Фрэнсис Хардинг - Хроники Расколотого королевства
— Ты хочешь сказать, — спросил Пертеллис, остервенело протирая монокль, — что река открыта для целого войска Птицеловов? Что скоро они будут в городе? Когда прибудет этот корабль, мисс Май?
— Она сказала, понадобится десять дней. Это было… дней десять назад.
— Пресвятые угодники, — прошептал Пертеллис. — Они могут объявиться в любую минуту.
В комнате поднялся возмущенный гвалт. В наступившей сумятице Мошка подошла к Эпонимию Кленту и села рядом. Добрую минуту она сидела, не решаясь взглянуть ему в лицо и только постукивая пяткой о ножку стула.
— Тело капитана лежало в сундуке, а вы просто его нашли? — спросила она.
Умение извиняться никогда не входило в список ее достоинств.
— На кровати вообще-то, — ответил Клент. — Ты застала меня за попыткой спрятать его. Боюсь, в тот миг обычная проницательность подвела меня. Я даже думал одно время, что это ты, как бы помягче выразиться… пролила красное вино. Не смотри так на меня — дети младше тебя делали вещи ужаснее, а в тебе, несмотря на хрупкий вид, таится вулкан ярости.
— Но вы не сдали меня?
— Нет, — сказал Клент немного смущенно, словно стыдясь такого благородства. — Тогда, в полицейском участке, я понял, что ты искренне считаешь меня убийцей, что веришь в мою виновность. Конечно, я мог бы сообщить о твоих грешках, чтобы тебя повесили за компанию, но… какой в этом смысл?
— Я пришла, чтобы объясниться, — сказала Мошка, помолчав.
— Ах, — равнодушно отмахнулся Клент.
— Подумала, так будет лучше. До вас ведь больше никому нет дела, да?
— Полагаю, так. А ты посыпала волосы пеплом в знак покаяния?
— Это просто пудра. Я маскируюсь.
— Под продавщицу париков? — спросил Клент, тронув ботинком шляпную коробку.
— Коробку я одолжила. Надо же где-то прятать Сарацина?
— Разумеется, — сказал Клент и опустил лицо в ладони. — Скрипка моей души, исхлестанная бурями судьбы, готовится исполнить последние ноты симфонии моей жизни. Мои надежды и мечты вот-вот канут в пески забвения, но мой последний, самый мрачный час будет не полон без незабвенного гуся.
Пока Пертеллис и другие радикалы обсуждали слова Мошки, мисс Кайтли, скрывшаяся в дальней комнате с кофейником, появилась снова, на сей раз с пустыми руками.
— Мистер Пертеллис, — обратилась она к учителю тихо, но тот услышал ее. — Я поговорила с ним, он выразил желание лично встретиться с девочкой.
— С ним? — спросила Мошка и взглянула на Пертеллиса.
— С нашим предводителем, — пояснил Пертеллис, засияв от гордости.
— Но… я думала, это вы предводитель! — сказала Мошка, обменявшись взглядами с Клентом. Тот, похоже, удивился не меньше.
— Нет, что вы, нет. Дело в том, что у нас никогда не было настоящего вожака. — Пертеллис одарил собравшихся смущенной улыбкой. — Мы просто единомышленники, мы изо всех сил старались изменить мир к лучшему, а здесь собирались, чтобы спокойно пообщаться. В определенном смысле я был связующим звеном, но всегда был готов отойти в сторону, если бы пришел настоящий предводитель. И он явился — в самый темный час. Человек дела, мастер смелых решений.
Ключники смотрели на него с интересом. Видимо, они тоже не были знакомы с таинственным предводителем.
— Если никто не возражает, — сказал вдруг Клент, — я сопровожу свою помощницу. Хочу обменяться парой слов с вашим великим вожаком.
Мошка представила себе предводителя. Он будет наделен орлиным зрением и острым умом, как ее отец. У него будет ясный взгляд и обнадеживающая улыбка, он не утратит присутствия духа даже в самой безвыходной ситуации.
Пертеллис открыл дверь в заднюю комнату, пропуская Мошку и Клента, и сам вошел за ними. В комнате пахло антигеройски — овощным супом и настойкой опия, но человек, сидевший на стуле из красного дерева, имел самый лихой вид.
Это был бандит с большой дороги, капитан Блит.
«Х» ЗНАЧИТ «ХРАБРОСТЬ»
Капитан Блит, разбойник с большой дороги. Капитан Блит в зеленом рединготе, с хвостом волос и в подкованных ботинках.
— Вот юная леди, нашедшая станок, — сказал Пертеллис, подводя к нему Мошку.
Блит не удостоил его даже взглядом. Не посмотрел он и на Мошку. Его глаза были прикованы к лицу Эпонимия Клента.
— Как давно здесь этот человек? — резко спросил он Пертеллиса.
— Мистер Эпонимий Клент был одним из томившихся в тюрьме узников, которых освободили ваши люди с помощью мистера Тетеревятника. Он… не совсем из нашей группы, но мы взяли его, потому что, хм, просто не знали, что с ним делать…
— Мне нужно с ним поговорить, — сказал Блит. — С глазу на глаз, если не возражаете.
Блит коротко взглянул на Мошку и добавил:
— Ну ладно, его племянница может остаться, если сама хочет.
Пертеллис молча вышел из комнаты.
— Нельзя сказать, что я не ожидал такого поворота, — произнес Клент, удивленный не меньше самого Блита. — Когда мы… э-э… встретились по пути в Манделион, я разглядел в вас выдающегося человека. Знаете, что я подумал? Он сам пока не знает, сколь великая судьба ему уготована. Грабеж — лишь игра, чтобы сбить с толку тех, кто… э-э… ищет предводителя отважных, свободолюбивых радикалов…
Что-то в немигающем взгляде Блита заставило Клента прервать велеречивую тираду. Бандит уперся локтями в колени и подался вперед, пристально глядя на Клента.
— Вы знаете, что своей балладой сгубили мне жизнь? — спросил он.
— Ах…
Блит вскочил на ноги и прошелся по комнате из конца в конец, сжимая и разжимая кулаки.
— Я всегда смеялся над простаками, которые верили, что разбойник может стать джентльменом. Они шли на виселицу нарядные, как столичные щеголи, а внизу завывали местные девицы. Я смеялся над ними, потому что знал — это чушь собачья. Если ты разбойник, твое дело — грабить и убивать, если придется — быть крепким как кремень. А мечты держать при себе. Но ваша чертова баллада все перевернула с ног на голову. Мои ребята вдруг узнали, что они — «славные рыцари дороги», и им это понравилось. Потом был такой случай: я увидел, как громила с черной бородой щемит пару деревенских девиц. Стоило им завидеть меня, они не просто взмолились, чтобы я заступился за них, они… возликовали, стали кричать, что благородный капитан Блит задаст жару этому насильнику. Этот боров попер на меня, пришлось ответить, ну и… расквасил я ему рыло. И не успел опомниться, как девицы повисли у меня на шее и всучили на прощанье охапку цветов и полкраюхи пирога…
Блит улыбнулся, глядя в пол, и сказал:
— На это я, конечно, не жалуюсь. Но молва пошла. Чернобородый оказался церковным старостой, решившим поднять поборы с местных крестьян. И вот, не успел я оглянуться, как меня уже выставили защитником угнетенных и борцом с церковным произволом! Говорили, мол, со мной никто не сладит, даже гвардейцы герцога. Народ в это поверил, поверили и угнетатели, слух дошел до его полоумного величества, нашего герцога! — Блит расчесал пятерней волосы. — Гвардейцы принялись искать меня по всем чердакам и амбарам. А деревенские прятали нас с ребятами в погребах, кормили и давали нам лучшие сапоги, если у кого подметка прохудилась. А потом смотрели на нас с надеждой, чтобы мы не оставляли их в беде. Так я против воли оказался защитником бедных крестьян, которых грозились вышвырнуть из дома за неуплату налога. После того как я три ночи прятался в канаве, я здорово простудился и слег с лихорадкой. Одна семья фермеров переправила меня в Манделион в своей повозке, чтобы врач поставил меня на ноги. И вот с тех пор я сижу в этой кофейне и не могу и носа высунуть за дверь из-за констеблей. Ваши чертовы вирши сделали меня посмешищем. Я теперь предводитель сопротивления, хочу я того или нет. Я опутан этой ложью по самые уши! Что скажете?
