Андрей Некин - Кукольник
Снова задул ветер. В разные стороны, влево и вправо, а потом сверху вниз, придавливая сражающихся к земле, словно бы Ричард умел управлять погодой и менять ее согласно настроению. Хотя как такое возможно?
- Гррррх! Не мешайся, или я и тебя размажу, червь! - зарычал Ферро своему учителю, не слыша себя, поднимаясь с земли. Он встал меж топором орка и мечом черного рыцаря.
- Да ты проснулся, Ху-Ферро...
- Гррх!
- Отдохни, большой брат, - орк отбросил юношу в мягкую болотную траву. Повадки свинопаса стали почти орочьими, но силы совсем не те.
Дальнейшего Ферро не помнил, окунувшись в сладкое небытие потерянного сознания. Кто знает сколько времени пробыл он там, но, очнувшись, Ферро увидел жуткое...
Страшный удар, он не разрубил, он разорвал орочью грудь пополам вместе с грубо сработанной защитной пластиной. Торчали осколки ребер. Кишки наружу. Кусок легкого. Ху-Рарк придерживал внутренности рукой, чтобы не сползли с живота, ускорив гибель. Юноша бросился к нему, отказываясь верить глазам. Великий учитель проиграть бой просто не мог.
"Этот демон. Быстрый" - бормочет орк, судорожно вздыхая - "Проблема нашего воина всегда была в скорости... Ху-Ферро...".
Руки и ноги воина все изранены. Не хватает пальцев. Ухо рассечено.
"...последний урок, червячок..." - напрягся орк - "Если меч врага слишком быстрый... Пусть вонзится. Дай ему войти в свое тело. В ребра, там много твердого. Пусть застрянет... А как застрянет, так руби со всех сил". Из горла Ху-Рарка с хлюпом вышла кровь: "Но этот демон... Быстрый. Отпрыгнул, да меч оставил. Сломал пополам его железку. А он ушел. Черт знает, отчего камнем не добил".
Ферро знал отчего. Без меча не фехтуют.
Но грозный учитель умирал, и ничто не могло этого исправить.
"Грр, червячок, оплата за твое обучение..." - прервался орк, булькнув кровью - "передашь Рур-Ху-Гррху: союз отменяется, пусть берут топоры и... идут войной против третьей стороны... Эти всех погубят... Возьмешь мой знак... Племя встретит тебя как брата". Он говорил что-то еще, но Ферро не помнил, тщетно стараясь стянуть края ужасающей раны. Орк говорил что-то про его меч. Что-то про деда. И про племя... Краем сознания он заметил - очнулась леди Нелль. Сверху лупил град. Леди испуганно поджалась в комочек. Брезгливо посматривая на болота вокруг, на лужи, на умирающего орка и на него, свинопаса Ферро. Смотрела, как на любую другую грязь.
Ферро старался до последнего, стягивал рану скользкими от крови руками. Пока орк не перестал дышать. Да и после этого еще пытался заткнуть раны содранной с себя одеждой, судорожно перевязывал Ху-Рарка, точно это могло снова запустить по кругу механизм могучего сердца.
Свинопас снял с него знак, большой острый камень с именем рода. Последнюю волю учителя нужно было выполнить, даже если придется отдать свою жизнь ради этого. Он встал, не замечая холода разразившейся бури, побрел к Нелль, будто пьяный. Из многочисленных ран на голой груди сочилась кровь, оцарапанный живот еле сдерживал вес кишок, но тяжесть собственных ран его совсем не волновала.
- Это животное. Ты его убил? Оно больше не опасно? - опасливо покосилась на тело орка благородная леди.
Прекрасное облако вдруг перестало казаться Ферро прекрасным. Просто обычная высокородная девка, вдруг понял он совершенно отчетливо.
- Это не животное. Это мой старший брат. Он отдал свою жизнь за наши.
- А-а...
- Пошли, - грубо поднял ее за локоть Ферро, - доведу до тракта. Гррх! Там и разойдемся, человечишка.
***
- Экак вас оцарапало, Сир. И очки треснули.
- Переживу, Тигль.
Они сидели у общего огня, обессилено раздумывая над будущим. Потери в отряде значительные - десять мертвых воинов оставили еще в сонной дубраве. На гуля Варравий поскупился черного масла, но свои были святой обязанностью. Добрая могила для всякого легионера - костровище, дабы отправился он тонкой струей дыма сразу к солнцу, где пируют сами мастера. Ну и, разумеется, чтобы не поднялся повторно к жизни, уже как чертовый гуль.
Включая тяжело раненых, в болотной когорте не насчитывалось и двух десятков. Тигль Римус с грустью вздыхал по этому поводу. Смерть была ему привычна, как утренняя холодная похлебка, его печаль была скорее связана с трудностью выполнения последующей тактической задачи. С таким-то отрядом прорваться к осажденному городу. Возможно ли?
- Неправильные гули пошли, мой Император. Из луков стрелять научились. Никогда не были они такими мозговитыми, Сир, говорю вам, если так дело пойдет, всякий нам понадобиться. Каждый меч на счету будет.
- Откуда же они пришли, Тигль? Такие умные?
- Чую, не они это умные... Раньше то были глупые, Сир... Бывало, придет сотня-другая с темного севера, так ее же на подступах артиллерией, да черным огнем... А нынче, если верить разговорам, у Рейнгарда стоят тысячи. Тысячи, мой император! Да еще и ведет их кто-то, и стрельбе обучил. Эх, - запустил пальцы в бороду первый легат, - эдак скоро не мы по ним, они по нам из пушек лупить будут. А тут, почитай, шансы наши будут, что мозги северного орка. Ма-аленькие такие. Типа орешка, - Тигль показал пальцами, насколько мал этот орех. - Это значит, шансов вообще нету.
Стормо задумчиво изучал пламенеющий огонь.
- Магистрат, Тигль. Мы должны сместить магистрат. Их артиллерия, - посмотрел он прямо в глаза советнику, - должна быть нашей.
- Война и государственный переворот? В одно и тоже время? Ох, плохая идея, Сир. На вашем месте я бы подумал о союзе... Призвать техников к повиновению можно и потом.
- Твоя правда, Римус... А призывать техников к порядку надо было раньше, раньше... - сокрушенно покачал головой Стормо. - Где-то во времена Рокко Злосчастного. Лет сто двадцать назад.
Лицо первого советника осветилось благодушной улыбкой и гордостью за господина. Никогда до этого император не вел свои размышления так, как полагает настоящему правителю.
Следующее утро было почти по-зимнему морозным. Четвертое утро Стормо в походе. По этому поводу он непривычно для себя имел хорошее настроение - четвертое утро, а кажется, целая вечность прошла с последней ночи в ветхом императорском замке. И сила. Он чувствовал силу и взгляды своего легиона, смотрящего на него, как на истинного древнего правителя. Быть может, вся его жизнь вела именно к этому моменту.
Он повернулся налево и направо, разминая затекшие мышцы. Посмотрел в небо, пытаясь предугадать движение дождевых туч. Пойдет ли дождь или град, ожидать ли к обеду, или к ужину... Тяжелые, мрачные свинцовые увальни стояли на месте, не желая ни разговаривать, ни просто куда-либо двигаться. Будто знали они истинную цену времени, и потому торопиться им было некуда.
