Элизабет Мэй - Охотницы
— Чем бы ты рискнула, чтобы убить Сорчу? — спрашивает он, прежде чем я успеваю заговорить. — И отвечай честно, Кэм, разве ты не отдала бы за это жизнь?
Я удивленно смотрю на него.
— Конечно же нет.
Ложь с легкостью срывается с моего языка. Я стала такой изощренной лгуньей, что иногда почти верю себе. Ложь лучше выдавать вместе с зерном истины, с крючком фактов, на который нанизан обман. Именно тогда ее проще всего поддерживать.
— Я видел твою решимость, — негромко говорит он. — Я наблюдал, как ты считаешь, что, кроме твоей мести, ничто в этом мире не важно. И знаешь, что я подумал?
— Что? — шепчу я, почти боясь услышать его ответ.
— Я сделал тебя такой же, как я.
Я отворачиваюсь к склону, который ведет к утесам. Дождь капает мне на лицо, но я не стираю капель. Грудь слишком сдавило, а сердце болит. Я глупо, необоснованно надеялась: он скажет, что я сильная, что я потрясающая. Он покажет, что гордится мною, как позавчера, в гостиной, когда я держала нож у его горла.
Но он этого не сделал. Я такая же, как он. Я тоже чудовище.
На краткий миг мне хочется стать девочкой, которой я когда-то была. Я бы носила открытые белые платья, посещала балы и ни о чем не беспокоилась. Но мне пришлось уничтожить девочку, которая носила белые платья, поскольку она была неспособна убивать. И теперь мне придется жить с этим выбором.
Мой смех звучит грубо и горько. Я должна бы презирать Киарана за все, что он сделал. Его уроки выжигали меня изнутри, пока я не стала такой, как сейчас, — мстительной, разрушительной тварью.
Но я не могу. Это все, что у меня есть, и обратного хода не будет.
— Я сама сделала выбор, МакКей, — напоминаю я.
— То был выбор, который я предвидел, — говорит он. — Я видел твою ярость в ночь нашей встречи. И понимал ее слишком хорошо.
Мы быстро идем по узкой тропинке в центре Парка Королевы и молчим. Я дрожу от холода и натягиваю манжеты плаща на кисти. Бесполезно. Моя одежда уже промокла. Я запрокидываю голову и гляжу в небо, позволяя дождю омывать мое лицо. Тучи серебристые, низкие, с темной подкладкой.
Если я умру, мне будет этого не хватать. Я буду скучать по звездам, которые так любила мама. Я буду скучать по дому. Интересно, скучает ли по дому Киаран?
— МакКей?
— Хм?
— Ты когда-нибудь… — я сглатываю, — когда-нибудь скучал по Sìth-bhrùth?
Мы огибаем небольшое озерцо, сияющее в центре долины серебром отраженного лунного света. Киаран ведет себя скованно, словно его поразил мой вопрос.
— Иногда.
— Каким был твой дом там?
— Прекрасным, — отвечает он. — Жестоким. Ни в одном языке мира нет слов, которые могли бы адекватно описать его. — Когда я отвечаю выжидательным взглядом, он медлит, но продолжает: — Я ненавидел мой дом с той же силой, что и любил его.
— Но ты бы вернулся, если бы мог?
— Нет, — отвечает Киаран резко, почти зло. — Никогда. Оно того не стоит.
— Почему нет?
Он вздыхает.
— Потому что мне там больше не место, Кэм. И здесь мне тоже места не найти.
В его голосе нет ненависти к дому. Он говорит так, словно скучает по нему, словно оставил там часть себя, которую никогда не сможет вернуть.
— Слишком много болезненных воспоминаний?
Я думаю об Охотнице, которую он когда-то любил, о том, какой она могла быть. Она сумела убедить его принести клятву никогда не убивать людей и фундаментально изменить создание, которым он был рожден. Чего бы я только не отдала, чтобы узнать, как она смогла, встретив фейри, холодного, жестокого, непреклонного, как все они, так его очеловечить.
Стоило только подумать, что Киаран может мне открыться, как он замыкается, стискивает зубы и прячет руки в карманы влажных от дождя брюк.
— Айе.
И больше он ничего не говорит.
Мы снова на грунтовой дорожке. Земля хрустит под моими ногами, и это единственный звук, не считая дождя. Ливень слегка утих, замедлился до мягкой легкой мороси, которая выглядит почти как снег.
— После перелома зимы, — говорит Киаран, — ты все еще собираешься выйти за него? За Видящего?
Я втягиваю воздух.
— Отец хочет, чтобы мы поженились.
— Но чего хочешь ты?
Неважно, чего ты хочешь…
Но это важно. Я хочу покидать дом без сопровождения. Я хочу иметь возможность отказывать в танце, не улыбаться, когда горюю, и не терпеть осуждений за это. Я хочу снова чувствовать, как чувствовала когда-то. Я хочу… Я хочу…
Снова надеяться. Снова ждать дня, когда жажда мести будет насыщена и у меня появится будущее. Я знаю правду. Даже если я смогу убить Сорчу, не обрекая Киарана на смерть, я никогда не изменюсь. Не перестану быть самой собой. Теперь это моя природа, как сказал Киаран, и мне не суждено с ней справиться.
Я не могу произнести такое вслух.
— Я хочу сама решать свою судьбу, — говорю я вместо этого.
Киаран изучает меня долго и неторопливо.
— Разве не все мы этого хотим?
Внезапно мое тело прошивает разряд электричества. Все происходит так быстро, что мои колени подгибаются, я спотыкаюсь.
— Кэм?
— Что это?
Мне не больно, но ощущение не из самых приятных. Оно проникает в меня, чуждое и нежеланное. Моя кожа покрывается мурашками, и я борюсь с желанием почесаться. Оно под моей кожей и не стихает.
— Разве ты не чувствуешь?
Киаран только качает головой.
— На что это похоже?
— Что-то электрическое. — Я снова дрожу. — Это раздражает. Словно кожа пытается с меня слезть.
Киаран хватает меня за руку и тянет вперед.
— Это значит, что мы уже близко.
По мере того как мы шагаем, ощущение становится сильнее, но одновременно — терпимее. Я чувствую, как собственная кровь пульсирует в теле, подталкивая меня двигаться быстрее. Я на миг закрываю глаза и позволяю ощущениям вести меня. Перепрыгиваю через камень и бегу по густой траве, хотя почти ничего не вижу. Киаран бежит рядом со мной.
Ощущение становится более четким, электричество более мощным — словно магнит тянет меня к себе. Я сворачиваю на очередную каменистую дорожку и понимаю, что мы направляемся к руинам часовни Святого Антония.
Я бегу к северной стене, где раньше находился вход в часовню. Энергия покидает мои ноги за шаг до порога, и я падаю на колени в грязь.
А потом копаю. Пальцами и ладонями. Я понятия не имею, какого черта делаю, просто отчаянно взрыхляю землю, дыша так, что горло начинает болеть. Я рою и рою, пока ногти не начинают кровоточить, а грязь не облепливает руки. Откуда-то я знаю, что мое тело не прекратит содрогаться, пока я не найду устройство. Я должна его найти! Оно жужжит в моих ушах, а глухое тиканье заставляет меня копать с еще бóльшим рвением. Я должна его найти. Я не могу сейчас останавливаться!
