Урсула Ле Гуин - Пересадка
Сами же зуехе — люди слишком воспитанные и сдержанные, чтобы запретить кому-то входить в их мир. Кроме того, они чудовищно рассеянны. Даже их язык настолько нежен и расплывчат, что более всего напоминает облако. Глаголы в нем вообще не имеют изъявительного наклонения, не говоря уж о повелительном. Зуехе используют только сослагательное наклонение. У них есть тысяча способов для выражения понятий «возможно», «вероятно», «наверное», «впрочем», «если», но слов «да» или «нет» они практически не употребляют.
Так что для начала Агентство построило в этом мире не гостиницу, а сеть, огромную крепкую нейлоновую сеть, в которую попадается любой, кто окажется здесь пусть даже чисто случайно. Его тут же обрызгают жидкостью для уничтожения паразитов (точно паршивую овцу) и вручат брошюру, где на 442 языках содержится недвусмысленное предупреждение о крайней нежелательности посещения данного мира. Ну, а затем его прямиком отошлют обратно, в его родной мир, куда более прочный и куда менее заманчивый, где он, однако, наверняка не окажется вниз головой.
Я побывала только в одном мире, который, по-моему, действительно не стоит посещать никому. Во всяком случае, я наверняка никогда больше туда не вернусь! Я, правда, не уверена, что этот мир так уж опасен. Не мне судить об опасности — об этом может судить только смелый человек. Ужасы и потрясения, для некоторых людей составляющие смысл жизни, лишают лично мою жизнь всякого смысла. Когда я чем-то напугана, пища напоминает мне опилки, секс с его уязвимостью и зависимостью от поведения тела вообще уходит на самый задний план, слова становятся бессмысленными, мысли — бессвязными, любовь парализована… Впрочем, подобная трусость, насколько я знаю, встречается нечасто. Многим пришлось бы повиснуть, вцепившись зубами в перетершуюся веревку, прикрепленную обычной канцелярской скрепкой к корзине воздушного шара, стремительно остывающего и летящего над Великим Каньоном, чтобы ощутить то, что ощущаю я, стоя на третьей ступеньке приставной лестницы и пытаясь насыпать просо в птичью кормушку. Между прочим, многие, кому удалось бы пережить только описанный мною полет над Великим Каньоном, пожалуй, назвали бы весь этот ужас «настоящим кайфом» и занялись бы скайдайвингом сразу же после того, как их раздробленные тазовые кости срастутся. Ну, а я всегда медленно спускаюсь по любой лестнице, крепко вцепившись в перила, и каждый раз клянусь себе, что никогда больше не поднимусь на высоту больше шести дюймов над землей.
Именно поэтому я и не летаю на самолетах чаще, чем это бывает АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМО. А когда попадаю в очередную ловушку в аэропорту, то не бросаюсь искать какие-то опасные миры, а наоборот, выискиваю самые мирные, самые скучные, самые обыденно-сложные, где я не могу испугаться до потери сознания. В лучшем случае, я готова на обыкновенный легкий испуг — то состояние, в котором трусы и пребывают большую часть времени.
Ожидая отложенной пересадки в аэропорту Денвера, я разговорилась с дружелюбной парой, которая только что побывала в мире Унни. Они сказали, что это «очень милое местечко», а поскольку люди это были немолодые, и у него на плече висела дорогая видеокамера со всякими электронными «прибамбасами», а она была в изящных брючках и в высшей степени элегантных белых босоножках на танкетке, какие, разумеется, не носят люди, склонные к авантюрам и приключениям, я подумала, что вряд ли они стали бы называть «милым» мир, грозящий какими-либо опасностями. Весьма глупо, конечно, было с моей стороны проявлять подобную доверчивость. Меня должно было бы насторожить уже то, что они не слишком щедро его расписывали.
— Там много чего происходит, — туманно заметил муж. — Но все очень похоже на наш мир, и ничего общего со всякими ЧУЖЕРОДНЫМИ мирами.
А жена прибавила:
— Просто попадаешь в страну из волшебной сказки! В точности, как в телефильмах!
Но меня даже и эти слова не насторожили!
— Погода там очень приятная, — продолжала жена.
— Переменчивая, правда, — прибавил муж.
Это ничего, подумала я. У меня был с собой плащ. До моего рейса в Мемфис оставалось еще полтора часа. И я отправилась в мир Унни.
Я зарегистрировалась в гостинице АПИМа. «Добро пожаловать, наши друзья из астрального мира!» было написано над стойкой администратора. Администратор, бледная, грузная, рыжеволосая женщина, выдала мне трансломат и туристическую карту-схему, а потом указала на большой плакат «ИСПЫТАЙТЕ НАШУ ВИРТУАЛЬНУЮ РЕАЛЬНОСТЬ! В МИРЕ УННИ ОНА МЕНЯЕТСЯ КАЖДЫЙ ИЗ! МИТ!»
— Вы непременно должны это попробовать, — сказала мне она.
Вообще-то я избегаю «виртуальных экспериментов»; запись всегда сделана при погоде, значительно лучшей, чем сегодня, так что во всем, что вам предстоит увидеть, пропадает ощущение новизны, но никакой реальной информации вы при этом не получаете. Но тут ко мне с самым дружелюбным видом подошли два бледных грузных клерка и так решительно подвели меня к кубу виртуальной реальности, он же «куб ВР», что у меня не хватило мужества протестовать. Они помогли мне засунуть голову в шлем, застегнули на мне массу привязных ремней, а на ноги и на руки мне надели длинные носки и перчатки. Потом мне пришлось по крайней мере четверть часа просидеть в этом дурацком кубе, ожидая, когда же начнется шоу, и с трудом подавляя приступы клаустрофобии. Я следила за разноцветными пятнами, мелькавшими у меня под зажмуренными веками, и пыталась представить себе, чему все-таки равен этот загадочный «из! мит». Или единственное число будет «из! м»? Или, может, множественное число обозначается префиксом, и тогда форма единственного числа — «з. 'мит»? Со мной ровным счетом ничего не происходило, грамматические догадки перестали меня развлекать, и я сказала: хватит, черт с ним! Я вылезла из «куба ВР», с видом несколько виноватого безразличия прошествовала мимо клерков и вышла из здания на просторное крыльцо, окаймленное кустами в больших горшках. Эти кусты в горшках всегда одни и те же у входа в любую гостиницу в любом из миров.
Заглянув в карту-путеводитель, я решила посетить Музей Искусств, обозначенный тремя звездочками. День был холодный и солнечный. Город, построенный в основном из серого камня, со своими красными черепичными крышами выглядел старинным, благопристойным и процветающим. Люди спешили по своим делам, не обращая на меня никакого внимания. Местные жители почти все довольно плотного телосложения, белокожие и рыжеволосые, и все носят пальто, длинные юбки и башмаки на толстой подошве.
Я отыскала Музей Искусств, окруженный маленьким парком, и зашла туда. На картинах были изображены в основном крупные белокожие рыжеволосые женщины, совершенно обнаженные, но некоторые почему-то в башмаках. Нарисованы они были хорошо, но никаких особых чувств у меня не пробуждали, так что я уже направлялась к выходу, когда неожиданно оказалась втянутой в дискуссию. Двое людей — оба мужчины, как мне показалось, хотя они тоже были в пальто, длинных юбках и тяжелых башмаках, — стояли и спорили возле одного из полотен. На картине пышнотелая рыжеволосая женщина, нагая, но все в тех же грубых башмаках, возлежала на цветастой кушетке. Вдруг один из споривших мужчин повернулся ко мне и сказал прямо в мой трансломат:
