Дэн Абнетт - Всадники смерти
Воины Улдина завели своих лошадей в конюшни и направились в зал. В этом огромном помещении с низким потолком зимовали все прибывшие в Чамон Дарек. Даже после прибытия около трех с половиной сотен воинов Улдина в зале было просторно. В нагретом кострами помещении пахло человеческими телами, дымом, соломой и кислым вином. Поджарые охотничьи псы сновали между лавками и набросанными на пол одеялами.
В Чамоне Дареке были и постоянные обитатели — секта жрецов, которые круглый год служили в храме и всегда были готовы принять племена северян. Жрецы-воины защищали свой храм от бандитов, пополняли запасы в амбарах и погребах и совершали все надлежащие ритуалы и церемонии. В ответ на их гостеприимство все прибывающие в храм северяне оставляли жрецам долю от награбленного в походах.
Секта была странной по составу: жрецы-воины, сильные, крепкие мужчины, а все остальные — жрицы, женщины и молоденькие девушки. Все в белых, как у Скаркитаха, одеждах и в остроконечных золотых шлемах. По силуэту шлемов Карл понял, что черепа членов секты, как и череп гиганта Хинна, были вытянуты.
Улдин и его вожди представились братству жрецов и отдали дань из золота курганцев и добычи кьязаков. Потом Улдин выпил ритуальную чашу вина с предводителями эслингов и долганов, заручившись миром на все зимние месяцы.
Как только Карл вошел в зал, он кожей почувствовал колдовство. И в тот же момент сам привлек внимание окружающих. Эслинги, которые носили воротники с шипами, дабы подчеркнуть свою связь с богом смерти Кхорном, поглядывали на него с некоторой опаской. А долганы, близко знакомые с учением Чара, смотрели на него с благоговейным трепетом.
Даже жрецов, которые ни с кем не общались и только прислуживали, впечатлила внешность Карла.
В первую ночь северяне пировали все вместе. Стены зала сотрясались от ора, песнопений и хохота. Среди пирующих не было только Чегрума. Как только отряды Улдина прибыли в Чамон Дарек, шаман поспешил в храм и больше его не видели. Улдин и другие курганцы уже посетили храм, и многие собирались еще не раз поклониться святыне.
Но Карла в храм совсем не тянуло. Он уже был сыт магией северян и не стремился приобщиться к ритуалам, частью которых уже стал сам. Да и на кусачем морозном воздухе болела поврежденная часть головы, и он предпочитал оставаться в жарком зале.
Еда была богатой и обильной. Самогон и подслащенное медом вино подавали в перевернутых, позолоченных изнутри человеческих черепах.
— Из великого кургана, — пояснил Барлас, заметив, что Карл с интересом разглядывает чашу-череп. — Эти сосуды сделали еще скифы и спрятали под землей в этом кургане.
Карл приподнял чашу. Перед ним был череп человека, который умер задолго до основания Империи сигмаритов.
За одним из столов среди пирующих Карл заметил вождя Блейду в черных, покрытых узорами доспехах. Зар пил и веселился в компании с предводителем эслянгов. Так же как воины Улдина почитали Чара, Блейда и его люди поклонялись богу с обагренными кровью руками Кхару. Кхорн эслингов был божеством того же типа. У этих двух банд северян было много общего. Рядом с вождем сидел его «трехрогий» шаман Онс Олкер. Впервые после того, как он стал членом отряда Улдина, Карл увидел шамана Блейды. И, если раньше Онс Олкер не упускал случая испепелить Карла злобным взглядом, теперь шаман старался не смотреть на него. Как и всех остальных, шамана пугала внешность Карла, он боялся встретиться с ним глазами, хотя, Карл был в этом уверен, Онс очень этого хотел.
— Здесь есть один, рядом с которым тебе лучше не расставаться с мечом, — сказал Эфгул, впиваясь зубами в баранью ногу.
— Шаман? — спросил Карл.
Эфгул рыгнул и размазал жир по своей волосатой физиономии.
— Да, Карл-Азитзин, он. Но еще опаснее его чертов хозяин.
— Блейда.
— Блейда, правильно, Карл, сех, Блейда. — Эфгул отхлебнул самогон и протянул пустой позолоченный череп прислужнице из храма в золотой маске.
— Блейда честолюбив, — сказал Хзаер.
— А кто не честолюбив? — рассмеялся Барлас.
— Он мечтает, что придет день и он станет Верховным Заром, — проворчал Фагул Однорукий. — Эфгул прав. Блейда затаил зло на нашего вожака за то, что он теперь Хитвождь. Улдин для Блейды — что бельмо в глазу.
— Блейда — никто, — заявил знаменосец Ускел. — Наш зар одной рукой отправит его в могилу, и Блейда никогда не посмеет вызвать на бой Верховного Зара.
— Улдин легко расправится с ним, но в честном бою, — тихо сказал Карл. — Но Блейда будет драться всеми способами.
Курганцы замолчали и уставились на Карла. Они смотрели на него, потом наконец вспомнили, что не стоит этого делать, и снова уткнулись в блюда с едой.
— Ты говоришь так, будто знаешь его лучше, чем нас, Карл, сех, — сказал Ускел.
— Так и есть. Наш зар… Хитвождь… хороший человек. Великий воин.
Курганцы издали победный вопль и застучали кулаками по столу.
— И честный, — продолжил Карл, и шум тут же стих. — Бленда… злой и хитрый. И его шаман. Он повязал меня кровью за то, что я его оскорбил.
— Как — оскорбил? — спросил Диормак с набитым ртом.
— Двинул по голове так, что он повалился на землю.
Курганцы расхохотались.
— Теперь он тебя не тронет Карл-Азитзин, — уверенно сказал Ускел. — Теперь, когда ты…
— Ускел, сех, хочет сказать, — вмешался Эфгул, — что Онсу Олкеру, чтобы напасть на тебя, придется посмотреть тебе в лицо. Ни один мерзавец не посмеет этого сделать.
Курганцы снова рассмеялись и застучали кулаками по столу.
— Онс Олкер посмеет, — сказал Карл. — У него есть цель. Кто из вас сомневается в том, что удача не покидает нашего прекрасного вождя потому, что в его отряде есть человек, отмеченный Чаром?
С этими словами Карл поднес руку к уцелевшему глазу и пробежал пальцами по окружающим его выжженным порохом черным «змеям». Никто из курганцев не осмелился посмотреть на него.
— И чего может достичь наш прекрасный зар, если его правой рукой будет Азитзин? Я — реальная угроза для Блейды. Без меня Улдин легко может лишиться благосклонности Верховного Зара. Пока я жив и предан Улдину… — Карл поднял свою чашу и отпил символический глоток — А я предан, и все здесь об этом знают. Пока я жив, у Блейды нет шансов занять более высокое положение, обрести власть и силу.
Курганцы закивали. Карл говорил правду, ни у кого не было причин в этом сомневаться.
— И поэтому Онс Олкер рискнет, хоть и знает, что это может стоить ему жизни. Он попытается еще до конца зимы. Попытается, потому что знает: это нужно его вождю. И он считает, что он прав, потому что повязал меня кровью.
