от очередного своего допроса.
За нею рука об руку шли Соня и очередная цель — Рейнальд Ираль, ее двоюродный брат. Мейвен сообщил мне, что Рейнальд — финансовый советник, в своем роде гений, который держит армию на плаву, собирая налоги и проделывая замысловатые торговые операции. Если он погибнет, деньги закончатся, а без них погаснет пламя войны. Я согласна была пожертвовать ради этого жизнью одного сборщика налогов. Когда Рейнальд пожал мне руку, я ощутила мягкость его рукопожатия и заметила застывший, ледяной отблеск в его глазах. Этой руки я никогда больше не коснусь.
От полковника Макантос отделаться так просто не получилось. Шрам на ее лице приковывал к себе мой взгляд. Полковник выделялась на фоне всех этих разодетых, напыщенных людей. Возможно, к «Алой страже» она особой симпатии и не питает, но, по крайней мере, полковник не доверяла королеве. Макантос не желала кормиться той ложью, которую Элара подбрасывала остальным.
Рукопожатие ее было твердым. Наконец-то кто-то не обращается со мной так, словно я стеклянная.
— Вижу, леди Марина, вы многое испытали в этой жизни. Роль принцессы вам подходит, — кивнув головой в сторону Мейвена, произнесла полковница, а затем добавила, уже тише и непринужденнее: — Из вас выйдет веселая принцесса, а вот из другой получится очень грустная королева… Помяните мое слово.
— Спасибо, — тихо произнесла я.
Я улыбнулась, несмотря на то что жизненный путь полковницы подходил к концу. Какой бы любезной она ни была, смертный приговор уже вынесен.
Полковник Макантос перешла к Мейвену и, пожимая ему руку, пригласила через недельку выехать вместе с нею в инспекторскую поездку на фронт. Принц тоже выглядел немножко не в своей тарелке. Когда женщина отошла, Мейвен, успокаивая, слегка пожал мне руку. Я понимала, что принцу неприятно было называть ее имя вместе с именами Рейнальда и Птолемея, но смерть полковницы будет служить нашему общему делу. Ее жизнь — оправданная жертва.
Следующая мишень стояла в конце двигавшейся к нам вереницы. Беликос Леролан был из не особо родовитого дома. Лучезарная улыбка. Каштановые волосы. Одежда цветов заката, одежда цветов его дома. По сравнению с другими гостями Беликос показался мне человеком мягким и добрым. Улыбка его была столь же неподдельной, как и рукопожатие.