Айя Субботина - Время зимы
— И верно шарашами несет, — сказал Дорф.
Миэ зашла в коридор, попросила Яроса посветить. Коридор будто царапали огромные кошки с железными когтями — в земляной стене остались широкие борозды.
— Его вырыли, — заключила таремка. Она подковырнула ногтем землистые стены, потом еще и еще, примерно на полпальца. — Недавно, глубже земля влажная.
Мужчины переглянулись, будто не сразу поняли, о чем толкует чужестранка, — иногда Миэ и вправду небрежно использовала северный диалект, перемежая его общей речью, — после вперед вышел Дорф. Он поравнялся с волшебницей и поскреб стену. Миэ молча ожидала его слов, дав себе зарок больше никогда не принимать всерьез ослиное упрямство артумцев.
— Верно все, — подтвердил Дорф. Его брови встретились у переносицы, собравшись единой косматой линией. — Прям под носом, чтоб им пусто было. Нужно поглядеть, куда хоть рыли.
— Да у людоедов в голове с орех мозгов, — прошептал кто-то.
— Не иначе есть кто над ними, — ответили ему. — Вона как в деревню пришли — с тараном, с троллями. А те двуногие… Послышался звук плевка.
— Этим путем шли на юг, — Миэ покривилась, почувствовав во рту поганый привкус тухлятины. — Нужно идти дальше.
— Прям им в самый зад и ударим, — негромко хохотнули северяне, обменялись бранными словечками, грозя поиметь шарашей во-все названные места.
— Идем тогда, братья, — зазвал Дорф. Он поджег новый факел, свет полыхнул ярче, заставляя тьму жаться по углам. Путь лежал дальше, на юг. Глава двенадцатая Наконец-то Съёрг.
Хани вздохнула полной грудью, стоило им ступить за ворота. Воздух, крепкий от запахов свежего хлеба и супа, тянул за нос. И хоть с ним смешивалась еще и вонь нечистот, этого было недостаточно, чтоб испортить сладкое чувство возвращения.
Дорога с шамаи и правда заняла меньше времени. Бурые пустоши в это время лишь хранили лишь название. Голубой лед покрывал всю низину, которая лежала будто в чаше, меж холмов. Воздух звенел в ушах Хани многоголосыми колокольчиками, когда Талах-орль нес ее над просторами, что сверкали в свете дня радужными бликами. Когда приходила оттепель, вода в низине таяла, набиралась глиной и песком из недр земли, отчего долину и прозвали Бурой. Столетние старцы говорили, что когда-то на этом самом месте было озеро, чистое как слеза и полное рыбы. Хани помнила лишь грязную гать, поросшую редкими деревцами и ягелем.
Башня Белого шпиля острой иглой пронзала полные снега небеса. Еще с половины пути, Хани видела путеводный свет, венчавший пик башни: Северная ярость многие годы освещала просторы столицы и окрестных земель.
Город еще дремал. Улицы в Съёрге быль под стать северному нраву артумцев — прямые, широкие, вымощенные грубым камнем, подчас острым даже сквозь подошвы. Дома тесно жались друг к другу, меж ними редко когда оставались переулки, столь узкие, что не раскинуть рук. Столица Артума никогда не хвалилась пышными изваяниями, статуями. Каменный город молчаливым исполином лежал на заснеженной равнине у подножья горного кряжа, за которым, на север, били лишь Пепельные пустоши. Съёрг первым принимал на себя удар вылазок шарашей, стоя непроходимой преградой на их пути. Здесь знали цену крепкому камню и не тратили его почем зря, укрепляя городскую стену, и Браёрон — горный замок Конунга.
— Здесь и воздух слаще, — произнес Талах, шагающий рядом с Хани.
Близнецы сменили обличье как только до городской стены оставалось лишь несколько сотен шагов.
— Ненавижу города, — в противовес брату, сказал Эрик. — Огонь, дым, глотку режет, будто каленым железом.
— Просто брат мой не любит собак — они его запах чуют за сто шагов. Облают всего, почем зря. — Пошутил Талах и лицо его просветлело. Он заглянул в глаза Хани, озадачился. — Тебя что-то беспокоит, эрель?
Северянка кивнула. Она любила Съёрг. В башне Белого шпиля фергайры дали ей кров на весну и лето, здесь она постигала знания и мудрости, и обучалась. Но после фергайры собрались советом и велели ей искать свой путь. Чтоб темная богиня в ней успокоилась, или взяла верх над светлой, если в том ее судьба. К тому времени Рок воротился из странствий и Хани, не мешкая, покинула башню. Иди, чтоб очиститься, или сгинуть, так сказала фергайра Дрия.
Но духи по-прежнему жили с Хани, хоть теперь их голоса стали тише, и появлялись лишь иногда. Однако же, она не избавилась от своей темной отметины, и осталась файари — порченой светлой колдуньей.
В тот день, когда на их пути встретились чужестранцы, они с Роком возвращались домой, но условились, что прежде заедут в Белый шпиль. Хани не знала, что будет, когда она вновь придет к фергайрам, но в ней жила надежда — для нее непременно найдется место в Артуме. Рок, всегда веселый и неунывающий задира, успокаивал подругу и, сотрясая воздух топором, грозил, что пришибет всякого, кто тронет Хани. Северянка знала, что то было лишь мальчишечье геройство, но оно, странным образом, добавляло уверенности.
Теперь же спутником ей стало опустошение. За плечами остался пепел, которым стал Рок, и рассерженный дух-защитник. Не пришло благословения Скальда. Только слова Мудрой из Яркии, что преследовали ее будто бешенные псы: «Тебе нет места нигде в Северных землях».
— Мне нужно в башню Белого шпиля. — Она постаралась, чтоб голос звучал ровно. Рядом с теми, кто добровольно отдал свое тело зверю и обрек себя на раннюю смерть, ее горестям не было места. — Я должна убедить фергайр повернуть Зеркало на юг, но слова покинули меня.
— Фергайрам ни к чему слова, чтоб знать, с чем ты явилась. — Эрик, зверь в котором никак не желал униматься, изредка скалился и негромко рычал.
Хани боялась его, хоть и не чувствовала зла. Прошлой ночью, наткнувшись на редкий молодой лесок, они сделали короткий привал. Хани удалось задремать, но ее быстро растревожил протяжный волчий вой. Открыв глаза, северянка увидела лишь Раша с кинжалом наготове. Когда меж деревьями послышался хруст ломающихся веток и Хани потянулась, чтоб зачерпнуть магии, к месту привала выскочил Эрик, в своем зверином обличии. Пасть его щерилась, перепачканная парившей теплой кровью. На краткий миг северянка поверила, что зверь в шамаи одолел человека, как случалось иногда, если дух воина истощался или был недостаточно силен, чтоб главенствовать над разумом. Поговаривали, что даже орда шарашей не так страшна, как один дикий шамаи.
Но волк-Эрик отступил, вернувшись в лес. Они с Рашем так и не сомкнули больше глаз. Вскорости вернулись оба близнеца. Разгоряченные охотой, они смеялись и шутили, ловко, играючи, распотрошили тугие шишки кедров: семена из них были питательными и вскоре они с Рашем насытились вдосталь, чтоб продолжить путь.
