Холли Лайл - Дипломатия Волков
Насколько ему было известно, ни одна мать в истории Иберы никогда не объявляла своего сына барзанном.Подобное проклятие необратимо. После того как слово это будет произнесено вслух, он станет живым мертвецом – пока его не захватят и не убьют. А потом – если Имогена завершит последнюю часть своего проклятия – живым трупом.
Ри закрыл глаза, и девушка вновь появилась перед его мысленным взором. Он уже ощущал соленую пыль на губах, вдыхал морской воздух.
Обращенное к небу лицо его согревало вечернее солнце, и палуба покачивалась под ногами. Прислушавшись, он мог уловить ее сочный голос, хотя и не различал слов, которые она произносила. И теперь она удалялась от него с каждым новым вздохом, и тело его сгорало, жаждая ее. Ум его рвался к ней.
Но... барзанн.
Прежде он считал себя храбрым и неудержимым.
Я ошибался, понял Ри.
– Я останусь, – пообещал он Имогене, – и сделаю то, что ты велишь.
Корабль уже стоял в гавани, друзья ожидали, были погружены припасы. Теперь судно не выйдет в море; но если это все-таки произойдет, корабль отплывет без него.
Глава 20
Капитанская каюта, небольшая и удобная, была изысканно украшена, обставлена мебелью из редких и экзотических пород дерева, инкрустированной костью и полудрагоценными камнями, и задрапирована тончайшими шелками. Всюду поблескивало золото: небольшой идол – кот с глазами из драгоценных камней – гнул спину в углу письменного стола; с крючка из эбенового дерева на тяжелой, плотно сплетенной цепи свисал медальон; три перстня с печатками выглядывали из приоткрытой шкатулки. Бесконечные знаки процветания и успеха бросались в глаза, однако говорили много меньше, чем ряд книг, опрятно выстроившихся над постелью на полке: «Две сотни сказок Калины» в роскошном переплете покоились возле перевода «Философий и Медитаций» Уурпаталя; тут же выстроились жизнеописания Брейлера, Минон Драклес, Гахлена и Шотокара.
Окинув комнату опытным взглядом, Кейт сделала некоторые выводы; они наверняка встревожили бы капитана, если б тот мог догадаться о ее открытии. Она заключила, что он родом не из простой семьи... быть может, даже принадлежит к Семейству; что перед нею бунтарь – хорошо образованный враг привилегированного мира, к которому принадлежит по праву рождения; что он тщеславен и честолюбив и за отсутствием праведных занятий не гнушается иногда и пиратства.
– Я не могу допустить, чтобы мой корабельный мастер пребывал в подобном расстройстве, – говорил капитан, расхаживая по небольшому пространству перед креслом, в которое он усадил Кейт. Руки его были заложены за спину, пальцы переплетены, голова опущена. – В долгом путешествии этот человек жизненно необходим нам. Здесь, в море, приходится производить всякий ремонт... оснастки корабля, вещей экипажа...
Он пожал плечами.
– Иногда необходимо изготовить несколько предметов, требующихся в конкретной ситуации. И я не могу позволить, чтобы Хасмалю угрожали или тревожили – ни при каких обстоятельствах. Я не уверен в том, что ваши прежние взаимоотношения были...
Кейт подняла руку.
– Минуточку, капитан.
Тот остановился и поглядел на нее.
– Я даже не могу утверждать, что по-настоящему знакома с Хасмалем. Я знаю о нем совсем немногое: он торговал редкими и древними вещами... он оказался на светском приеме и помог там мне и моей кузине. До того вечера я его вообще не встречала. И ни разу не видела потом – до сегодняшнего момента. Я всего лишь хотела поблагодарить его за помощь, потому что кузина моя напилась и вела себя дурно; Хасмаль же помог мне вывести ее из дома, не привлекая внимания к ее виду.
Пусть и не совсем правда, однако Кейт не слишком уклонилась от нее.
Опустив руки в карманы, капитан привалился спиной к шкафу.
– Так почему же он обеспамятел, едва ты заговорила с ним? Я думал, ты пыталась принудить его к браку. Быть может, ты стремилась достичь своей цели, обвинив его в покушении на свою девичью честь?
У нее вырвался невольный смешок.
– Моя девичья честь!Дорогой мой капитан, покушение на нее было предпринято и забыто очень давно.
Несколько раз вздохнув, она захихикала и, недоверчиво покрутив головой, изрекла:
– Моя девичья честь, если выражаться столь деликатно, была утрачена добровольно и при полном согласии с моей стороны; с тех пор память о ней меня не тревожила. Уверяю тебя, что никогда не испытывала потребности угрожать тому, кто избавил меня от нее, и еще менее стремлюсь утратить свою самостоятельность в браке. Слишком уж дорогой ценой досталась мне свобода.
Веселье улеглось, уступая место недоумению.
– Что касается обморока Хасмаля... – Повернув руку ладонью вверх, она передернула плечами. – Мне известно ничуть не больше, чем тебе.
Пытаясь нащупать разгадку, они обменялись взглядами.
– Его реакция встревожила меня, – сказал капитан, – и до сих пор тревожит.
– Естественно. Я лично была просто потрясена. Однако я не знаю, что могло вызвать ее.
– Твой вид.
Кейт вздохнула.
– Если только Хасмаля не отравили в этот самый момент – что кажется маловероятным, – я готова согласиться с тобой. Но я действительно не понимаю причины.
Драклес вдруг нахмурился.
– А тот... манускрипт, который ты упомянула... ты сказала, что Хасмаль торговал древностями?
– Так он сам сказал мне на приеме.
– А ты случайно не... приобрелаего у Хасмаля?
– Нет.
– Торговец древностями... – Лицо его посуровело. – Хасмаль показал мне, какой он кузнец, прежде чем я согласился взять его. Великолепный мастер. Однако он утверждал, что ходил на корабле. И у меня не было причин сомневаться.
Капитан глядел под ноги, обращаясь скорее к себе, нежели к ней. Наконец он поднял глаза, чтобы задать вопрос:
– Где ты познакомилась с ним?
Кейт какое-то время обдумывала ответ. Она не хотела слишком откровенничать о своем прошлом; ее поездка в Халлес – если Драклес следил за событиями, – позволила бы ему в точности установить, кем она является. Однако ложь всегда может подвести, к тому же лгать относительно места знакомства с Хасмалем было рискованно: ведь она не знала, почему он отреагировал подобным образом на ее появление.
– В Халлесе, – ответила она.
– В Халлесе? Далековато от берега.
– Там мы и повстречались. Он сказал мне, что работает у отца – продает и покупает раритеты. Вот и все, что мне известно о нем... ах да, и он, и отец оба носят имя Хасмаль.
Драклес опустился на край своей койки и посмотрел на нее сурово.
– Так, значит, в Халлесе. А почему ты задумалась, прежде чем сказать мне об этом.
– Я не знаю, сколь много мне следует рассказывать о себе. И пыталась понять, не проболтаюсь ли, если открою, что была в Халлесе. И в конце концов решила, что могу сказать это.
