Ольга Денисова - БЕРЕНДЕЙ
Егор что-то сказал, и от его слов до Юльки дошла волна теплого воздуха, как будто она почувствовала его выдох.
Егор снова начал подниматься, и Юлька обмерла и на этот раз вскрикнула, зажимая рот еще крепче, как будто хотела затолкать звук обратно в горло. А Егор что-то говорил. Недолго. И человек, стоящий перед ним на четвереньках, встал: медленно, осторожно. Огляделся по сторонам, как будто удивляясь. Сделал несколько робких шагов. И побежал назад по дороге, шатаясь и петляя: туда, откуда появился.
Леонид огляделся по сторонам. Что-то произошло. Что-то сломалось в нем безвозвратно. Он стоит в нелепой позе, а на него глазеют люди, но всё еще боятся подойти.
А мальчишку он, похоже, убил… Зачем? Вот он лежит перед ним и захлебывается своей кровью. Разве не об этом Леонид мечтал? Разве не к этому стремился? Для чего же ему это понадобилось?
Мальчишка еще что-то говорит? Да он его пугает! Смешной. Леониду стало его жаль, искренне жаль. И не нужен ему этот лес! Этот неуютный, снежный лес, где так тяжело ходить и так холодно спать, куда вовсе не хочется возвращаться!
Он огляделся еще раз… Надо уходить. Пока люди не пришли в себя и не поняли, что он наделал. Он медленно поднялся и оглянулся еще раз. Никто не шевелился, никто не пытался его задержать… Он шагнул в сторону леса. Потом еще раз и еще. И побежал. Укрыться в лесу, дойти до следующей станции, сесть в электричку и вернуться домой! Домой!
У него на глазах выступили слезы. Домой! К горячей ванне, полной белой пены. К уютному креслу перед телевизором. К светлой кухне со свистящим чайником. К мягкой постели с чистым бельем. Домой!
Юлька как будто пришла в себя и вскочила на ноги. И одновременно с ней с места сорвался Михалыч. Он стоял ближе к Егору, но она обогнала его. Поскользнулась и упала, растянувшись во весь рост на дороге. И еле успела подставить руку, когда локоть Егора подогнулся и он едва не рухнул головой на дорогу.
Михалыч подбежал вплотную и присел на колени.
Подходили люди. Из тех, что стояли на остановке, и те, кто появился позже. Защелкали крышки телефонов, и запищали клавиши. Кто-то сказал в трубку: «Тяжело ранен», и Юльке стало очень страшно от этих слов. Потом были слова «медведь поломал», и это прозвучало еще страшней.
- Егорка, - позвал Михалыч, - Егорка…
Егор кивнул веками.
- Ты не умирай, Егорка, слышишь? Щас доктор приедет.
И была «скорая помощь» с мигалками и сиреной, и грубые равнодушные врачи, и носилки, и кислородная подушка, а Юлька смотрела на струйку алой пенистой крови, стекавшую из угла рта Егора, и боялась даже надеяться - чтобы своей надеждой не искушать злую судьбу.
Их не пустили туда, куда понесли Егора. Но Михалыч, не раз в больнице бывавший, потащил Юльку через вестибюль на второй этаж, к дверям оперблока.
Он кидался ко всякому выходившему из этих дверей, но от него только отмахивались, не говоря ни слова. Юлька сжалась в уголке на кушетке, не смея даже расплакаться, - пока в дверях не появилась маленькая седая женщина в белом халате. Юлька удивилась, увидев ее руку, державшую дверь открытой. Огромная рука. Совсем не подходящая для такого миниатюрного тела.
- Кто с Егором приехал? - громко спросила женщина, оглядывая коридор.
Михалыч вскочил:
- Это мы, мы с Егором…
Женщина кивнула и подошла поближе.
- Позвоночник цел. Это главное, - спокойно начала она, как будто говорила о разбитой чашке, а не о живом человеке. - Грудная клетка раздавлена, состояние критическое. Его сейчас готовят к операции. Операция предстоит долгая, поэтому можете не ждать.
- Нет уж, - сказал Михалыч, - мы подождем. Только не прогоняйте.
Она кивнула, как будто другого и не ждала, и хотела уйти, но потом повернулась к Юльке:
- Тебя Юлей зовут?
Юлька кивнула, сглотнув слюну.
- Егор просил тебе передать, - женщина вынула из кармана пластмассовую фигурку.
Юлька подставила обе руки, сложив ладони лодочкой, - на зеленой траве медвежонок обнимал синеглазую девочку с темными локонами и розовыми щеками.
И Юлька разревелась. Неприлично, как маленькая. Егор купил ей игрушку, он хотел подарить ее до того, как она увидела, что он превращается в медведя. Может быть, она бы никогда и не узнала, что он тоже умеет превращаться в медведя. И тогда эта игрушка была бы лишь забавной, милой вещицей. Для нее. И она бы не угадала, что он хотел ей этим сказать. Он хотел подарить ей игрушку… Юлька рыдала в голос, и люди, сидевшие в коридоре, оглядывались на нее с неодобрением. Пока из какого-то кабинета не вышла медсестра и не влила ей в рот мензурку с чем-то успокоительным. Юлька поперхнулась и успокоилась, уткнувшись в могучую грудь Михалыча. А он поглаживал ее по голове и шептал что-то ласковое.
Берендей просыпался медленно и тяжело. Долго не понимал, кто он и где находится. Чувствовал, что дышит еле-еле, но не задыхается. Боль успокоилась, притаилась до первого движения, готовая зажать в тиски, как в медвежьи лапы.
Медвежьи лапы… Память возвращалась постепенно и нехотя. Берендей ехал встречать Юльку. Он вез ее на мотоцикле домой. И потом она стояла на пороге его комнаты, смущенная, растерянная и счастливая…
Нет. Не стояла. Это ему приснилось. И он так и не сказал ей того, что хотел. Он так долго подбирал слова, чтобы это сказать. И наконец слова нашлись. Может быть, кто-нибудь когда-то и говорил их девушке, но Берендею казалось, что он будет первым, кто произнесет их вслух. Но не произнес.
Как жаль…
Почему? Почему он так и не сказал ей ничего, почему не доехал до дома?
Память обрушила на него воспоминание внезапно, придавив к кровати всей своей тяжестью. Заклятый. Хруст костей и кровь в горле. И боль, настолько сильная, что кроме нее ничего в мире больше не существует.
Он обернулся, когда на него смотрели люди, много людей. И Юлька.
Он отпустил Заклятого, но не чувствовал ни вины, ни сожаления. Пусть его идет. Заклятый больше не хозяин в его лесу. По крайней мере, Берендей доказал себе, что может если не победить, то хотя бы без страха выйти ему навстречу. И лес, его собственный лес, снова станет для него домом. Он может не стыдиться перед отцом, он сделал то, что должен был сделать. Это придало ему сил.
Берендей приоткрыл глаза. Было темно. Над ним нависал белый потолок, освещенный с одного угла. Он покосился в сторону: в углу горела лампа, и там кто-то спал. Наверное, женщина. Ее сонное сопение иногда прерывалось тихим шепотом - ей снились хорошие сны.
А с другой стороны на стуле сидел Михалыч и держал его за руку.
- Проснулся? - шепотом спросил он.
Берендей хотел ответить, но Михалыч приложил палец к губам.
- Меня выгонят сразу, если ты начнешь говорить. У тебя тут капельница, кислород. Вдруг чего сломается?
![Карочка — [email protected] - В день, когда магия замрет](/uploads/posts/books/no-image.jpg)