Евгений Лукин - Раздолбаи космоса, или Гений кувалды
Глаза у него, однако, были совершенно очумелые.
– Ну, ожил, ну… – ошарашенно объяснял всем мужичок по имени Коля. – Дома вон реанимация… на том свете достанут! А уж здесь…
– Но это точно Телескоп? – вот уже во второй раз с подозрением спрашивал Пузырек.
– А то кто же! – отвечал ему счастливый Василий.
Лика ударила его кулачками в грудь и яростно передернула плечами, сбрасывая тяжелую нежную руку.
– Вы что? – закричала она, оборачиваясь то к одному, то к другому. – Не понимаете, что ли, ничего? Там Крест ходит… Совсем никакой! Смотреть страшно!
– Так! – решительно сказал Василий, принимая командование. – Пошли разбираться… Какой там дурак с ломографом приперся? Леха! Совсем уже пробки перегорели? Брось железо, я сказал! Хватит нам тут покойников…
И ватага перебежками, как какая-нибудь диверсионная группа, потекла от камушка к камушку в направлении той опоры, за углом которой, по словам Лики, скрылся невменяемый Крест
– Тихо! Вот он!
Головы канули за глыбы, словно погрузились в хлопья мыльной пены. Потом осторожно выглянули вновь.
Точно – голый… И, кажется, сам того не замечает… А в остальном… Да нет, конечно, Лика все со страху перепутала… Невменяемый… Какой же он невменяемый? Просто растерянный.
– Всем оставаться на местах, – процедил Василий и, поднявшись в рост, направился прямиком к Кресту. Тот стоял к нему спиной и с напряженным вниманием разглядывал самый обыкновенный камушек.
– Крест!
Он обернулся, но как-то странно. Обычно, когда окликнешь, люди оборачиваются быстрее и с большим интересом. Василий взглянул в желтовато-зеленые глаза Креста – и поразился, увидев в них, как это ни чудовищно, робость.
– Т-ты… к-куда… идешь?
Первые два слова Крест протолкнул с трудом, причем после каждого смолкал чуть ли не в страхе. Зато последнее выпалил радостно, с явным облегчением.
– Как… к-куда? – От неожиданности Василий и сам заговорил, слегка заикаясь. – Ты… где парился?
– Что?.. – беспомощно переспросил Крест.
– Н-ну… парился где?
– Как?..
Василий заморгал. Из-за камушков, осмелев, один за другим стали подтягиваться любопытные.
– А? Чего он?
– Чего-чего… – недовольно сказал Василий. – Щелчком контузило, вот чего! Кликуху – забыл, жаргон – не понимает…
– А мат? – с интересом спросил дедок Сократыч.
– Что – мат?
– Мат понимает?
Василий задумался на секунду, затем снова повернулся к Кресту и самым дружеским тоном осведомился насчет погоды. Из четырех произнесенных им слов приличным было лишь одно – «денек». Пара предлогов – не в счет…
Крест заискивающе улыбнулся. В желтовато-зеленых глазах тлело отчаяние.
– Я… сюда… пришел! – Все невольно поежились.
– А вы уверены, что это именно контузия, Василий? – задумчиво спросил дедок.
– А что же еще? Не рассчитали заряд – ну и… – На розовом личике Сократыча обозначилось вежливое сомнение.
– Видите ли… – промолвил он. – Я как-то не представляю себе надзорку, не рассчитавшую заряд. Рома! Вы ведь, как я понимаю, не проводили больше своих… м-м… опытов?
– А ну их на фиг! – буркнул Ромка.
– Ну вот, видите! – сказал дедок, снова обращаясь к Василию. – С чего бы тогда надзорке так ошибиться? Да она, мне кажется, и в любом случае не ошиблась бы. Уж больно, согласитесь, дело серьезное. Тут ведь даже не о количестве тюбиков речь! Речь-то – о жизни человеческой! О рассудке!
– Ну, не тяни, не тяни! – вмешался Леша. – Чего ты там надумал-то?
– Да не то чтобы надумал… С точки зрения хозяев, Крест – безусловно, преступник. Не подвернись ему тогда Телескоп, он бы раздробил ломиком голову Никите… А в какой-то, по-моему, стране одно время преступников подвергали лоботомии…
– Чему-чему?
– А это, видите ли, такая операция на мозге, после которой убийца теряет агрессивность, но, с другой стороны, как бы… тупеет… Я, конечно, не психиатр… – Тут взгляд Сократыча упал на Ромку, и дедок жестоко поперхнулся. Озабоченно потрогал себя двумя пальцами за кадычок, покрутил головой и закончил сдавленно:
– Словом… Во всяком случае, мне так кажется… Картина похожая… похожая…
– Я… – с натугой произнес Крест и замолчал. На низком жалобно наморщенном лбу мерцали крупные капли пота.
* * *Потом толпа как-то на удивление быстро стала разваливаться. Ушел насупленный Ромка. Василий полетел к ненаглядному своему Телескопу. Пузырек испугался, что у него там, наверное, уже перелилось. Муж Люськи с потолка схватился за голову при мысли, что ему еще отмазываться перед благоверной за этот запой, и побежал долбать глыбы. Остальные просто испарились, не утруждая воображения, и на пятачке остались только Крест да ошеломленный Никита Кляпов.
Все складывалось для Никиты как нельзя удачнее. Крест – жив, а значит, и совесть – чиста. А с другой стороны, ни о каком долге теперь и речи быть не может… Кончен бал, господа! Хозяева расплатились с Крестом за все долги Никиты Кляпова.
Оба растерянно смотрели друг на друга.
– Ну что, Крест? – негромко спросил наконец Никита. – Достукался?
Хотел – злорадно, но вышло – с сочувствием. Крест скривился от умственного напряжения – и не ответил.
– Ты хотя бы простынку, что ли, нацепил, – расстроенно посоветовал ему Кляпов. – Голый же. А тут женщины ходят…
– Я… – внезапно заговорил Крест и вновь запнулся, – куда… пойду?
Секунду Кляпов смотрел в желтовато-зеленые испуганные глаза, потом вдруг зажмурился до боли и замычал, мотая головой.
– Да что же это? – пожаловался он неизвестно кому. – Ну неужели нельзя было как-нибудь по-другому?
Он стиснул зубы и лишь после этого смог открыть глаза. Видимо, состояние Никиты требовало болезненного напряжения хотя бы какой-нибудь одной мышцы.
– Сядь! – бросил он. – Вот сюда, на камушек. И сиди жди меня. А я сейчас…
Никита не без тайной гордости, что командует самим Крестом, усадил его на маленькую глыбу и кинулся к виднеющемуся вдали скоку, ведущему в одну из незаселенок. Шагнув в теневое пятно и очутившись в колышущемся цветном полумраке опоры, Никита нашел световод-бритву и оборвал под корешок. Затем выбрал тлеющую без биения бледно-фиолетовую трубу толщиной с мужское бедро и опоясал ее двумя глубокими кольцевыми разрезами, отстоящими друг от друга приблизительно на метр. Потом отвесно чиркнул по трубе, соединяя засечки. Первые слои, естественно, оказались попорчены, но уже на шестом витке простынка пошла разматываться целенькая, без единой царапины.
«А вообще, конечно, поступили все по-свински, – с горечью мыслил Никита, отсекая кусок метра в три длиной. – Убедились, что жив-здоров, – и разбежались. А что он даже одеться не сообразит – это их уже и не волнует».
