Мария Чурсина - Хозяйка города
— Эй, а ну стой! — высокий девчачий голос раздался над самым ухом.
Уже не спрятаться. Надя обернулась, чтобы принять вызов. Кукла была выше неё ростом, платье в красно-белую клетку развевалось, как парус. Во все стороны топорщилась копна серых шерстяных волос.
— Чего тебе? — поинтересовалась Надя, изобразив хмурую улыбку.
— Чего? — Голос Куклы перешёл в визг. — Ах ты не понимаешь, чего мне? Я тебе сейчас напомню. Ребята!
Она обернулась, и от нового порыва ветра тряпичное тело закачалось. Под тканью проступали комки отсыревшей набивки.
На голос Куклы из-за развалин оперного театра вынырнула сущность в длинном белом плаще. Огромный клюв делал её лицо похожим на маску чумного доктора. Из широких рукавов торчали серые перья.
Волк вышел из-за статуи маршала, на ходу принимая человеческие формы. Руки, испачканные в чёрном, он небрежно вытер о белую рубашку. Длинные алые ногти поскребли асфальт.
— Ах, как хорошо, что ты нам попалась, — взвизгнула Кукла. — Когда твои друзья завалены в подземных штольнях. Теперь ты не такая уж и смелая, да?
Она надвинулась, и Надя по инерции отступила. Кукушка-без-часов уже подобралась сзади и несильно ударила клювом в затылок. За шиворот покачнувшейся Наде потекла речная вода. Она пересчитала фигурные плитки под ногами. Лишь бы не упасть. Если она окажется на земле — пиши пропало.
— Ну как, нравится? — расходилась всё сильнее Кукла.
— А вам? — буркнула Надя, осторожно делая шаг, чтобы за спиной оказалась разбитая стена, а не каменный клюв Кукушки. Она не хотела с ними связываться, она хотела промолчать. Так, может, они бы покуражились и отстали. Но от напряжения последних дней сдали нервы — как будто тонкие провода задрожали под кожей. Надя повысила голос: — Нравится, что с городом стало? Ясное дело, вы захотели отсидеться в тёмном подвале, когда мы воевали. Ну что теперь, пойдёте в ноги Скрипачу кидаться, чтобы он помиловал? В слуги ему наймётесь?
Куклу перекосило, будто её дёрнули за невидимые нити.
— Ах ты гадина! Ещё будешь нас упрекать. — Беспалая рука судорожно дёрнулась в воздухе. — Волк, укуси её, да побольнее!
Надя дёрнулась в его сторону и успела перехватить удар алых когтей мысленными рукам. На кирпичной стене остались четыре глубокие царапины. Алые губы волка растянулись в злой гримасе. Она хлестнула не глядя, изо всех тех сил, которые берегла для разговора со Скрипачом.
Волк тонко тявкнул — поперёк выбеленного лица пролегла чёрная ссадина. Налетела Кукла, колошматя руками и ногами, как придётся. Мысленные руки Надю не спасли — слишком много сил она вложила в мелкую потасовку, и от следующего удара Надя не увернулась. По коленкам словно прошлось лезвие. Она дёрнулась и наткнулась на Кукушку.
Та была как монолитная стена — ни сломать, ни подвинуть. Жёсткие перья полезли Наде в лицо, спеленали по рукам и ногам. От Кукушки воняло грязным бельём и сыростью. С кончика клюва свисал пучок чьих-то волос.
Надю совершенно по-человечески затошнило. Кто знает, где эта компания кормилась прошлой ночью. В городе, наверное, ещё остались люди.
Кукла трусливо ударила ещё раз — теперь уже понимая, что ответа не последует — и закачалась на месте, довольная до одури. Чердачная Кукла она кукла и есть — ребяческие выходки, подростковая жестокость. Надя согнулась от боли и увидела прямо перед собой фигурную плитку тротуара. На серый камень капала речная вода. Надя зажмурилась — вода заливала глаза.
— Ну и кто из нас будет на коленках ползать, а? — завизжала Кукла. — Ты будешь! Ты будешь!
Пока волк за её спиной подвывал, трогая чёрную рану, из-за которой его лицо расползлось на две неравные части, Кукла дала волю злости. Грубо прошитые руки вцепились Наде в плечи и тряхнули так, что у неё перемешались даже мысли в голове.
Что-то заставило Куклу остановиться. Вышитый чёрными нитками нос дёрнулся, улавливая новый запах в городском коктейле. Надя тоже ощутила неладное и подняла голову. Из-за упавших на лицо волос она видела улицу, выходящую на север. От обломков университета поднимался чёрный дым.
В следующую секунду грохнуло так, что каменные обломки раскатились по площади. Потревоженная пыль с песком и крошевом сухих листьев полетела им в лица. Из дыры в асфальте вверх рванули провода.
— Достаточно, — прозвучало сверху.
Скрипач уже был здесь — и был, должно быть, всегда — просто не желал вмешиваться. Прежде, чем белое лицо с трещиной вместо рта показалось в переплетении проводов, Надя услышала его смех. Как будто загрохотал по рельсам тяжёлый товарняк.
— А ну брысь отсюда, — приказал он, между делом сметая Кукушку с дороги.
Кукушка юркнула за развалины, и только клочья бурых с белым перьев закружились в воздухе.
Надя получила свободу, но потеряла опору. От слабости её качнуло — упасть не дал Скрипач. Провода легонько окрутились под грудью.
— Испугалась, а? — произнёс он почти ласково, насколько ласково может грохотать поезд. — Думаю, с тебя хватит.
На продуваемой всеми ветрами крыше Надя съежилась у вентиляционной шахты. Всего девять этажей — высотных зданий в городе не осталось, — но у неё от страха ныло под солнечным сплетением.
Провода свернулись кольцами на шуршащем гравии. Они взволнованно подрагивали каждый раз, когда Надя бросала взгляд на чердачную дверь. Скрипач, принявший почти человеческую форму, уселся на самый край.
Тугие переплетения проводов были прикрыты одеждой — поношенной и вывернутой наизнанку робой. Белое лицо смотрело из-под капюшона. Он обернулся к Наде.
— Иди сюда, не бойся.
Один провод поднялся, как атакующая кобра, и несильно толкнул её в спину. Надя не решилась противоречить. Она подошла и опустила глаза, рассматривая искорёженный асфальт далеко внизу.
Одна плеть легла ей на плечо. Ласково, как дружеская рука.
— В этом городе больше не осталось по-настоящему высоких крыш, — сказал Скрипач. — И я занял последнюю. Значит, я стал его хозяином.
Надя обшаривала взглядом горизонт, надеясь найти там опровержение его словам. Но университет лежал в руинах, над останками телебашни порхали хлопья белого пепла. Центра больше не было. Здание, на чьей крыше они устроились, — старенький дом с покорёженными сточными трубами и остатками каменных демонов у входа. Неизвестно как уцелевший дом среди разрушенных высоток.
— Поздравляю, — выдохнула она и села, держась за уцелевшее ограждение. Её ног коснулся уличный ветер.
Скрипач обернулся. В тени капюшона неподвижность его лица казалась почти нормальной. Кривая щель рта разъехалась в улыбке.
