Не надо, папа! (СИ) - Тукана Эпсилон
С высоты площадки у дверей с завитушкой клана Узумаки открывался отличный вид на Коноху. Белые стены домов окрасились оранжевым светом заходящего солнца; на каменные лица Хокаге легла тень. Сарада зябко растерла голые руки и плечи — с сумерками на деревню опустилась вечерняя прохлада.
Дверь распахнулась.
— Нээ-чан!
Наруто перевесился через порог, придерживаясь за дверную раму, и с интересом разглядывая ее.
— У тебя хвосты, — объявил он.
— Не стой босой на пороге, проходи.
Сарада развернула его за плечи к себе спиной и протолкнула в квартиру. Наруто выдирался и все пытался обернуться.
— Нет, ты, дай посмотрю, даттэбайо!
Она присела разуться, а Наруто все скакал вокруг и подхватывал ее короткие худые хвостики. За последний год волосы отросли. Сараде нравилась ее прошлая прическа, но вернуться к прежнему стилю все не доходили руки, и волосы пришлось собирать, чтобы не мешали.
— Какие мягкие…
— На-аруто!
Его прикосновения были приятными, но щекотными.
— А почему два? Почему не один?
— Потому что, когда я с одним, меня все сравнивают с Итачи, — хмуро ответила Сарада.
На самом деле ей было приятно такое сравнение. Но они с дядей по легенде не были кровными родственниками, и внешняя схожесть выглядела подозрительно.
— Старший брат Саске?
— Ну да. Ты что, никогда не видел его?
— Не-а.
Сарада с удовлетворением отметила, что в квартирке чисто. Наруто знал, кто придет к нему в гости.
«Зачем папу задержали? — подумала она. — Такого раньше не было».
Смутная тревога зародилась в сердце, но Наруто разбил ее своим воплем:
— У меня закончился суп!
— Это намек?
— Да, ттэбайо!
И то, что я устала на тренировке, тебя, конечно же, не интересует.
— Ладно, — сдалась Сарада и тут же засомневалась. — Но есть ли у тебя продукты?
Наруто довольно распахнул холодильник.
— Э-э. Ты подготовился.
Спустя десять минут на плите кипела вода. Сарада ровными кубиками нарезала овощи.
— Это.
Наруто требовательно выложил на стол картофелину.
— Нет.
Он нахмурился и спрятал ее обратно в холодильник.
— Это.
Сарада устало обернулась.
— Нет!
— Почему?! Я хочу у себя в супе эту штуку, даттэбайо!
— Оно не сочетается.
— Ты скучная, — пробубнил Наруто.
Сарады перестала резать и замерла.
— Правда? — спросила она с угрозой, чуть обернувшись.
— Н-нет, — заикаясь выдавил Нанадайме, при виде недобро блеснувших в свете лампы очков. — Я случайно.
Сарада, прищурившись, сверлила его взглядом несколько секунд.
— Будем считать, что мне показалось, — она пожала плечами и продолжила нарезать овощи, с неудовольствием отмечая, что ее голос все-таки звучит чертовски занудно.
Наруто вел себя тихо и больше не приставал с сомнительными предложениями. В тишине Сарада незаметно погрузилась в размышления. Она думала о своей жизни, о своем будущем и о том…
— Наруто… — в голосе уже не было угрозы, только волнение. — Скажи, ты помнишь мою просьбу? Про Сакуру.
Сарада обернулась. Взгляд мальчишки был непривычно тверд.
— Конечно, — заявил он решительно и… оскорбленно? — Я будущий Хокаге. Или ты во мне сомневаешься?
Сараде вдруг стало очень стыдно. Не уточнить было бы непростительной халатностью ценою в жизнь. Но она правда сомневалась. Все-таки перед ней был ребенок со своими тревогами и мыслями и жутко рассеянный. Даже если он когда-нибудь станет Хокаге, как знать, когда в нем проснется ответственность достаточная, чтобы без колебаний доверить ему свою жизнь и жизни своих близких.
Сарада отвернулась.
Уже проснулась.
— Прости, — сказала она тихо. — Я хотела убедиться. Для меня это важно.
****
Родной дом, знакомая прихожая… Итачи прошел по коридору, не разуваясь, и приоткрыл дверь в комнату, за которой отдаленно мерцали два очага чакры. Родители сидели на полу, спиной к нему.
— Ты все-таки выбрал деревню, — сказал отец, не оборачиваясь.
В его голосе не было ненависти. Неужели родители все поняли?
Итачи с каждым годом все больше отдалялся от отца, и лишь после действия Котоамацуками родитель стал пытаться восстановить с ним прежние отношения. Но Итачи не принял его. Он был уверен, что это не мысли отца, а последствия техники Шисуи. Что толку говорить с человеком, которого перепрограммировали высшим гендзюцу?
Однако сейчас сознание вдруг прострелила внезапная мысль: что, если дело было не в гендзюцу? Что, если Котоамацуками дало лишь крохотный толчок, а все мысли и чувства принадлежали самому отцу и никак не были навязаны?
Почему я не понял этого раньше?
— Папа… — выдохнул Итачи.
И удивился. Слово сорвалось с языка само. Он уже и забыл, что когда-то звал этого мужчину «папой». Это было очень давно. Тогда его душа еще была полна света и надежд. Он не знал о ненависти клана, о конфликте с деревней, не знал, что такое одиночество, уныние, разочарование. Он просто любил свою семью и мечтал о мире. Тот наивный ребенок даже не подозревал, куда заведет его судьба и что спустя десять лет он будет стоять с мечом за спинами родителей.
— Мама…
— Мы все понимаем, Итачи, — нежно сказала мама.
Итачи долго готовил себя морально и думал, что не станет ни о чем сожалеть, когда все закончится. Заходя в отчий дом, он ожидал паники, испуганных глаз матери, драки с отцом, но только не этого: не спокойных родителей, которые готовились принять смерть от собственного сына.
Они понимали.
— Пообещай мне, — твердо произнес отец, — что ты позаботишься о Саске.
Чувства, застывшие в сердце после убийства Изуми, начали оттаивать. Ранящая душу теплая боль затопила грудь, и ее невозможно было остановить, загнать обратно. Она поднялась выше, стиснула горло и хлынула из глаз слезами.
— Обязательно… — выдавил Итачи, не в силах сдерживать рыдания.
Слезы стекали по щекам, по подбородку, капали на рукоять меча. Их было так много, будто они копились все двенадцать лет, пока Итачи не давал им воли и не позволял показаться наружу. Он впервые плакал в присутствии других.
— Не бойся, — сказал отец. — Это путь, который ты выбрал сам.
— Папа… Если бы все это было не сейчас… Год назад. Когда ты еще был лидером и хотел революции. Ты бы сказал так же?
Отец молчал. А, помолчав, произнес:
— Да. Я бы не стал с тобой биться. Ты же мой сын.
Тело Итачи сотрясали беззвучные рыдания. Если бы отец выступил против него, на защиту своего сына встала бы мать. Никто из них не хотел этого.
— Не сомневайся, раз решился. Наша боль — ничто по сравнению с твоей, она закончится мгновенно.
Итачи сжимал влажную от слез рукоять меча.
— Я слишком поспешил, — сказал отец. — Мне стоило больше доверять тебе. Ты мог стать первым Хокаге из клана Учиха, прорваться сквозь предубеждение деревенских. Ты всегда шел своим путем. Я хотел устроить твое будущее, а вышло, что взял и разрушил его. Прости меня, если сможешь.
— Папа… — с мукой выдавил Итачи.
Его голос дрожал.
— Сейчас уже слишком поздно. Но, как бы там ни было… Я горжусь тобой.
Итачи давно мечтал услышать эти слова, но никак не при таких обстоятельствах, а при свете дня, надевая шляпу Хокаге на глазах у жителей деревни.
Мечта, которая никогда не станет реальностью.
Время было на исходе. Саске должен был вот-вот вернуться.
Итачи вонзил меч в спину матери, но кольнуло почему-то его собственное сердце, будто он убивал сам себя. Захлебнувшись вздохом, мама завалилась на пол.
— Ты всегда был очень ласковым ребенком, — тихо сказал Фугаку.
Итачи погрузил меч в спину отца и навалился на него всем телом. Сквозь металл оружия передавалась вибрация от раненого сердца, которое било свои последние удары и останавливалось.
В коридоре послышались шаги. Слишком рано. Он еще не успел ни опомниться, ни собраться с мыслями, ни вытереть слезы. Да их и бесполезно было вытирать, они все еще струились по щекам. Даже отец еще жив. Рано, слишком-слишком рано!