карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре
- И ты пошел в храм?
- Сначала просто ушел. Бродил среди людей, искал... сам не знаю, чего. И однажды услышал о храме в горах. Ненависть сжигает, малыш.
Он кивнул и, протянув измаранные кровью ладони, попросил:
- Научи перестать ненавидеть.
Этого Кейсо не мог.
Глава 30. Разговоры
Зима-пряха растеряла белоснежную шерсть небесных овец. И рассыпавшись по горам и весям, та была легкой, невесомой.
Снежинки кружились в воздухе, и я, радуясь, что могу ощущать холод, ловила их на ладони.
Пальцы посинели.
И губы тоже.
Но мне было хорошо: отступили кошмары, а на душе воцарился несказанный покой. Год жизни? Половина срока уже вышла. И вторая тает день за днем.
Однажды вновь наступит лето, я скину рыжую медвежью шкуру, и тогда...
Не знаю, что будет, но непременно что-то хорошее. И я смеялась, а ветер играл на обледенелых струнах ветвей.
Ты жива, Аану! Снова жива!
Всадника я увидела издали и с трудом удержалась, чтобы не броситься навстречу. Янгар?
Янгар.
На вороном огромном жеребце, который нервно косил лиловым глазом, видимо, чуял близость волков. И гривой потрясывал. Звенели удила, и дорогая, бирюзой украшенная сбруя ловила липкие снежинки. За жеребцом трусила крепкая лошадка игреневой масти, груженая узлами.
- Медведица! - Янгар спешился и, взвалив на плечо тяжелые седельные сумки, крикнул: - Ау!
Голос его, такой громкий и радостный, спугнул синиц. И птахи загалдели, закружились в воздухе. Я же выступила из тени.
- Я тебе подарки привез, - сказал он, глядя на меня. И медвежья шкура показалась слабой защитой от этого взгляда. Янгар же протянул руку. - Пойдем смотреть?
Он поднес мою ладонь к губам, опалил дыханием.
- Холодная совсем...
А потом подхватил на руки, закружил, смеясь.
И небо кувыркнулось, сыпануло серебром.
Было так... радостно.
Только сердце его стучало слишком громко. И я, прильнув к груди, слышала его голос, вспоминала тревожные свои сны.
Горелая башня встретила хозяина скрежетом половиц, словно жаловалась на холод, ветер и мое к ней невнимание. Янгар усадил меня на кровать и бросил:
- Жди.
Он вышел, чтобы вернуться с узлами и свертками. И уходил несколько раз. А когда сбросил на пол последние, то, присев у ног, спросил:
- Может, ты все-таки уедешь со мной? Я купил дом в Оленьем городе. Он, конечно, не чета тому, который был, но... там тепло, маленькая медведица, - моя стопа оказалась в руках Янгара. Он держал ее бережно, поглаживая большим пальцем загрубевшую кожу. - Лед не будет ранить твои ножки. И земля. И...
- Нет.
Я ответила тихо.
Уехать? Искушение велико.
- Я покажу тебе Олений город. Там есть на что посмотреть. На Западном холме стоит храм Ламиике, отделанный солнечным камнем. Издали он сияет, словно... словно и сам из солнца сотворен. А напротив него, отражением, обсидиановый дом Меркку, но туда мы не пойдем, слишком мрачно.
- Нет.
Янгар не слышал меня. Он смотрел снизу вверх, и в глазах его я видела отражение искалеченной души, которая вновь кровила.
- Дворец кёнига... или дом Пехто, куда заглядывают, чтобы попросить для родных лучшей участи... мне, наверное, уже поздно просить...
- Нет, - в третий раз ответила я и, дотянувшись, погладила Янгара по щеке.
Теплая какая...
...и голос сердца отзывается на мое прикосновение.
- Я... не могу, - моя рука попадает в плен его ладоней.
- Почему, маленькая медведица? Если боишься людей, я спрячу тебя от них.
- Не людей.
Он целует пальцы, а я... я отогреваюсь в его дыхании.
- Себя. Я... не хочу никому зла причинить.
И я рассказала ему о гостье, об условии и собственных снах, в которых его убиваю. Янгар слушал, не пытаясь перебить, лишь гладил мою руку.
- Год... - он прижал ладонь к губам. - Год - это не так и много... Налле.
Я вздрогнула.
Янгар знает?
И как давно?
- С первого твоего прикосновения, - ответил он и руку отпустил. - Я не перепутаю тебя с другой женщиной, моя Налле.
Он поднялся и протянул руку к капюшону.
- Позволь?
Нет.
- Не бойся, пожалуйста, - Янгхаар Каапо гладил рыжий медвежий мех. - Я должен увидеть, что я с тобой сделал. Ты... мое зеркало.
И шкура-предательница отозвалась на ласку, съехала на плечи.
- Не отворачивайся, Налле, - пальцы Янгара коснулись подбородка, приподняли, повернули к свету, как назло яркому, жестокому. - Не отворачивайся.
Он отбросил отросшие пряди, которые давно некому было расчесывать и украшать ивовыми листьями. Он наклонился к моему лицу и долго-долго всматривался в него. И я закрыла глаза.
Сейчас Янгар отвернется.
И уйдет.
Хорошо. Пусть уходит. Я останусь одна. И доживу до весны, уже не так и долго осталось. За нею же лето будет. И там как-нибудь...
- Прости, - Янгар коснулся шрама губами. - Прости, пожалуйста... прости.
Мы оба зеркало друг друга. В его глазах мое отражение бледно, перечеркнуто белой линией, словно трещиной. Шрам не исчез. И я сама касаюсь его.
Тонкий какой...
...белый волос, раз и навсегда прилипший к моему лицу.
- Я...
Янгар не позволяет спрятаться. Он разбирает волосы, обнимает, шепчет что-то на языке, которого я не понимаю, но знаю - ласковое, нежное. Он уговаривает меня не бояться.
И страх уходит.
Он просит поверить ему.
Я верю.
Здесь и сейчас, в Горелой башне, под присмотром Великого полоза, который останавливает время для двоих. Его так много, и все-таки не хватает.
Я лежу, обнимая Янгара, который спит. И сон его спокоен. Он даже улыбается, и я касаюсь губ пальцем, провожу, запоминая их очертания. И гладкость щек, сухую кожу шеи, тонкий витой шнур, на котором висит мой давний дар - круглый камень с дыркой.
В груди Янгара живет сердце.
Оно стучит, зовет меня. И рот невольно наполняется слюной. Я вдруг вспоминаю вкус его крови, и солоноватой, и сладкой одновременно.
...а сердце рядом.
...он не успеет ударить вновь.
...и даже не проснется.
...смерть во сне - это почти милосердие.
