Сергей Антонов - Пятиборец
Драгуны, яростно жестикулируя, начали совещаться, показывая руками то на воду, то на пылающий мост. Наконец они пришли к выводу, что преследовать еретиков на имперской стороне нет никакого смысла, построились походным порядком и ушли в сторону замка Бомонт. Только после этого магическое пламя начало ослабевать, а вскоре, юркнув под опоры моста, погасло совсем.
Андрей никак не мог объяснить себе той легкости, с которой им удалось прорваться сквозь бушующий огонь. Да еще этот туман!
—Что это было?! — воскликнул он, ни к кому не обращаясь. — Почему огонь нас не тронул?!
—Как почему? — удивился Ригглер. — Ясное дело, помогли нам мои славненькие обереги.
С этими словами он достал из-за пазухи клубок амулетов, с радостным видом помахал ими в воздухе и отправил обратно за ворот рясы.
—Вздор, — снисходительно усмехнулся Тритемий, — как только вспыхнул мост, я использовал посох, чтобы вызвать магический иней.
—А я произнесла заклинание ледяного холода, — сообщила Эсквилина.
—Ну хорошо, а туман? Откуда бы ему взяться?
На этот вопрос ни у кого, кроме Шакеласа, ответа не нашлось:
—Эндрю взять сфумато от Клементина.
Это объяснение лишь усилило всеобщее недоумение. Посыпались вопросы, что такое сфумато, кто такая Клементина и как связана она с Эндрю? Шакелас, упиваясь собственной значимостью, пустился в объяснения.
—О, мои прозрения! — воскликнула Эсквилина, когда горбун выдохся и замолчал. — Вот почему она сразу показалась мне противной гордячкой. Так значит, Фиона в действительности леди Клементина Фог-Смог?
Андрею никак не удавалось установить в уме связь между собой и туманом, который спас их на пылающем мосту.
—А при чем здесь я? — спросил он удивленно.
Тритемий, Эсквилина и Шакелас, перебивая другдруга, принялись объяснять ему, что в случае победы над могучим магом часть его силы или даже вся его сила может передаваться тому, кто одержал над ним верх. Видимо, это и произошло, когда Эндрю оттолкнул от себя леди Фог-Смог с помощью Печати Саламандры.
—Так вот почему я чувствую себя так, будто у меня в груди сидит мокрая лягушка, — невесело улыбнулся он.
Хохот возобновился с новой силой. Смеялись все, кроме Шакеласа.
—А не пора ли нам препоясать чресла? — спросил он недовольным тоном. — Скоро наступать ночь, время гирудов.
Смех тут же оборвался. Все вспомнили об опасностях, которые поджидали их на враждебных всем людям Кровавых Землях демона Круцифера.
Глава 19
О честном перебежчике и о катафалке Гилберта Гилфорда
Особняк барона Дорнмута располагался в наиболее престижной части Квартала Истинной веры. Окружавший его небольшой регулярный парк являлся продолжением парка королевского дворца. Их разделял низкий кованый забор с изящной калиткой в виде переплетенных между собой колючих стеблей роз. Такая же, но более высокая ограда с тяжелыми решетчатыми воротами отделяла резиденцию барона от улицы Пресвятой Девы-Воительницы.
Обычно у этих ворот было и шумно, и людно. Днем и ночью здесь толпились многочисленные просители. Непрестанно сновали туда и сюда посыльные. То и дело подъезжали и отъезжали роскошные экипажи вельмож и богатых купцов, удостоившихся аудиенции первого министра королевства. Но все это осталось в недавнем прошлом. Фаворит впал в немилость, и все замерли в ожидании его окончательного падения. Благожелатели Дорнмута рассуждали предельно просто: если гнев короля Уорвика в конце концов уляжется и первый министр вернет себе расположение монарха, они бросятся барону в ноги и поклянутся в вечной преданности. Если же Дорнмут растеряет остатки своего влияния, бывшие клиенты без всяких угрызений совести перейдут на сторону того, кто займет его место у трона.
Вот почему улица перед воротами особняка была пуста, и заскучавший стражник сразу заметил направлявшегося к нему человека в темно-сером плаще и надвинутой по самые брови черной широкополой шляпе.
—Эй ты, нечего здесь слоняться без дела! — крикнул он прохожему. — Поищи для прогулок другое место!
Незнакомец ничего не ответил. Приблизившись к воротам, он приподнял поля шляпы и вопросительно посмотрел в глаза стражника. Тот вытянулся в струнку:
—Господин Фарнам? Сегодня у нас нет приема.
—Доложи обо мне его милости, — посоветовал ему Джошуа. — У меня к нему не терпящее отлагательств дело государственной важности. Да поторопись, меня не должны видеть в этом месте.
Фарнам произнес это с настолько убедительным видом, что стражник тут же уверовал в серьезность его намерений.
—Извольте подождать! — Стражник вызвал из дома лакея, пошептался с ним и отпер ворота: — Его милость тотчас будет извещен о вашем визите, — почтительным тоном добавил он.
—Отлично!
Фарнам без лишней спешки направился к особняку вдоль липовой аллеи с каменными скамьями в виде распахнутых бутонов роз. Проходя мимо фонтана с беломраморным изваянием Девы, попиравшей победительной стопой голову гируда, Джошуа остановился, чтобы полюбовался пляской струй, бивших из глазниц приплюснутого черепа. Это было настоящее произведение искусства! Сэр Хоуп Дорнмут умел произвести впечатление на своих посетителей.
Здесь его и застал спешивший навстречу барон: Джошуа так и не успел подойти к дверям его резиденции. При виде первого министра он снял шляпу и согнулся в почтительном поклоне. Барон ответил ему едва заметным кивком. Судя по его хмурому лицу, этот поспешный выход навстречу нежелательному визитеру был продиктован не столько радушием гостеприимного хозяина, сколько нежеланием впускать в свой дом подручного Бевериджа. На первом министре был синий домашний халат и того же цвета атласные туфли без каблуков. На этот раз его седые волосы не были приглажены, как обычно, а торчали венчиком, словно пушинки на созревшем одуванчике.
—Чему обязан удовольствием лицезреть вас в моих пенатах, любезнейший господин Фарнам? — спросил Дорнмут с фальшивой улыбкой на круглом лице. — Уж не послал ли вас архиепископ меня арестовать? Тогда почему я не вижу у вас за спиной знаменитой клетки Бевериджа?
—Ваша милость, я пришел к вам вопреки интересам Великого Экзекутора, — Фарнам отвесил еще один, но уже более сдержанный поклон. — Если он узнает о моем визите, то гореть мне на площади Спасения. Поэтому можете смело занести меня в список самых искренних его недоброжелателей.
—Вот как? Звучит малоубедительно, — заявил Дорнмут, однако в глазах его зажегся огонек любопытства. — А не вы ли, милейший Фарнам, подготовили тот злосчастный отчет, из-за которого король лишил меня своей милости? Кажется, бумага была заполнена вашим бисерным почерком? И вы полагаете, что после этого я стану доверять вашей искренности?
