Саша Молох - Клинок Ворона
— Подозреваю, что оркестр и девушки с цветами отменяются, — сказала я, осмотревшись. — Музыканты репетируют реквием, а девушки крутятся перед зеркалами, выбирая покрой траурных чепцов. Похороны будут достойными!
— Не нравится мне все это, — Суод заложил болт в арбалет и потянул на себя ворот.
Оставалось лишь кивнуть и, стараясь не слишком торопиться, зашагать через первый внутренний двор в сторону арок. Нас по-прежнему сопровождала лишь тишина.
До дверей башни мы добрались без приключений, хотя я готова была поклясться, что из каждого окна и каждой бойницы за нами внимательно следили. Ощущение взгляда в спину было почти материальным и напоминало щекотку. Сэты тоже чувствовали неусыпное наблюдение — Суод то и дело тер шею, а Дэв часто и с силой втягивал воздух, словно силясь различить, откуда конкретно исходит угроза.
Пока я не потянула на себя хлипкую дверь входа в башню, казалось, что все происходящее вокруг — всего лишь затянувшийся на месяцы сон: ну не может такое в самом деле происходить со мной, человеком, от которого на протяжении восемнадцати лет шарахались даже самые безобидные и безопасные приключения! Но стоило войти под знакомые сырые своды башни, как чувство реальности происходящего рухнуло на голову пудовой гирей. Внезапно я поняла, что все серьезней некуда, и если сегодняшняя стычка будет проиграна, то можно смело вживаться в роль Жанны д'Арк.
Сэты обогнали меня на узких переходах лестниц. Суод первым достиг чуть приоткрытой двери в комнату и разочарованно свистнул.
— Что там?
— Пусто, как зимой в волчьем желудке, — Суод отошел в сторону, давая мне возможность оглядеться.
Все как всегда: кучи соломы и шкур, покрытый копотью и грязью потолок, плесень в углах — и никого.
— Они ушли совсем недавно, не больше двух часов назад — угли уже прогорели, но пепел еще теплый, — Дэв продемонстрировал зачатки дедуктивного метода, пошарив рукой в камине.
— Сомневаюсь, что они ушли по собственной воле. Скорее всего...
— Айс и остальные в башне, — я резко прервала сэта. — Наверху, на смотровой площадке.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю и все, — лгать не пришлось, уверенность была стопроцентной. Я уже развернулась, собравшись выйти из комнаты, но меня остановил окрик Суода.
— Подожди! Мы кое-что должны тебе рассказать... Кое-что очень важное, — сэт в задумчивости водил пальцем по серому пеплу в камине, вычерчивая странные рисунки, напоминающие тайные арабские руны. Его точеное лицо словно светилось в полумраке. — Когда мы поднимемся наверх, нам придется драться. Скорее всего — насмерть. Ворон не дурак, и сам в бой не вступит — просто натравит на нас оборотней и ольта, и они ему подчинятся. Твой меч хорош, слишком хорош! А злость и обида, накопившиеся в сердце, только прибавят ему сил — никто из нелюдей не выдержит натиска. Их не спасет быстрота реакции и врожденное умение сражаться: клинок срежет их жизни так же легко, как человеческие женщины срезают цветы в садах. Я не знаю, кто ты, человек, сабир или Ворон, но поклянись, что не прольешь ни капли крови тех, с кем делила хлеб и крышу над головой, — глаза сэта требовательно сверкнули в полумраке.
Я покорно кивнула.
* * *
На башню мы поднимались медленно. Спешить не хотелось, слишком многое нужно было обдумать за эти двести ступенек, да и сэты предпочли смирно тащиться позади, вместо того, чтобы, как обычно, идти в авангарде.
Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилась рукоять меча: он чуял, что там, на смотровой площадке, лже-Бродяга и лже-Ворон ждет нашего появления. Клинок готовился к бою: с каждой ступенью я ощущала, как через незримые каналы, что связывают меня и меч, течет энергия. Оружие словно высасывало из меня силы, забирая все то, что так щедро отдавало прежде. Следующую лестницу пришлось штурмовать, держась за стену. Меня шатало, как моряка в первый день увольнения на берег.
«Я прошляпила что-то важное, — ощущение было сродни уверенности, что, уходя, забыл выключить утюг. — Есть ошибка в словах пророчества. Ведь командор ошибся в разгадке, сделав ставку на то, что Ворон именно я, а он располагал куда большим резервом времени и информации. Или он вовсе так не думал? Нужно успеть понять.
«В год, когда предавший простит, а проклятый предаст, Ворон возвратится в родное гнездо». «Предавший» простил. Не уверена точно, но свободу он обрел — допустим, это и есть «простил». «Проклятый» предал. Потешу свою манию величия, предположив, что речь идет о разговоре с Айсом. «Ворон возвратится в родное гнездо» — ну, здесь ларчик просто открывается, достаточно посмотреть на карту времен бунта. «Легки шаги его по черному снегу и крылья несут погибель всему живому. В его тени — пожарища и мор». Бла-бла-бла: аллегории, добавленные для таинственности — прорицатели любят красивости, без них любое предсказание превращается в сухой прогноз завтрашнего курса валют. «Под слепой дланью звери, крови вкусившие» — кристально ясно — нелюдь последует за предводителем. «След меча укажет ему путь, и сам встанет по правую руку» — как след может вставать?.. »
Еще пара секунд, и свирепый ветер, бесновавшийся над башней, ударил мне в лицо.
Нас ждали. Самозванец сидел на полу, расслаблено облокотясь на иззубренный венец разрушенной стены: глаза закрыты, губы искривлены в брезгливой гримасе. На коленях у него лежал тот самый деревянный меч, с которым я обучалась фехтованию. Оборотни и ольт стояли вокруг лже-Ворона молчаливой и мрачной свитой. Савой щурился от закатных лучей и не отпускал рукоять тяжелого мясницкого ножа у себя за поясом. Арк стоял, чуть пригнувшись, демонстрируя костяной гребень, пластины которого стали длиннее на добрых двадцать сантиметров и заострились подобно шипам розы. Медведь с показной ленцой переминался с ноги на ногу, и если бы я не знала, как он может атаковать, точно бы решила, что это самый неуклюжий и медлительный из противников. Айс стоял чуть в стороне от других и равнодушно смотрел куда-то в сторону, в отличие от Рыси солнечные лучи ничуть не мешали ему (оборотень их просто не замечал), а лишь ярче подсвечивали застывшие в серых глазах льдинки. Он больше походил на мраморную статую, ожившую на мгновение только для того, чтобы понять, что в движении нет ничего интересного.
— Ты вернулась, — надтреснутый голос самозванца эхом разнесся над руинами площадки. Лже-Ворон так и не удосужился открыть глаза, только его рука небрежно легла на эфес тренировочного меча. — Я думал, ты умнее...
— Какая сенсация — булыжник умеет думать! — соблюдать правила этикета сейчас было непозволительной роскошью. Да и какой смысл выказывать вежливость тому, кого собираешься убить? Я затылком почувствовала, как сэты шевельнулись, занимая более выгодную оборонительную позицию. Нужно было тянуть время, давая им возможность отойти как можно дальше. — Или тебя сделали не из камня, а из соломы? А, чучело? Скольких людей командор укокошил, чтобы дать тебе возможность говорить и двигаться? Сотню, две, три? Должно быть больше, ведь ты еще и думать умеешь. Хорошая работа, качественная, и ведь не подумаешь, что ты всего лишь сшитая из содранной кожи и наполненная под завязку силой марионетка!
