Джоэл Розенберг - Серебряная корона
Пока юноша бормотал слова заклинания, Уолтер смотрел на свой амулет, хотя и не ждал, что он вспыхнет.
Однако он вспыхнул. Причина тревоги была ясна; Уолтер снял его с шеи и засунул в задний карман черных штанов.
– Она… в покоях на втором этаже замка, как раз против караульни. Бералин… не спит, она раздражена шумом, который подняли стражники. В передней комнате – служанка, но баронесса уверена, что та уснула.
Уолтер повернулся к Фурнаэлю.
– Ты знаешь, где эти покои?
Фурнаэль кивнул; лицо его было мрачно.
– Да. Что вы собираетесь сделать со стражей? Даже если то, в чем Карл Куллинан обвиняет князя Пирондэля, правда, их винить не в чем. Это было бы…
– Их кровь мне не нужна. – Ты сказал «князь Пирондэль », барон? Ты больше не зовешь его «своим князем»? Отлично. Похоже, чем дальше, тем больше Фурнаэль настроен согласиться с выдвинутыми Карлом обвинениями. – Кроме того, они необходимы для исполнения плана – я не могу убить их. Доверяй мне – хоть немного. – Уолтер кивнул Ахире и Энраду. – Пошли.
После всех сложностей с преодолением стен проникнуть в главную башню оказалось легче легкого. Дождавшись в тени, пока никого вокруг не будет, они просто вошли под арку главного входа и тихонько двинулись вверх темной лестницей.
Уолтер держал наготове ножи: хоть он и не стремился проливать кровь, если их засекут – кровь прольется немедля.
А если чья-то кровь и прольется – то уж наверняка не моя. В конце концов, это лишь справедливо: во вселенной миллионы и миллионы людей, у которых миллионы и миллионы галлонов крови; а у Уолтера Словотского – лишь его несчастные пара галлонов, и каждой капле из них он может найти куда лучшее применение.
В башне стояла тишина. Вот вам и преимущество работы ночью: пока вы не наткнетесь на кого-нибудь, кто сможет поднять тревогу и разбудить солдат в казармах, все, о чем вам надо тревожиться, – это стражники на часах.
Второй этаж. Четверка прокралась в зал. Двери в покои Бералин были открыты, прихожая освещена тусклой масляной лампой. Помещение через зал было освещено куда ярче. Та самая караульня. Уолтер разобрал по крайней мере четыре голоса; солдат там могло оказаться и восемь.
Уолтер кивнул юному магу.
– Давай, Энрад, – прошептал он. И повернулся к гному: – Засеки время.
Гном хмыкнул:
– Волнуешься?
– Вот еще! С чего бы мне волноваться? Я абсолютно спокоен: ползаю по стенам, пробираюсь в крепость, где казармы и полно солдат, а значит, стоит кому-то – кому угодно – поднять тревогу, и я мертвец, и считай, мне повезло, если мертвец. Так скажи – с чего бы мне волноваться?
– Будь я проклят, ежели знаю.
Энрад, стоя на коленях у двери, бормотал слова, которых невозможно было запомнить, которые таяли в ушах, как сахар на языке, оставляя по себе лишь туманную память.
Едва Энрад завершил заклинание, Ахира – с неожиданной для коротконогого гнома скоростью – ринулся в караульню.
Уолтер содрогнулся, ожидая звона стали о сталь или скрежета клинка по камню, которые непременно встревожат кого-нибудь, что вот-вот что-то произойдет, но…
Ничего.
Он завернул за угол. Ахира уже разоружил семерых солдат и теперь складывал их оружие в углу караульни. Заметив Уолтера, он быстро улыбнулся.
Ф-фу! Уолтер привалился к стене. С этими – все. Дальше…
Он поманил Энрада.
– Помоги гному связать их и привести в чувство. Теперь наш с Фурнаэлем черед.
Их звала темная арка входа в покои Бералин. Уолтер проскользнул внутрь, раскрыл торбу у пояса и вытащил несколько тряпиц.
Это оказалось даже слишком просто. Служанка спала под окном, звездный свет падал на кресло, где она, приоткрыв рот, разметалась в глубоком сне. Уолтер сделал из тряпки кляп и указал Фурнаэлю на дверь в глубине комнаты.
Тот прокрался в дверь и исчез в спальне Бералин.
Уолтер помял пальцами кляп, сделал его тугим, потом осторожно сунул в приокрытый служанкин рот. Ее глаза распахнулись; она набрала в грудь воздуху – закричать. Он ткнул ее в солнечное сплетение. Она обвисла, как куль.
Через пять секунд она не могла ни пошевелиться, ни издать ни звука, так хорошо Уолтер ее упаковал.
Джон Норман, съешь свое сердце, подумал он и тут же – на миг – пожалел об этом. Бедная девчонка сомлела от страха; не будь это необходимо – тому, что он сделал, не было бы прощения. Но даже и сейчас гордиться ему было нечем.
Разошлись драпировки, и из соседней комнаты с лампой в руке вышел Фурнаэль.
– Бералин одевается; она сейчас выйдет.
Одевается? Черт бы побрал всех баб! Дела такого сорта, как это, можно делать и в пижаме – или что там Бералин носит в постели?
– Отлично. Она догонит нас с Ахирой. – Словотский взвалил на плечо спеленутую служанку и вышел за дверь.
Его ждала лестница на третий этаж. Уолтер помедлил, собираясь с духом.
Ахира тронул его за плечо:
– Если понадобится помощь…
– Значит, мы уже мертвы. – Он пожал плечами. – Не знаю, что ты станешь делать, если услышишь наверху драку – но сделай это хорошо.
Он крадучись пополз вверх по лестнице к спальным покоям Пирондэля. Фурнаэль следовал вплотную за ним. Уолтер выглянул из тени. Перед дверями, в полном вооружении, с копьями в руках, стояли двое солдат. Глаза их поблекли, плечи ссутулились – но они были настороже.
Дьявол. Уолтер отшатнулся и взял метательный нож.
– Нет, – в самое ухо ему прошептал Фурнаэль, хватая его за плечо.
Спорить времени не было. Уолтер отпихнул барона и встал.
Боль взорвалась у него в голове; мир подернулся дымкой; он ощутил, как сильные пальцы вырывают из его руки нож.
Одна только сила воли не давала Словотскому соскользнуть во тьму.
Он слышал: Фурнаэль встал и идет через зал.
– Я – барон Жерр Фурнаэль, – ровно произнес он. – Разбудите князя Пирондэля и сообщите, что я прибыл для встречи с ним.
– Какого…
– Ступай, приятель.
Уолтер поднялся на ноги и выглянул из-за угла. Один из стражей скрылся в спальне. Другой, теперь вовсе не сонный, стоял между Фурнаэлем и дверью.
Дьявол тебя побери, барон. Одним мягким, плавным движением Уолтер поднял нож, шагнул в зал и метнул нож в стража.
Позже он сам не мог сказать, сделал ли он это умышленно, а только нож ударил солдата рукоятью меж глаз, и тот свалился, будто марионетка, которой перерезали нити.
Барон обернулся и взглянул на него. Если дела нельзя сделать, сообразуясь с честью, говорил этот бесстрастный взгляд, лучше его не делать вообще.
Как скажете, подумал Уолтер, решив, что, коль скоро они выберутся из этого живыми, познакомить барона с бейсбольной битой – и знакомить до тех пор, пока его благочестие не признает, что, выбравшись из всего этого живым, он все-таки прежде всего обрадовался.
