Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

Евреи всегда найдут выход из любой ситуации, так ведь?

Они никогда не испытывают недостатка ни в чем.

Они захватили все рынки.

Болезни. Они распространяют болезни… Их женщины разносят всякую дрянь…

Их прибывает все больше и больше с каждым кораблем.

Можно идти до самого конца Брик-лейн и за целый час не увидеть ни одного английского лица. Хэнбери-стрит, Фэшн-стрит — то же самое; Флауэр и Дин-стрит…

То венгерское дело, о нем писали в газетах: они украли христианского младенца, убили и использовали его кровь в своих ритуалах. Это чистая правда. Были свидетели, они сознались…

Похожий случай был в Германии.

Христианские дети? Они что, убивают их?

Таких случаев было очень много.

На Монтагю-стрит живет еврейская девушка, она похитила ребенка.

Да иди ты…

Точно! Ребенок не еврейского типа… Светленький…

— Монтагю-стрит? — переспросил Пэрриш.

Он сидел в баре на Уайтчапел-роуд, в просторном зале, отделанном красным деревом, с большими полированными зеркалами и обитыми плюшем барными стойками. В воздухе висел тяжелый сигарный дым, и Пэрриш угощал знакомых выпивкой.

— Да, — подтвердил его осведомитель, еле ворочая языком и допивая восьмую пинту пива.

— А ты видел ребенка? Кто это, кстати, мальчик или девочка?

— Моя старуха видела. Вроде девочка. Все время плачет. Ясное дело — ведь ее похитили.

— Твоя жена знает улицу?

— А то! Она там родилась. Еще до того, как эти жиды все заполонили. Она как раз вчера шла по улице и услышала, как кричит ребенок, — хорошо все продумали: покрашенный дом, чистые занавески, много денег, наверное, а? Много денег, я говорю, это точно.

— Думаю, живут они неплохо, — ответил Пэрриш. — Продолжай про ребенка.

— Так вот, она услышала плач и заглянула в окно. И увидела, как светловолосая девочка пытается вырваться от этой еврейки, что ее держит. Та жену заметила и отошла от окна. Жена говорит, украли ребенка, как пить дать украли. Хотя она мало чего понимает в этом деле… Так что, это правда?

— Не удивлюсь, если так. А какой номер дома?

— О черт, я не знаю. Такое чистое местечко. Цветок в горшке на подоконнике. Думают, они избранные, лучше нас — обычных людей… Ненавижу их. Слушай, налей-ка мне еще пивка…

Когда после собрания все выходили из табачного склада, Голдберг попросил задержаться Малыша Мендела и Мойшу Липмана. Билл тоже остался.

Когда его босс убедился, что их никто не слышит, он предложил каждому по сигаре и сказал:

— Господа, у нас есть еще одна проблема. Не хотел вас беспокоить по этому поводу, но мне нужно знать ваше мнение.

Двое гангстеров сидели молча. Они были очень разные: лысеющий, с умным взглядом, элегантный Мендел был одет по последней моде и выглядел, словно коронованная особа на отдыхе, в то время как Мойша Липман, в юности участвовавший в боксерских поединках на ярмарочной площади, вполне мог отправиться в театр на прослушивание, ему бы наверняка дали роль чудовища Франкенштейна.

Они были знакомы и уважали друг друга, но одновременно и не доверяли друг другу. Билл, следивший за ними, восхищался магнетическим свойством характера Голдберга, сумевшего собрать таких разных людей вместе.

— Ну? — спросил Липман хмуро, когда они снова сели.

Мендел выпустил струю дыма в сторону свечи, пламя которой заколыхалось и заиграло.

— Дайте-ка догадаюсь, — сказал он, прежде чем Голдберг успел что-либо ответить. — Тут замешана женщина.

Липман отвел тяжелый взгляд от Голдберга и посмотрел на своего конкурента.

— Что за женщина? Это как-то связано с нашим делом?

— Самым непосредственным образом, — ответил Голдберг. — Она единственная, кто может потопить Цадика…

Вкратце он рассказал им про Салли и Харриет.

— Теперь же я боюсь, что она подвергла себя настоящей опасности. Мне нужно, чтобы за домом следили, и если там будет происходить что-то странное, надо немедленно бежать туда. Второе — это девочка. Там, где она находится сейчас, она в безопасности, но ее дом тоже нужно взять под наблюдение. Круглосуточное наблюдение.

Молчание. Малыш Мендел приподнял бровь, Мойша Липман нахмурился.

— Слишком затратно, — сказал он спустя мгновение. — Зачем беспокоиться?

— Потому что только мать этой девочки может победить Цадика. Если ребенка похитят, мы потеряем все; он будет могущественнее, чем когда-либо, потому что тогда и мать попадется. Сейчас я боюсь кое-чего похуже.

— Кровь младенцев? — спросил Мендел, но это был даже не вопрос. Он имел в виду древние клеветнические обвинения евреев в том, что они якобы используют кровь христианских детей для своих ритуалов.

Голдберг кивнул.

— Он сделает это и свалит все на евреев? — спросил Липман. — Но зачем ему, ради всего святого…

Он не закончил, потому что снаружи раздались шаги, а потом стук в дверь. Липман вскочил и сжал кулаки, Мендел вальяжно, с любопытным взглядом, обернулся посмотреть, что происходит. Но быстрее всех, даже быстрее Билла, на ногах оказался Голдберг. Он сразу же полез в карман.

Билл открыл дверь, и в помещение ввалился задыхающийся Рубен Сингер.

— Девочка… они нашли ее…

Голдберг через секунду оказался рядом. У молодого человека была рассечена губа, она кровоточила, один глаз заплыл.

— Несколько человек — не полиция, нет — ни ордеров, ничего… Заправлял всеми приличного вида человек по имени Пэрриш. Ребекка знала, зачем он пришел, и попыталась вывести девочку через заднюю дверь, но во дворе тоже были их люди. А мистер Катц… — он остановился, чтобы перевести дух, — без сознания. Они избили его палками. Ребекку тоже. По-моему, у нее рука сломана. Но ребенка забрали…

— Хорошо, Дэн, — послышался голос Мендела. — Ты с нами, Мойша?

Черты лица Липмана при тусклом свете свечи приняли злобное выражение.

— Значит, на детей руку подняли… — сказал он. — Евреи, готтентоты — какая разница… Чего ты хочешь, Дэн?

Голдберг на секунду задумался.

Он мог отвезти ее в три места: в дом на площади Фурнье, в особняк Пэрриша на Телеграф-роуд в Клэпхеме или в то поместье, что они присвоили себе в Твикенхеме. Мойша, возьми ребят и отправляйтесь на площадь Фурнье. Малыш — ты в Твикенхем. Фруктовый дом, большое поместье на реке. А я поеду в Клэпхем.

— И что нам делать? — спросил Мендел.

— Следите. Наблюдайте. Если увидите ее — хватайте и увозите.

— Ты когда-нибудь видел, как похищают людей? — спросил Липман. — Будет сложно не сделать ей больно.

— Справимся, — отрезал Мендел.

— Нужно место, где мы сможем встречаться, — сказал Голдберг. — За моей квартирой в Сохо следят, у полиции есть ордер на мой арест. Какие будут идеи?

— У меня есть телефон, — ответил Мендел. — Номер сорок два четырнадцать. Я посажу человека на линию. Звони, как только что-нибудь выяснится. Линия открывается в девять, он мне все сообщит.

— Хорошо, — отозвался Голдберг, в то время как двое главарей поспешили на улицу. — Рубен, тебе придется присмотреть за миссис Катц и остальными. Пойдем.

Перепрыгивая через две ступеньки, он выбежал под проливной дождь и растворился в темноте. Билл следовал за ним по пятам.

Харриет сидела очень тихо. Где-то рядом была лошадь, потому что она слышала тихое ржание, а рука ее лежала на чем-то прохладном и гладком, похожим на сиденье того кеба, в котором они ехали с мамой.

Разговаривали какие-то мужчины. Было темно. Мама велела ей быть храброй девочкой, поэтому она была храброй, как и мама в лесу с дикими обезьянами.

Ребекки рядом не было. Харриет вдруг нестерпимо захотелось, чтобы она оказалась здесь, с ней. Но эти мужчины не хотели, чтобы Ребекка была с ней, и они даже ударили ее. И еще они ударили мистера Катца.

Было холодно. Она засунула в рот большой палец и принялась его сосать, но плакать не смела. Просто сидела тихо-тихо.

Салли внезапно очнулась от беспокойного, неприятного сна и лежала в темноте, закусив губу. Элиза тяжело дышала, очевидно, спала, и часы пробили один раз.