Крис Уэнрайт - Ледяной страж
Продолговатый белый предмет, неразличимый с такого расстояния, вылетел из пасти и, вращаясь в воздухе, упал в снег. Варвар поднялся на ноги и, заметив место падения, побежал туда. Когда он приблизился, увидел, что на снегу лежит тело Гермии.
Конан наклонился к ней, но услышал только предсмертный шепот колдуньи:
— Напрасно…
Еще мгновение она была неподвижна, потом черты ее лица исказились, все тело стало съеживаться, изменять очертания, и перед глазами изумленного киммерийца осталась только кучка красноватого пепла. Она быстро растворялась в слегка подтаявшем снегу, пока не исчезла совсем, и только бурое пятно напоминало о существовании черноволосой колдуньи.
— Что ж, — рассудил Конан, постояв еще некоторое время, — надо рассчитывать свои силы, иначе. — Он не договорил и повернулся к каменному лицу.
Взгляд его застыл на горе, которая, казалось, как стояла тут вечно, так и будет стоять, словно ничего не произошло.
Гигантская голова исчезла, дым рассеялся, и только коричневато-красный монолит торчал посреди белой бесконечной равнины.
Варвар огляделся по сторонам. В нескольких шагах от него бились в конвульсиях олени из упряжки Гермии, а чуть поодаль варвар заметил и своих оленей, которые все еще неподвижно стояли в очерченном колдуньей круге.
Ее магия еще действовала, несмотря на то, что самой Гермии уже не было в живых.
Пора было собираться в обратный путь. Варвар направился к бившимся оленям и ударами кинжала прекратил страдания животных с переломанными ногами и свернутыми шеями.
Потом он разыскал сброшенные на бегу меховые одежды и с удовольствием натянул их на себя — холод уже давал о себе знать. Вытащить своих оленей из магического круга, и вновь запрячь их в сани, было нелегким, но уже знакомым и почти привычным делом. Конан бросил последний взгляд на Красную гору и пустился в обратный путь.
Вечерело. Заблестели высоко в небе те же звезды, которые светили ему на его далекой родине. Он поплотнее закутался в теплые меха и неожиданно для себя запел услышанную в далеком детстве грустную песню:
И где бы ты ни был, всегда над тобой Огромное небо под нашей звездой. Свою Киммерию покинул, забыв, Но звезды увидев, услышишь призыв И, глянув на север, под блеском лучей, Знакомых и ярких, заплачешь о ней. Ты вспомнишь, ты вспомнишь родные края, И скажешь, и скажешь — прости, это я, Твой сын непокорный, брожу одинокий, Но край свой любимый я помню далекий…
Часть седьмая ПОБЕДЫ И ПОРАЖЕНИЯ
Глава первая
Спуск в долину был легким и приятным: по эту сторону кряжа было тепло, и не требовалась меховая одежда, которую варвар бросил на перевале. Птицы пели свои песни, зеленела молодая листва, а сочная трава вымахала ему почти до колена. Ничто не напоминало оставленную за горами бесконечную снежную равнину, продуваемую злым и колючим ветром.
«А если бы эта Гермия унесла чашу Гуйюка, — подумал Конан, — то и здесь, наверное, через два-три года стало бы так же холодно, как и там».
Эта приятная мысль добавила ему и уважения к собственной персоне. Еще бы, он предотвратил такие беды! Поэтому настроение у киммерийца было превосходным, и его не смутило появление всадниц у самого выхода в долину.
— Стой! — Размахивая копьями, к нему мчалось несколько амазонок, видимо удивленных прибытием с той стороны огромного варвара.
Конан остановился и ждал, пока они приблизятся.
— Кто ты такой? — строго спросила женщина, несколько опередившая остальных.
Она осадила своего коня, который храпел и нетерпеливо гарцевал, чуть не касаясь варвара грудью.
— Я друг твоей королевы Акилы, — ответил варвар, схватив коня под уздцы.
Конь, почувствовав стальную руку киммерийца, замер и только косил на него глазом, не решаясь даже мотнуть головой. Варвар ответил так не просто на всякий случай.
Он предполагал, что Акила за это время могла одержать победу над своей сестрицей. Подскакавшие к тому времени остальные женщины окружили киммерийца и направили на него копья.
— Откуда ты знаешь, что Акила вернулась? — осведомилась хмурая воительница.
— Послушай, красавица, — мягко начал варвар, которому уже надоел допрос, да и тон амазонки был ему не по душе, — я иду своей дорогой и в твои дела не лезу. Для вас будет лучше, если и вы поедете своим путем.
Воительница несколько оторопела. В ее стране за подобные слова любой мог сразу поплатиться жизнью, но такого человека она видела впервые. Конан был чуть не вдвое крупнее любого представителя туземных племен, а огонь, полыхавший в его глазах цвета сапфира, взывал к осмотрительности каждого, кто осмеливался на разговор с ним.
Внушительная фигура и мощные мускулы, перекатывающиеся под смуглой кожей при самом легком движении его тела, произвели должное впечатление на воительниц, не уважавших ничего, кроме своих обычаев и физической силы.
— Ты пойдешь с нами к командиру, — произнесла женщина, но уже без прежней надменности. — И она решит, что с тобой делать.
— Ха-ха-xa! — засмеялся варвар. — Зачем? Я ведь и так знаю, что она скажет. Она разрешит тебе и им, — кивнул он на остальных воительниц, которые смотрели на него с обычными презрением и ненавистью, — а тебе в первую очередь, — повторил варвар, подмигивая ей, — переспать со мной. Но лучше будет, — он опять захохотал, — если мы займемся этим прямо сейчас, не дожидаясь ее разрешения. Идет? — Он свободной рукой погладил ногу амазонки и легонько ущипнул за нежную выпуклость живота чуть ниже пупка.
Женщина вскрикнула от неожиданности, конь под ней дернулся, но поскольку его голова была в руках варвара, словно в железных тисках, то он подбросил крупом, отчего воительница чуть не свалилась с седла.
— Не торопись, даже если согласна, — усмехнулся Конан, поддерживая ее за талию, — всему свое время.
— Пусти! — попыталась вырваться амазонка, вспыхнув то ли от гнева, то ли от возникшего против ее воли желания.
Конан со вздохом притворного сожаления позволил ей выпрямиться. Она возмущенно повела плечами и замерла в нерешительности, не зная, как поступить дальше. Ее подчиненные смотрели, потрясенные нахальством чужеземца, но не решались ничего предпринять без команды.
— Я вижу, девочки, — потешался киммериец, — что мы приходим к согласию. Осталось бросить жребий, кто из вас будет второй. — И опять громогласный хохот потряс поляну.
