Олег Таругин - Потерянный "Эльф"
А потом наступил ад!..
«… и уронили Ангелы свое оружие на землю, и поглотила его земля… Но придет день, когда огненные мечи вновь увидят небо. И хоть не будет рука хозяев сжимать их, но будут они разить по воле их… И прольется кровь, и будет призвана сберечь саму Жизнь…»
На самом деле никто, разумеется, не мог помнить, как бежали из обреченного города его обитатели. И как скорчившийся от боли в изуродованном теле человек, умирающий в операторском кресле одного из командных пунктов, отдал срывающимся голосом последний приказ. Приказ, что должен был воздвигнуть последний рубеж защиты между миром живых и миром распоясавшейся смерти. А сейчас невероятно далекие потомки обитателей города вновь ступили на эту землю, и равнодушная смерть гостеприимно распахнула перед ними свои холодные объятия. Они умирали, проклиная неведомых демонов, что в клочья рвали их тела стремительным железом, жгли хрупкую плоть яростно ревущим пламенем, обращали ее в невесомый пар летающими снарядами, в которых гномы опознали бы дальних родственников своих «летающих рыбин», уничтоживших эльфийские Средоточия.
Конечно, не все огневые точки опоясывающей Заветную Пустошь линии обороны отозвались на поданный эльфийским «амулетом» сигнал. Примерно треть была уничтожена вызванными ядерным взрывом подвижками почвы, а почти все остальные не перенесли многолетнего ожидания. Однако и тех четырех, что сохранили заложенную конструкторами боевую функциональность, хватало с лихвой. Хватало, несмотря на то, что в двух оживших башнях после первых же выстрелов отказали несколько орудий, а одна вообще взлетела на воздух из-за взрыва боекомплекта. Да еще быстро сориентировавшиеся гномы в самом начале схватки сумели передать координаты новых целей на позиции и удачно накрыть ближайшую к ним башню зарядом своих ракетных установок. Побежавшие было в панике пехотинцы остановились. Правда, главную роль в этом сыграли не надсадные вопли командиров, а невидимая стена, что воздвигли чародеи на пути отступающих войск. Ну а уж когда в дело вступили сержантские дубинки, солдаты, сначала тихо ругаясь, а потом все больше и больше зверея, ринулись вперед, прямо на хлеставшие смертью амбразуры. Страх пред неведомыми чудищами холодил кровь, но люди держали удар. Да, они потеряли сотни бойцов, но на их место вставали новые тысячи. Полковые маги били по врагу выжигающими все огненными шарами, швыряли в него ледяные стрелы, от касания которых раскаленные стволы разрывало в клочья, обрушивали каменный град. Гномы бесстрашно подбирались к амбразурам, забрасывая их небольшими металлическими шариками, в которых спали маленькие солнца, или жгли огневые точки потоками своего знаменитого огня. Пехотинцы ожесточенно (и в основном безрезультатно) рубили изрыгающие смерть стволы клинками, лучники выпускали стрелы, усиленные заклинаниями разрушения. Раненые в последнем героическом порыве наваливались на страшные орудия, стремясь завалить их своими телами. А их товарищи двигались вперед, шаг за шагом, метр за метром. Люди отчаянно карабкались через груды тел — всем войском будто овладело боевое безумие, и все мечтали только об одном: добраться до плюющегося огнем врага и сокрушить его! Любой ценой! Они шли вперед…
Не зная, что своим мужеством и доблестью приближают гибель мира…
И ветер пел им заупокойную…
Даже тем, кто был еще жив…
Архимаг раздраженно грыз ухоженные ногти, с досадой наблюдая за вновь развернувшимся сражением. Он, к своему глубочайшему сожалению, не мог сейчас ничем помочь — специфика его магического искусства делала бессильными все творимые им заклинания в схватке с бездушным, мертвым противником. Если бы у него была хоть капелька жизни, даже самая ничтожная капелька, он бы запросто стер неожиданно и не к месту возникший на пути объединенного войска заслон в порошок. В прах! В ничто!!! Но сейчас он мог лишь бессильно ругаться, надеясь на то, что людям все-таки удастся преодолеть этот барьер. Онту-эго внимательно наблюдал за действиями боевых магов других школ, встречая радостными восклицаниями каждое удачное, попавшее в цель заклинание.
— Ничего! Осталось совсем немного! — шептал архимаг, глядя яростно сверкавшими глазами на медленное, но неуклонное продвижение войск. Кто мог подумать, что не посвященные во все подробности Плана эльфы ухитрятся активировать древнее оружие?! И как же не вовремя! Как ненавистно и тягостно было ожидание; и как он надеялся, что этому долгому ожиданию пришел конец, но… что поделать, похоже, придется еще немного подождать. Совсем немного — все в любом случае должно закончиться сегодня ночью.
Ну, а это? Это еще не его бой. Ему же следует подготовиться к нанесению воистину последнего удара. День Отмщения близок, близок, как никогда — разве мог он, принц-воин могущественного и грозного клана, предполагать, что вынужден будет скрываться среди ничтожных людишек и бояться каждой подозрительной тени, каждого шороха, видя в них посланных по его следу безжалостных убийц?! Как это было унизительно! А постоянная необходимость скрывать лицо под глубоким капюшоном чародейского балахона? А заклинание, делающее хриплым его совершенный голос?! А… впрочем, довольно! Нынче он стоит на священной земле. Стоит, как ее владыка и хозяин, и никто не сможет помешать ему достичь задуманного! Даже люди — эти наивные создания надеются, что он станет их послушным орудием. Глупцы! Это он, Онтуэго дер-Ливуорен, использует их, не более того. Хотя… разве может настоящий пастух презирать или ненавидеть свое стадо? Что там, кстати, у них? Ага, они уже почти прошли через холмы, изрыгающие смерть. Ах, как все же медленно! Каждая прошедшая секунда отдаляет миг его триумфа! Ну да не страшно, к счастью, теперь уже ничего нельзя повернуть назад…
Эльфы торопливо двигались по улицам полуразрушенного города, чутко прислушиваясь к канонаде грохотавшего за их спинами боя. Все воины прекрасно понимали, что Стражам Запретной Пустоши вряд ли удастся надолго задержать впавших в боевое неистовство людей. И поэтому следовало как можно более рационально использовать каждое мгновение передышки и занять новые оборонительные позиции.
Тириэль, поглядывавший изредка глазами парившего над городом боевого сокола на окружавшую местность, уверенно вел части Дивных к навечно замершей громадине Небесного Чертога. Честно говоря, полководец не был до конца уверен в том, что это позволит выиграть битву. Но полученные много лет тому назад еще от отца указания недвусмысленно предписывали ему поступить именно так, если судьба забросит его когда-нибудь на территорию Запретной Пустоши. Тириэль не мог даже представить себе, откуда в его роду было известно о находившихся в этом древнем месте постройках. И тем более он не понимал, что на самом деле представляет собой «небесный чертог». Тириэль просто свято следовал данному некогда слову: в случае угрозы самому существованию эльфийской расы использовать амулет, полученный в день совершеннолетия. Использовать, а затем до последнего оборонять некогда спустившийся на землю Дальира дом звездных странников — Первоэльфов. Отец туманно сказал тогда, что так велит Книга Жизни. Правда, потом Тириэль так и не смог найти в великой Книге ничего похожего, кроме разве что неясной фразы о «плоти от плоти врага, вставшего на защиту мира» и о «смерти, что поможет ему». Но до конца понять значение этих слов ему так и не удалось — он лишь предположил, что они относятся как раз к нынешним событиям, и терпеливо делал все от него зависящее, дабы претворить их в жизнь. И Тириэль был полон решимости исполнить данный обет. Вот только одно мешало ему достойно встретить этот, возможно последний, бой — другое обещание. Даже нет, не обещание, а Литания Проклятия, что ясно говорила о необходимости отплатить подлым гномам за их чудовищное злодеяние. Ведь его клятва была услышана, а значит, он не мог сгинуть просто так — Предвечный Лес не принял бы не сдержавшего клятвы лжеца!
