Татьяна Морозова - Коричневый Предел. Там, где зимуют раки
"Они?"
Высунувшись из-за угла, я увидела, как по коридору идут двое: высокий мужчина с длинными белыми, практически седыми волосами и стройная девушка. Мне стало жутко.
ГЛАВА 17
Пять лет пролетели, словно один день. Рифальд и не заметил, как лето сменяло зиму, весна вставала на место осени. Жизнь в доме Хуса оказалась насыщенной и увлекательной. Не думал, не гадал юный Рифальд, что попадёт в подмастерья к одному из самых могущественных магов Арлила. Не раз юноша спрашивал сам себя — почему Хус сделал такой выбор? Разве мало на свете молодых людей, достойных обучения? И, тем не менее, гордился, что эта честь досталась ему.
Рифальд с головой окунулся в изучение заклинаний и колдовских обрядов, оставляя на сон и еду лишь малую толику времени. Развлечения молодости: гулянки, девушки, всевозможные праздники, перестали существовать для него и потеряли какой-либо смысл. Юноша стремился овладеть как можно большим объёмом знаний, он, подобно губке, впитывал в себя каждое слово учителя. Но самым удивительным фактом оказалось то, что его медицинские знания пригодились как нельзя кстати. Сочетание магии и медицины давало небывалые результаты. Хус не уставал нахваливать сметливого ученика, радуясь, как ребёнок, когда Рифальду удавалось то, или иное заклинание. Хотя больше всего Хусу нравилось в ученике то, что он не задавал лишние вопросы. Другой бы на его месте поинтересовался, почему за пять лет Танука нисколечко не изменилась, по-прежнему оставаясь пятнадцатилетней девочкой? Почему, когда глядишь из окна гостиной, то на улице вечер? Почему сам Хус не стареет? Иной любопытный подобных вопросов задал бы великое множество, но только не Рифальд. Юноша понимал — один вопрос, и с обучением можно распрощаться, а этого ему хотелось меньше всего. Да и какое ему дело до малолетней девчонки? Не взрослеет — значит так Хусу удобно. Единственное, что занимало все мысли юноши, и к чему он неудержимо стремился — так это стать самым могущественным магом на планете. Потому он и ловил каждое слово учителя, боясь пропустить даже самую малость.
Мысли о покинутом доме и матери изредка, но всё же тревожили Рифальда. Он думал, как она перенесла его уход, как стала жить дальше? Бывало, что мать снилась ему, и тогда юноша просыпался в плохом настроении. В этих снах женщина обвиняла Рифальда во всех смертных грехах, кричала и плакала, называя его "неблагодарной скотиной". Она упрекала его за побег из дома и за то, что он бросил учёбу, за то, что на старости лет вынуждена остаться одной, без опоры и помощника. Она грозила ему во сне изнеможенной рукой, плевала ему в лицо и постоянно проклинала.
За эти обвинения Рифальд ненавидел её ещё больше, не задумываясь о том, что говорит ему это всё не мать, а собственная совесть. Тогда он стал учиться блокировать воспоминания о доме, полностью погружая свой мозг в учёбу, в проведение опытов и разработке новых заклинаний. В такие дни Рифальду больше всего нравились занятия в пыточной лаборатории, расположенной под домом Хуса.
О её существовании знали только двое — Рифальд и сам хозяин дома. А те несчастные, которых угораздило в ней оказаться, уже никогда никому не могли ничего сказать. Хус отлавливал бродяг и нищих, в огромном количестве наполнявших город, и отрабатывал на них заклинания, разработанные вместе с Рифальдом. Иногда, ради забавы, он просил юношу наглядно продемонстрировать его познания в медицине, и пыточная превращалась в операционную. А чтобы подопытные не раздражали своими криками, им вырывали языки или лишали голоса с помощью магии.
И если среди расходного материала оказывалась женщина, то Рифаль испытывал огромное удовлетворение, сродни сексуальному возбуждению, когда принимался за обработку несчастной. Он представлял, что перед ним находиться его мать, и вымещал на бродяжке всю накопившуюся злобу. Хус неизменно оставался зрителем подобных развлечений Рифальда, комментируя и поощряя его действия. Слыша похвальбу наставника, Рифальд усердствовал ещё больше.
Через пятнадцать лет с момента начала обучения в доме Хуса, Рифальд полностью забыл о своей прежней жизни, и даже имени матери не мог вспомнить. Его душа и сердце стали чёрными, как та магия, которой он обучался. И чем больше проходило времени, тем сильнее становился Рифальд. Он чувствовал, что вскоре превзойдет по силе своего учителя. Понимал это и сам Хус, но продолжал делиться знаниями, и увеличивал часы работы в пыточной.
Прошло ещё пять лет, и Танука разделила с Рифальдом своё ложе. Хус знал об этом, но молчал. Рифальд не испытывал к кукольной девочке каких-либо чувств, ему просто необходимо было удовлетворять своё мужское начало. Иногда, чтобы завести себя, он избивал девушку до полусмерти. При этом ученик мага бил не задумываясь, куда наносит удар. Порой он попадал ей по лицу, и, огромный фиолетовый бланш, заливал глаз Тануке. Та молча терпела побои, и ни разу не пожаловалась отцу на выходки Рифальда. Слепцом Хуса назвать было сложно, а синяки девочка не пыталась скрывать, но её отец молчал, не говоря ученику ни слова. Его поведение вызывало у Рифальда небольшое удивление, но не более того.
Прожив ещё семь лет в доме учителя, Рифальд окончательно понял, что перенял у Хуса все знания и даже успел превзойти его. Внутренняя уверенность собственного превосходства над наставником, основательно разнуздала новоиспеченного мага. Он перестал относиться к Хусу с должным уважением, мог позволить себе отвечать резко и грубо, и стал разговаривать с ним в снисходительном тоне. Танука, так та вообще перестала существовать для него, как личность. Рифальд воспринимал девочку только в качестве предмета для удовлетворения своих потребностей.
— Любая женщина, — усмехаясь, говорил он свому учителю, — не более чем та же печь, которая нас кормит, метла, что убирает дом, или плед для укрывания ног в холодное время. Рассматривать её как человека было бы смешно, так как разумением своим, она находится на уровне собаки. И если она смеет строптивиться и высказывать личное мнение — нещадно бить, чтобы в другой раз неповадно было, и даже не думала открывать свой рот.
— А если это твоя сестра, жена или мать? — возражал Хус.
— Жен-щи-на, — растягивая слоги, отвечал Рифальд.
— И, поэтому ты не даёшь ей ни малейшего шанса на право голоса?
Кривя губы в подобии усмешки, Рифальд развёл руками.
— А как же любовь? — поинтересовался Хус.
— О чём ты? Это всего лишь блажь, выдумка, игра гормонов. Приведи мне хотя бы один пример, где влюблённые жили долго и, самое главное, счастливо. А? Ну, давай, я жду.
Хус молча поправил резинку на волосах.
