Терри Гудкайнд - Восьмое Правило Волшебника, или Голая империя
Никогда я не чувствовал себя таким одиноким среди своего народа. Я не мог пойти против слова всех, потому что меня учили, что голоса, сложенные вместе, мудрее одного и знают истинный путь. Один не может знать правды. А все вместе всегда примут правильное решение.
Мои колени дрожали, когда я пришел к Мэрили. Я слышал, как спросил ее, хочет ли она выполнить волю пришельцев и волю нашего народа. Я сказал, что убегу вместе с ней, если она откажется. У Мэрили было золотое сердце. Она заплакала и сказала, что никогда не слышала от меня такой греховной просьбы, поскольку она означает смерть всех остальных.
Мэрили сказала, что пойдет к людям Ордена и успокоит их, а иначе совершится насилие. Она хотела уверить их в наших добрых намерениях.
Я гордился тем, что моя любимая выбрала высшие ценности нашего народа. Мне хотелось умереть, когда я это чувствовал, и не отпускать ее.
Поцеловав Мэрили в последний раз, я не мог остановить слез. Тогда я обнял ее, и мы заплакали вместе.
Потом я отвел ее к их командиру, Лучану. У него была бритая голова, масляно-черная борода, и он носил серьгу в ноздре и ухе. Лучан сказал, что я сделал мудрый выбор. Его загорелые руки были по объему почти такие же, как талия Мэрили. Своей огромной потной лапой он схватил Мэрили за руку и потащил от меня, а мне крикнул, чтобы я бежал побыстрее в город. Его люди смеялись надо мной, когда я повернул обратно.
Люди Ордена оставили мой город и мой народ. За это я заплатил Мэрили.
Нет мне покоя.
Люди Ордена сняли лагерь и ушли. Но однажды они вернулись и вызвали меня. Я спросил Лучана о Мэрили, как она, счастлива ли. Лучан отвернулся и сплюнул, а потом ответил, что не знает, он ее никогда об этом не спрашивал. Я был взволнован и спросил, говорила ли она с ним о мирных путях нашего народа, о наших чистых намерениях. Он сказал, что когда он с женщинами, то предпочитает их молчаливыми. И Лучан подмигнул мне. Хотя я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так подмигивал, я понял, о чем он.
И тогда я страшно испугался за Мэрили. Но я помнил, что ничего на самом деле нет, а потому не мог быть уверен в услышанном. Ведь я слышу только то, что этот человек говорит о вещах, которые видел, а это всего лишь чувственная сторона мира. Я не могу знать реальность только через свои глаза и уши.
Затем Лучан сказал, что мы должны открыть ворота, если утверждаем, что гостеприимны к ним. Он еще добавил, что если мы откажемся, начнется новый круг насилия.
Я вернулся в город и передал его слова жителям. Мой народ в один голос сказал, что надо открыть ворота и пригласить их в город.
Люди Ордена вошли в город и захватили всех женщин, от девочек до пожилых бабушек. Я стоял вместе с другими мужчинами и умолял их отпустить наших женщин, не трогать нас. Я говорил, что мы согласились с их требованиями и не причиним им зла, но они не слушали.
Тогда я напомнил Лучану, что послал ему Мэрили в обмен на мир. Я сказал, он должен сдержать свое слово. Но командир и его люди только засмеялись.
То, что я видел потом, не было реальностью. Действительность — царство смерти, и мы знаем, что мир не может знать правды. В тот день несчастье пришло к моим людям. Мы знаем, что не следует сопротивляться судьбе, поскольку она предопределена истинной реальностью, которую мы не в силах увидеть.
Я видел, как тащили наших женщин. Я смотрел, как они выкрикивали наши имена, рвались к нам, но чьи-нибудь огромные руки закрывали им рот и оттаскивали; а я ничего не мог сделать. Никогда мои уши не слышали таких криков, как в тот день.
Тяжелые облака, казалось, касались верхушек деревьев. В тишине Кэлен слышала, как поет птица на еловой ветке. Оуэн остался один на один со своими страшными воспоминаниями. Ричард молча стоял, сложив руки, и смотрел на него.
— Я пошел в другие города, — заговорил Оуэн. — В некоторых из них Орден уже побывал до моего прихода. Люди Ордена сделали с другими городами то же, что и с моим: взяли женщин. Иногда они прихватывали и нескольких мужчин.
Но оставались и поселения, куда войско Ордена еще не добралось. Как Говорящий своего города, я рассказывал, что произошло с моим народом, и призывал их действовать. Но люди сердились на меня и говорили, что противостоять насилию — неправильно, и это приведет только к новому витку насилия. И тогда мы станем ничем не лучше диких варваров. Они убеждали меня в необходимости отказаться от моих слов и положиться на мудрое решение моего народа. Еще они сказали, что я смотрю на мир собственным ограниченным зрением, а не следую вере остальных.
Я пришел в один из самых больших городов и снова рассказал о том, что граница нарушена, Имперский Орден идет на нас и уже взял несколько городов. Я просил людей поверить мне и вместе решить, что делать для защиты нашей империи.
Так как я был настойчив, Совет Говорящих отвел меня к Мудрому. Это большая честь — говорить с Мудрым. Он сказал мне, что я должен забыть содеянное людьми Ордена над моим народом. Только так я смогу остановить насилие.
Мудрый сказал, что злоба и жестокость людей Ордена вызвана их болью, это крик о помощи, и они нуждаются в доверии и понимании. Я должен был очиститься его мудростью и замолчать. Но я начал рассказывать ему о своем желании быть с Мэрили, о людях, которые были уведены неведомо куда, о других Говорящих, которые готовы мне помочь.
Но Мудрый ответил, что Мэрили найдет свое счастье, а я веду себя очень эгоистично, желая привязать ее к себе. Он сказал, что каждому положена своя судьба, и не мне роптать на нее.
Я доказывал Говорящим и Мудрому, что Лучан не выполнил договора, когда я отдал ему Мэрили. Но Мудрый сказал, что Мэрили пришла к этим людям с миром, поэтому насилие не продолжится. Он заявил, что эгоистично и греховно ставить свои желания выше мира, который самоотверженно выбрала Мэрили, и, может быть, именно мое собственническое отношение вызвало злобу этих людей.
Я спросил, что я должен был делать, когда был искренен с ними, а они со мной — нет. Мудрый ответил, что я осуждал их с самого начала, а не попытался простить или хотя бы понять. Он сказал, что я должен был поддержать их, броситься перед ними на землю и умолять простить меня за напоминание о старой боли, которую они, наверно, когда-то пережили.
Я ответил Мудрому перед лицом всех остальных Говорящих, что не хочу прощать этих людей или понимать их, а хочу выкинуть их из нашей жизни.
И тогда меня осудили...
Ричард молча подал Оуэну кружку с водой. Парень, не глядя, прихлебывал.
— Совет Говорящих приказал мне возвращаться в свой город и просить мудрости у тех, среди кого я жил. Они сказали, чтобы я просил свой народ наставить меня в учении. Я вернулся с желанием искупить свою вину, но понял, что все стало еще хуже. Теперь Орден пришел, чтобы взять все, что он хочет, — пищу и товары. Мы отдали им все, что они просили, да они и не спрашивали, просто брали. Многих забрали с собой, многих мальчиков и тех, кто был молод и силен. Остальных мужчин убили. Люди с пустыми глазами стояли над телами убитых друзей. Где-то люди насыпали курганы над пролитой кровью. Эти места стали святыми, к ним приходили молиться. Дети плакали не переставая. — Оуэн остановился. Каждое слово рассказа давалось ему с трудом, страшные картины вновь и вновь проносились перед его мысленным взором. — Некому было меня учить. Все жители моего города заперлись и дрожали за своими дверями, но когда пришел Орден, они опустили глаза и отворили двери. Я больше не мог оставаться в городе. Я бежал за городские стены и был дико испуган, что остался один. Там, среди холмов, я встретил других, таких же, как я — эгоистов, трясущихся в страхе за свои жизни. Вместе мы решили действовать и положить конец страданиям. Мы приняли решение восстановить мир. — Мужчина перевел дыхание. — Вначале мы послали людей к Ордену сказать, что мы не причиним зла и хотим мира. Мы спрашивали, как нам поступить, чтобы они были удовлетворены и ушли. Орден приказал пробить посланникам лодыжки шестом и подвесить на окраине города, содрав с них кожу живьем. — Голос Оуэна стал почти безжизненным. — Тех, кого казнили, я знал с детства. Эти люди учили меня, наставляли, обнимали в радости, когда мы с Мэрили решили пожениться. Орден оставил их кричать в агонии на палящем солнце. И они мучились, пока их не нашли чернокрылые хищники. Я говорил себе, что увиденное мною — ложь, и я не должен этому верить, это глаза наказывают меня за греховные мысли, а мой разум не знает, было это правдой или иллюзией. Орден убил не всех, кто пришел с переговорами. Некоторые вернулись с ответом Ордена. Они сказали, что мы должны спуститься с холмов и вернуться в город. Это будет знаком наших мирных намерений и того, что мы не собираемся нападать на людей Ордена. А если мы этого не сделаем, они примутся снимать кожу с дюжины человек в день и оставлять на съедение чернокрылым птицам. И так будет продолжаться, пока все мы не проявим свои мирные намерения, или каждый в городе будет посажен на кол и с него сдерут кожу. Многие заплакали, не в силах думать, что они могут стать причиной насилия, и вернулись в город. Но так поступили не все. Кое-кто из нас остался в холмах. Так как Орден нас не считал, а вернулось много людей, он решил, что все исполнили его приказ. Те, кто остался в холмах, жили, питаясь орехами, фруктами, ягодами, которые мы могли отыскать в лесу, или украденной пищей. Мы медленно собирались вместе. «Надо узнать, что Орден делает с похищенными людьми, — сказал я остальным. — Поскольку люди Ордена не знают нас в лицо, мы могли бы смешаться с теми, кто работал на полях или ухаживал за животными, и незаметно вернуться в город. И тогда Орден не догадается, что мы с холмов». В следующие месяцы мы наблюдали за армией Ордена. Лучше бы наши глаза не видели этого! Детей выгнали в леса, полные диких зверей и птиц, и мы не знали, что с ними случилось, а всех женщин люди Ордена забрали в построенный ими укрепленный лагерь. — Оуэн спрятал лицо в ладонях, пытаясь подавить рыдания. — Они использовали наших женщин как мешки для вынашивания. Они заставляли их рожать детей, как можно больше детей от них. Некоторые женщины уже были беременны. А те, кто не был, вскоре забеременели. За следующие полтора года родилось много детей. Какое-то время о них заботились, а потом отбирали у матерей, которые снова беременели. Я не знаю, куда забирали этих младенцев — куда-то за пределы нашей империи. Мужчины, которых угнали из городов, тоже были высланы из Бандакара. Люди Ордена не слишком следили за своими пленниками, потому что мы не признаем насилия, и нескольким удалось бежать в холмы, где они нашли нас. Они сказали, что люди Ордена позволяли им видеть женщин, но предупредили, что если те ослушаются приказания, то с женщин живьем снимут кожу. Мужчины не знали, куда их собирались отвезти и для какого дела использовать. Они знали только, что если ослушаются приказа, женщинам причинят зло. Ко времени этой встречи мы уже полтора года скрывались в холмах и собирали информацию о том, что творится в Бандакере. Мы выяснили, что Орден захватывает другие города нашей империи. Самый главный Мудрый и все члены Совета Говорящих пустились в бега. Мы узнали, что в некоторых городах люди сами открывали ворота и приглашали Орден внутрь, надеясь таким образом избежать насилия. Эти надежды были тщетны. Все попытки моего народа были напрасны, все уступки не умиротворяли злобы людей Ордена. Мы не понимали, где правда. Но в некоторых больших городах было по-другому. Жители выслушали речи Говорящих Ордена и поверили в то, что учение Ордена подобно нашему, и его цель — положить конец несправедливости и жестокому обращению. Люди Ордена убедили их, что они тоже не приемлют насилия и просвещенные, как и мы. А к насилию им пришлось обратиться, чтобы подавить тех, кто восстал против них. Они назвали себя лучшими среди просвещенных. Жители городов обрадовались, что теперь они в надежных руках спасителей, которые просвещают варваров, живущих по неправильным законам.
