Журнал «Если» - «Если», 2001 № 10
Последовала долгая пауза, потом Алмаз медленно проговорил:
— Значит, вы проследили за… Ну, чтобы я не…
— Разумеется. Как твой учитель, я просто обязан был это сделать.
Алмаз кивнул.
— Что ж, благодарю… — Он встал. — Простите, учитель, но мне нужно подумать.
— Куда это ты собрался? — ворчливо осведомился Болиголов.
— В город. Хочу немного посидеть на берегу.
— Лучше бы тебе остаться здесь.
— Еще раз простите, но здесь я не могу думать как следует.
Должно быть, только теперь Болиголов понял, какая сила ему противостоит, но теперь был уже не в праве приказывать Алмазу.
— У тебя настоящий магический дар, Эссири, — сказал он, назвав юношу подлинным именем, которое сам же дал ему у истоков Эйми в день имяположения — имя, которое в Истинной Речи означает «Осокорь». — Даже я не могу до конца постичь, что за силы скрыты в тебе. Думаю, сам ты понимаешь еще меньше моего, так что будь осторожен. Тот, кто неправильно применяет свой талант или не пользуется им вовсе, рискует причинить серьезный вред себе и окружающим.
Алмаз кивнул. Растерянный, страдающий, он не возмущался, не протестовал, и Болиголов почувствовал, как в его душе поднимается уважение к этому едва оперившемуся птенцу.
— Ступай, — сказал маг, и Алмаз ушел.
Впоследствии Болиголов понял, что не должен был выпускать юношу из дома. Но он недооценил силу воли Алмаза — а может, и силу заклятия, которое наложила на него девушка. Их разговор состоялся утром; после него Болиголов вернулся к заклинанию, которое он снабжал примечаниями и комментариями. Лишь перед ужином маг вспомнил о своем ученике, однако только после одинокой трапезы Болиголов наконец догадался, что Алмаз больше не вернется.
Болиголов терпеть не мог практической магии, которую несколько высокомерно считал фокусами, достойными балаганных шутов, поэтому он не воспользовался заклятием, позволяющим отыскать потерянное, как сделал бы на его месте любой другой маг. Не прибег он и ни к какому иному волшебному способу. Болиголов был очень сердит, раздосадован, даже немного обижен. Он-то был высокого мнения о своем ученике — даже хотел написать о нем Мастеру Заклинателю, и вот, при первом же серьезном испытании Алмаз не выдержал, сломался.
— Алмаз!.. Не Алмаз — стекло… — бормотал Болиголов.
Впрочем, подобная слабость доказывала, что мальчишка не опасен.
Некоторых способных магов нельзя было оставлять без присмотра, но в Алмазе не было ни злобы, ни жадности. Ни даже обыкновенного честолюбия!..
— Бесхребетный маменькин сынок, — прозвучало в тишине дома. — Что ж, пусть бежит домой, под крылышко родни!
И все же мастеру было досадно, что Алмаз не оправдал его доверия, что сбежал, не поблагодарив учителя, даже не попрощавшись! Вот тебе и хорошее воспитание, подумал волшебник, возвращаясь к оставленному свитку.
* * *Задув лампу и забравшись под одеяло, Роза вдруг услышала раздавшийся снаружи крик совы — негромкое, мягкое «Хо-ху, хо-ху», из-за которого этих птиц прозвали в народе хохотушками. От этих звуков на сердце у ведьминой дочери стало тяжело. Крик совы был их условным сигналом. Так влюбленные звали друг друга в ивовую рощу на берегу Эйми теплыми и темными летними ночами, когда остальные жители поселка крепко спали. Но это было давно, теперь же Роза старалась вовсе не думать об Алмазе. Прошлой зимой она каждую ночь звала его по ночам. От матери Роза научилась заклятию, которое, в отличие от любовных заговоров, было самым настоящим волшебством. С его помощью Роза посылала Алмазу свои прикосновения, свои поцелуи, свой голос, снова и снова повторявший его имя. Но каждый раз она словно натыкалась на стену, сотканную из неподвижного воздуха и молчания. Она ни к чему не прикасалась и целовала пустоту. Алмаз не слышал ее.
Правда, один или два раза — да и то днем, а не ночью — Роза вдруг начинала ощущать его присутствие совсем рядом; Алмаз внезапно возникал у нее в голове, и тогда ей удавалось мысленно прикоснуться к нему. Но ночью все повторялось — самые страстные ее заклинания натыкались на пустоту и равнодушие былого друга. В конце концов Роза оставила свои попытки, хотя сердце ее продолжало обливаться кровью при каждом воспоминании о возлюбленном.
— Хо-ху! Хо-ху! — пробормотала сова прямо под ее окном. — Роза, ты здесь?
Очнувшись от своих грустных мыслей, Роза подскочила к окну и распахнула ставни.
— Выходи, — прошептал Алмаз — тень, неясно видимая в звездном сиянии.
— Можешь зайти, матери все равно нет дома, — ответила Роза и бросилась открывать дверь.
Они долго стояли на пороге и молчали, крепко обняв друг друга. В эти минуты Алмазу казалось, что он держит в руках свое будущее, свою судьбу, всю свою жизнь.
Наконец Роза пошевелилась и, поцеловав его в щеку, сказала негромко:
— Я ужасно скучала по тебе. Скучала, скучала, скучала!.. Сколько ты сможешь пробыть со мной?
— Так долго, как только захочу.
Взяв его за руку, Роза ввела юношу в дом. Алмаз всегда не очень охотно посещал обиталище ведьмы, столь разительно отличавшееся от его собственного чистого и просторного дома и даже от аскетического жилища Болиголова — неприбранную, насквозь пропахшую едкими запахами хижину, под крышей которой, казалось, витали женские и колдовские тайны. Он был слишком рослым и почти упирался головой в низкий потолок, с которого свисали пучки целебных трав; стоя среди них, Алмаз то и дело вздрагивал, как напуганная лошадь. Впрочем, вид у него действительно был взвинченный и усталый — он вымотался до предела, преодолев за шестнадцать часов сорок миль и ни разу не поев.
— Где твоя мать? — спросил он хриплым шепотом.
— Пошла сидеть со старой Ферни. Она умерла сегодня днем, так что мама пробудет у нее всю ночь. Но как ты сюда попал?
— Пришел пешком.
— И маг разрешил тебе побывать дома?
— Нет. Я убежал.
— Убежал! Но почему?!
— Чтобы сохранить тебя.
Алмаз посмотрел на девушку, на ее живое, энергичное, смуглое лицо в обрамлении спутанных черных волос. На Розе была только ночная рубашка, и он видел изящные, нежные холмики ее грудей, приподнимавшие ткань. Тогда Алмаз снова привлек ее к себе, но Роза хотя и обняла его в ответ, тотчас же отстранилась и нахмурилась.
— Чтобы сохранить меня? — переспросила она. — Хотела бы я знать, что это значит! За всю зиму ты ни разу обо мне не вспомнил, словно тебе было все равно, потеряешь ты меня или нет. А теперь… Что все-таки заставило тебя вернуться?
— Болиголов хотел, чтобы я поехал учиться на Рок.
