Алиса Ардова - Мое проклятие
А я… задержалась.
Повернулась к къору.
Тот стоял, огромный, величественный, прекрасный — воплощение силы и мощи заключенной в нем стихии — и снова, как при нашей первой встрече, смотрел прямо на меня умными, завораживающими своим внутренним огнем глазами. Мягко, чуть устало, с затаенной грустью.
— Тайо! — позвала тихонько.
Уши жеребца поднялись торчком. Он горделиво вскинул голову, тряхнул дымно-пепельной гривой и на миг замер, раздувая ноздри, к чему-то настороженно прислушиваясь. Затем, будто очнувшись, плавной волной, ступая по-кошачьи неслышно, не двинулся — поплыл в мою сторону.
Протянула вперед руку и через минуту почувствовала, как нежные, упругие губы легко уткнулись в раскрытую ладонь. Ласково погладила трепетный бархатный храп, массивную шею, такую раскаленную, жесткую на вид, а на самом деле теплую и шелковистую. Запуталась пальцами в невесомой густой гриве, заглянула в сияющие живые глаза и поняла, что влюбилась.
— Я буду ждать встречи, Тайо, — шепнула, и черное атласное ухо дрогнуло.
Къор коротко выдохнул, окутав руку темным облаком, словно скрепляя заключенный между нами договор, потом отступил и багровой молнией метнулся ввысь, чтобы через несколько мгновений раствориться в безоблачном голубом небе.
Развернулась, торопясь поскорее догнать покинувшего площадку мужчину, и буквально врезалась в сиятельного. Оказывается, Савард не только никуда не ушел, он вернулся назад и все это время стоял в шаге за спиной.
— А меня ты тоже будешь ждать?
Замерла, уткнувшись носом в широкую грудь. Не зная, что ответить на вопрос, заданный вкрадчивым, чуть насмешливым голосом.
— Молчишь?
Ну да, опять молчала, стараясь не замечать, не поддаваться горечи, пропитавшей короткое слово. Не готова пока была распахнуть навстречу сиятельному ни сердце свое, ни душу. Совсем не готова.
— Посмотри на меня!
Послушно подняла голову. Навстречу черному пламени, забившемуся в темнеющих глазах, стоило лишь встретиться с Савардом взглядом.
— Кэти!
Чужое лицо оказалось вдруг так близко, казалось: короткий вздох — его губы дрогнут, накрывая мои, чувственно, сладко, и я захлебнусь упоительным поцелуем. Но мужчина почему-то медлил, судорожно дыша, замерев в мгновении от желанной цели. Прижала руки к его груди, стараясь незаметно отстраниться, и будто провалилась, утонула во внезапно нахлынувших острых ощущениях.
Прикосновение кожи, невероятно горячей, упоительно гладкой. Ни с чем не сравнимый терпкий, смолисто-горький аромат, кружащий голову, возбуждающе-сладостный. Блеск густых непокорных волос, по которым вдруг так нестерпимо захотелось провести рукой. Как и по прямому носу, чувственным губам, четко очерченным скулам и той самой, трогательной ямочке на волевом подбородке.
Кровь прилила к щекам, зашумела в ушах. Стало слышно, как бьется сердце. Мое? Его? Какая разница. Я потерялась в этом быстром стуке. В жаре тела, близости губ, рваном влажном дыхании.
Опустила ресницы, чтобы не смотреть, уйти от искрящегося между нами напряжения.
Тонкой паутиной окутало чуть слышное:
— Это безумие. Безумие, сладкое, как яд джвара.
Зачем я закрыла глаза? Так все ощущалось еще острее. Но сил поднять веки уже не было.
Миг, что бывает дольше вечности, — и я, не выдержав, сама потянулась навстречу, одним вдохом впитывая вкус его губ. Медленное, тягучее движение — как узнавание, как вызов и приговор.
Застонала, когда Савард углубил поцелуй, и его язык отыскал мой, нежно оплетая, поглаживая. Все еще дразня, но уже лишая рассудка. Сильные пальцы сжали волосы, притягивая так близко, будто сиятельный хотел слиться со мной воедино. В движениях губ больше не было сдержанности и нежности. Они уже не искушали — требовали, настойчиво и страстно, раскрывая истинные желания мужчины. Жадно, стремительно завоевывали, поглощали, и я… Я сдалась.
В какой-то момент вдруг поняла, что отвечаю с не меньшим жаром. Выгибаюсь, тянусь к терпкому рту, чтобы выпить до капли каждую ласку, льну к сильным рукам, лихорадочно гладящим спину через ткань платья.
Мелькнуло паническое: «Надо остановиться, пока не поздно, пока страсть еще не взяла верх над разумом, поглотив меня без остатка». И, точно услышав эти мысли, сиятельный сам вдруг резко оборвал поцелуй. Оторвался, тяжело дыша. Хрипловато шепнул прямо в губы, которые еще ломило от возбуждения, от потребности в прикосновениях:
— Сладкая, какая же ты сладкая, Кэти.
Руки обняли, стиснули, прижали к твердой груди, не давая возможности пошевелиться, не то чтобы отстраниться. И мне оставалось лишь стоять неподвижно, слушая Саварда.
— Я знаю, ты не хочешь, не можешь хотеть меня, Кэти. Отвечаешь на поцелуй, только чтобы угодить желанию господина, как и положено правильно воспитанной наиде. Сегодня утром я видел твои настоящие чувства. Отстраненность, безразличие. Правильно, именно так должно быть, ведь с момента нашей последней ночи не прошло и нескольких суток. Оживление, удовольствие от прогулки — всего-навсего результат действия очередного снадобья Гарарда… — Недолгое молчание, и снова тяжелые, невыносимо тяжелые слова: — Мне это было известно с самого начала, но так хотелось обмануться. Хоть на миг поверить, что ты испытываешь то же, что и я. Сгораешь в таком же огне. Мучаешься той же нестерпимой жаждой. Я играл сам с собою. И проиграл. Сейчас, целуя тебя, вдруг понял: еще мгновение — и не смогу остановиться. Просто возьму здесь, сейчас. И будет все равно. Что не хочешь меня. Что прикасаться к тебе сегодня недопустимо. Что это может причинить вред, даже убить. Подобное поведение с моей стороны неприемлемо. Я зря поддался желанию увидеть тебя и возвратился сюда прошлой ночью.
Отпустил, отвернулся, сжал кулаки.
— Тебя проводят, Катэль.
И не глядя больше в мою сторону, направился к выходу.
— Дине, Ниор, — раздалось уже за дверью, — сопроводите сирру Кателлину в ее покои.
* * *Сиятельного в этот день я больше не видела.
После того как привела себя в порядок и переоделась, спросила вскользь у Ниды, почтит ли саэр меня вниманием за обедом, и получила ответ: «Господин по возвращении с прогулки отбыл в столицу». Честно говоря, обрадовалась услышанному.
Кариффа тоже не объявилась. То ли занята была, то ли, что вероятнее, избегала встреч, предчувствуя неизбежное выяснение отношений и не желая его. Я уже успела убедиться: чутье на неприятности и осторожность у старухи — просто звериные.
Поздний обед.
Мягкий диван в гостиной и пестрые картинки сфер, что мелькали перед глазами, никак не желая сегодня откладываться в памяти.
