Галина Романова - Одна на две жизни
Кивнув, Ариэл вышел, а ее мать принялась доставать из сумочки какие-то порошки и пузырьки.
— Ну ладно еще этот мужчина, — ворчала она. — Но ты-то родной матери могла дать знать, что заболела? Неужели ты думала, что я тебя брошу? Почему ты не заходила, не писала? Хоть пару строчек со своей горничной могла прислать! Это же так просто!
«А вы сами почему за все три месяца так и не вспомнили о моем существовании?» — хотелось возразить Агнии, но сил на перепалку не было. Она просто лежала и сквозь полуопущенные веки наблюдала, как хлопочет ее мать, как отдает приказания дрожащей от волнения Лимании, как раскладывает на столике лекарства.
— Сейчас выпьешь касторки, потом — травяной отвар с медом, — приговаривала она. — Насыплем в носочки горчицы, компресс на голову — и все как рукой снимет. Ты не волнуйся, я за тебя возьмусь! Живо на ноги поставлю!
Мама развила бурную деятельность. Она прибыла со своей горничной и загоняла всех троих — Лиманию, Ариэла и свою служанку, тоже, кстати, сатирру. Агнии только оставалось лежать и послушно открывать рот, если надо было выпить очередное снадобье или проглотить ложку-другую куриного бульона. Есть не хотелось, но сопротивляться матери сил не было.
Пять дней пролетели как в тумане. Агния спала, пила лекарства и бульоны, лежала в постели, слушая, как мама пересказывает ей последние городские новости и семейные сплетни. Сначала она даже ночевала тут же, не отходя от больной ни на шаг, а потом стала проводить у постели дочери только день, приезжая утром и уезжая вечером, оставляя Агнию наедине с Ариэлом. Этих долгих вечеров молодая женщина боялась — в доме никого, она одна с мужчиной, которого от ее спальни отделяет только хлипкая дверь. И нет сил встать, чтобы запереться. Ариэл ночевал на диване в гостиной, нарочно оставляя дверь открытой. Несколько раз он вставал ночью, менял ей компрессы на лбу, давал выпить еще ложку-другую лекарства. Часто, открывая глаза, она видела его лицо, склоняющееся над нею, чувствовала его руки, дотрагивающиеся до нее с осторожностью и нежностью. Губами он касался ее лба, проверяя температуру, и было в этих прикосновениях что-то доброе и теплое.
Не раз ей снились кошмары — то же самое кладбище и те же самые псы, гнавшие ее к открытой могиле. Агния бежала босиком по земле, продиралась сквозь колючие кусты, металась в жару и звала… Звала на помощь хоть кого-нибудь — и на ее отчаянные призывы откликался именно Ариэл. Во сне она влетала в его объятия и, вынырнув из дурмана кошмара, чувствовала его взгляд.
Агния сама не заметила, как привыкла к его присутствию. Рук он не распускал, воспользоваться ее беспомощным состоянием не спешил, на глаза лишний раз не лез и больше помалкивал, избавляя ее от необходимости поддерживать разговор. Днем его вообще нередко было не видно и не слышно, и лишь по ночам он вставал на вахту, как часовой на границе.
И мама тоже начала его привечать. Выздоравливая, Агния замечала, как госпожа Пати все больше улыбается, говоря с Ариэлом, как ненавязчиво предлагает вместе попить чаю в гостиной, как интересуется его жизнью и преувеличенно радуется известию о том, что он бывший лейтенант императорской армии, дескать, профессия военного для мужчины — самое подходящее занятие. Она по-прежнему отправляла его с поручениями, но всегда добавляла: «Возвращайтесь поскорее!» И встречала на пороге, словно любимого сына.
Агнии это не нравилось.
— Как ты можешь так поступать, мама? — не выдержала она в один прекрасный момент, дождавшись, когда Ариэл вышел из комнаты, отправившись с каким-то поручением. — Ты его не знаешь…
Она с тревогой посмотрела на закрытую дверь. Сил у молодой женщины уже было достаточно для того, чтобы сидеть в глубоком кресле, укутанной пледом и обложенной подушками. В это кресло ее только что перенес Ариэл.
— Прекрасно знаю, дорогая! — Мама присела рядом на скамеечку, схватила вязание. — Он брат твоего покойного супруга. Бывший офицер на службе у правительства. Весьма достойный молодой человек.
— Это у какого правительства он на службе? — прищурилась Агния.
— У нашего, разумеется! Он — патриот своей страны и стоит на страже ее интересов!
— Кто тебе сказал?
— Он сам. Я спросила, чем он занимается, а он ответил, что разведкой. И знаешь, — госпожа Пати прищурилась, — он мне нравится. Присмотрись к нему повнимательнее, девочка.
Агния опять повернулась к двери, за которой только что скрылся Ариэл.
— Я на него уже насмотрелась!
— И как он тебе?
— Мама, ты о чем?
— Я все понимаю, милая. — Спицы в руках госпожи Пати так и мелькали, словно соревновались в скорости друг с другом. — Ты недавно овдовела. И так сильно любила Марека… Но жизнь продолжается. Судьба посылает тебе достойного друга. Это так редко бывает, чтобы мужчина был не только опорой и защитником, но и другом!
— Мама, я в трауре по Мареку!
— Да, но через каких-то восемь месяцев он закончится. А ты так молода! Тебе еще нет и двадцати трех. И ты можешь выйти замуж еще раз.
— За Ариэла? — Она не поверила своим ушам.
— Почему бы и нет? Ты нравишься ему. Я поняла это сразу. — Мама оторвалась от вязания и подмигнула.
Агния задохнулась. Нет, только не это. Она перед алтарем поклялась Первопредку и Праматери хранить верность своему мужу душой и телом. И ни за что не изменит клятве. Тем более с этим человеком.
В тот день она долго не могла уснуть. Заходивший днем доктор сказал, что выздоровление не за горами, что молодая женщина поправляется на диво быстро и что всему причиной, наверное, хороший уход. «Уход и любовь, доктор! — поддакнула тогда мама. — Любовь способна творить чудеса!» И при этом так посмотрела на маячившего в дверях Ариэла, что все сразу все поняли. Вот уж от кого она не ожидала, так это от матери! Так ее подвести! Мама ведь не знала Ариэла. Он не ходил к ним в гости вместе с Мареком, не присутствовал на свадьбе и похоронах. Для госпожи Пати он словно возник ниоткуда и выглядел «достойной заменой» Мареку.
Марек… Милый Марек! Если бы ты знал! От досады, тоски и жалости слезы навернулись на глаза Агнии, и сквозь их дымку показалось, что в комнате кто-то есть. Какая-то тень чуть шевельнулась возле кресла — его перенесли в комнату и поставили у окна, чтобы больной далеко не ходить.
— Кто здесь? — Собственный голос показался чужим. До костей пробрал озноб. — Ариэл? Это ты? Как ты…
«Нет, — прошелестело в ответ, и внутри все похолодело. — Ты… больше не узнаешь меня, Агния?»
— Марек! — вскрикнула она, всплеснув руками.
«Конечно, я так изменился, — продолжала тень. — Стал совсем другим, да и ты тоже… какая-то не такая…»
