Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы
Я вздыхаю. Ей-ей, если Томми и дальше будет так морализаторствовать — сделаю его главой над всеми святошами страны. Пусть проповедует.
— Я все равно не чувствую себя виноватым. Как хочешь, Томми, но это судьба. Чем он лучше или хуже другого парня? Я мог бы подсунуть записку кому угодно. Я выбрал его — да. И не без задней мысли.
— Какой же?
— Том, я наследник второй очереди. За Рудольфом наследовал Андрэ. Потом — дети Андрэ, если он их оставил. Если нет — то Руфина и ее дети. К счастью, у нее детей не было. У него пока тоже. Детей… не знаю. Наверное, у меня рука бы не поднялась их убивать. А вот Андрэ… Томми, а он уступил бы мне трон?
— Н-нет…
— Мне пришлось бы воевать за то, что принадлежит мне по праву. Ты хочешь для нашей страны междоусобиц?
— Нет. Но ведь обычно трон переходит от отца к сыну…
— Так, да не совсем. Мы же вместе изучали законы. Дед мог оставить трон матери, и он сделал бы это. Просто потому, что Рудольф со своей недальновидностью и сворой лизоблюдов рано или поздно угробит страну. Но Абигейль помешала деду поступить так, как лучше для Раденора. Это — хорошо?
— Н-нет…
— Вот и я так думаю. Я просто восстанавливаю справедливость и возвращаю себе свое. Это — мой трон. Моя страна. И я за них в ответе. Понадобится — я и сотню таких ничтожеств, как Андрэ, на фарш переработаю. Лишь бы в Раденоре все было хорошо и спокойно. Не было голода, войны, раздоров, распрей…
— Ты идешь к хорошей цели кривыми тропами. А не боишься ее замарать?
Я задумываюсь. И решительно качаю головой:
— Нет. Я верю, что смогу. Справлюсь. И я готов все отдать своей стране. А Андрэ и Рудольф искренне готовы все у нее взять. Это ведь вещи разные?
— Очень.
— Тогда закончим душеспасительную беседу? Учти, на небо я не рвусь, а в аду я как бы и свой…
— Чего б удивляться.
Я усмехаюсь — и мы продолжаем бдение у гроба. Я даже глаза потер и волосы взлохматил, так что герцог верит в мои душевные страдания. Или просто хочет верить?
— Ваше высочество! Мерзавец во всем признался!!!
— Ваша светлость? Так кто же покушался на моего несчастного брата?!
— Это подлые риолонцы!
О как! Ну, фантазия!
— Он во всем признался. Ему заплатил посол Риолона, чтобы негодяй убил вашего брата и сорвал помолвку, которая означала мир между двумя великими державами!
Я аж прослезился. Ну, герцог, ну, хват! Я в восхищении, иначе и не скажешь! У него в доме убили наследного принца, но виноваты соседи! И враги!
Уметь надо!
Но издеваться я не стал. Схватился за сердце:
— Риолонские шпионы?! Какой кошмар!
— Да, это ужасно! Ваше высочество, возможно, я провожу вас отдохнуть?
— Нет, что вы! Как можно! Три ночи я обязан бдеть над телом брата…
— Тогда, возможно, вы соблаговолите перекусить?
— Да, герцог, если вас не затруднит. И можете обращаться ко мне по имени — не на людях, конечно…
Разумеется, герцог заглатывает наживку так, что она у него сзади высовывается.
— Ваше… Алекс, это такая честь для меня!
Я вздыхаю.
— Ах, Андрэ… как же я скажу это дяде?..
Намек отлично доходит до адресата.
— Ва… Алекс, полагаю, в таком деле не лишним будет мой совет.
— Ваша светлость?
Ну и что вы мне посоветуете?
— Конечно, это ужасно, но ведь если мы предоставим вашему дядюшке голову истинного виновника…
— Да. Непременно!
— Я сегодня же напишу его величеству. И, разумеется, решу вопрос с послом Риолона.
Я делаю недоумевающее лицо, и мне растолковывают:
— Его величество, Микаэль Теваррский, разумеется, поможет нам и предоставит своему царственному собрату Рудольфу голову виновника…
Я задумчиво киваю.
Конечно! И поможет, и предоставит! Только вот пострадает от этого мой родной Раденор. Мы сцепимся — и всерьез — с Риолоном, а Теварр подберет остаточки. От обоих королевств.
Это надо обдумать и тщательно просчитать.
А пока я страдаю. Я утираю слезинку с лица и вздыхаю.
— Я полагаюсь на вас, герцог.
— Сделаю все возможное и невозможное, Алекс!
Пафоса в наших речах…
Ничего. Сойдет! Дядюшку весь континент считал придурком, которого на турнире булавой огрели. Вот и меня пусть туда же запишут.
Враги должны считать тебя слабее. Тогда их легче убить.
* * *Наконец герцог уходит — и Томми приносит мне поднос с едой, который мы и делим на двоих. Ни яда, ни снотворного — отлично!
— Что делать будем?
Я глубоко вздыхаю.
— Молиться, Томми. Молиться.
Молитвы я знаю в совершенстве. Врага надо знать в лицо и бить его же оружием, а потому — от и до! До последнего Слова, до последней запятой — я ведь и в храм ходить могу!
И я молюсь почти до полуночи. А потом приказываю Томми принести мне теплый плащ.
Точнее, зову слугу, а уж он зовет Тома, который приходит сонный, также в теплом плаще — мы мерзнем. И он, и я… Слугу я отпускаю, а Том через пять минут выходит обратно. Как и вошел, в темном плаще и шляпе, из-под которой виднеются темные волосы. Откуда?
Парик! Чего уж проще!
А другой человек, в плаще принца, продолжает молиться перед алтарем.
Надеюсь, соглядатаев мне удалось обмануть. Вряд ли герцог ждет от меня серьезной подлости. Он слишком расслабился, поверил в мою глупость… А мне того и надо!
А еще мне надо в темницы.
Где-то там сейчас подыхает человек, который освободил мне путь к трону. Надо сказать ему большое полудемонское спасибо!
* * *Он не просто подыхает, он висит на дыбе — и его даже не думают пытать. Ожоги, раны — полный набор присутствует, но палача радом нет. Оно и правильно — к чему?
Я, недолго думая, снимаю убийцу с дыбы и взваливаю на спину. От боли тот стонет и вроде как приходит в себя, но я опять нажимаю точку у него на шее.
Поспи пока. А то начнешь дергаться не вовремя — всю картину мне испортишь! Легко ли вынести человека из темницы?
Ну, полудемону несложно. К тому же я без всякого гуманизма убиваю всех, кто встретился на пути. Просто иду — и убиваю. Опять-таки не угрызаясь совестью. А должен?
Самая паскудная порода людей — это палачи. Чего их жалеть? Даже тип у меня на плече вызывает больше уважения, он все-таки не издевается над беззащитными. Кого попало на принца не натравят, это должен быть мастер-убийца.
Сгружаю я злодея там, где никто искать не будет — в покоях Андрэ. На скорую руку вправляю выбитые суставы и от души поливаю водой из кувшина с цветами. Тот кашляет, заходится в спазмах, но все-таки приходит в себя:
— Ах-х-х… Ублюдки! Чтоб вы сдохли!!!
— Уже сдохли, — замечаю я. Его взгляд фокусируется на мне — и глаза у мужчины буквально лезут из орбит.
